Медынское золото - Святослав Логинов

Через день чёрная башня была покинута, последние лесные ратники вышли из Нома, где по большому счёту было уже нечего взять. Война закончилась, войско начало собираться в обратный путь. Но прежде войскам, пешим и конным, была объявлена воля повелителя сущего, солнцеликого хана Катума, что в полдень у городских стен произойдёт казнь злого врага рода человеческого, гнусного чародея Хаусипура. Там же вожди племён будут подносить светозарному причитающуюся ему третью часть взятой добычи. О том, что лесным магам тоже была обещана доля, Катум позапамятовал.

Поглазеть на казнь собрались, кажется, все войска, подчинённые ханской воле. Вряд ли даже солнцеликий представлял, какая прорва людей собралась под его рукой. Но бунчуки в этот день подняли немногие. Знаками колдовской власти украсились только лесное войско и ставка хана. Прочие маги понимали, что их заслуги тут не много, и предпочитали держаться скромно.

Хаусипура вывели на специально сколоченный помост. Бронзовые доспехи с пленного императора давно были содраны и лежали среди других трофеев. Победители сорвали и исподнее из тонкого белёного полотна. Кажется, магу такая одежда и не нужна, но, видно, не слишком просто было колдовать, почти нацело закованным в бронзу, раз под доспехами Хаусипур носил женскую колдовскую одежду. Теперь император стоял совершенно голый, ни единая верёвка или цепь не опутывала его, но различающие магические сущности видели, что наманский чародей связан не верёвками, а необоримыми заклинаниями, наложенными разом всеми лесными магами. Двенадцатихвостый бунчук бросили наземь, и хан Катум самолично наступил на него сафьянным сапогом.

Сбылась мечта великого хана, он сокрушил империю и топчет её штандарт. Но ближнее окружение солнцеликого лучше понимало, что происходит. Хану достаются внешние почести, а главное лесные колдуны заберут себе. Вокруг помоста вздымаются девять дикарских бунчуков, и десятый, повитый белыми траурными лентами, тоже вынесен сегодня к людям. Пройдёт пара минут, девять колдунов взломают разум Хаусипура. Как ни будь могуч свергнутый император, противостоять девятерым он не сможет. Все его тайны, заклинания и магические приёмы, что помогли когда-то добиться власти и много лет её удерживать, достанутся девятерым, которые и сейчас стараются не выделяться из толпы соплеменников. Совершенно безвестными они быть не могут; Ризорха, Напаса и Устона знают ещё со времён островной ярмарки. При взгляде на Милона и Буруна тоже нетрудно угадать магов, но остальные четверо остались неразгаданными, а ведь после наманской войны вряд ли во всей степи найдутся чародеи, способные состязаться с ними на равных.

Ризорх подошёл к Хаусипуру, заглянул в глаза.

– Мы не любим мучить живых, но тебя надо убить так, чтобы ужаснулись не только те, кто увидит казнь, но и потомки их потомков. И если кто-то вызовет из посмертия твою тень, он не услышит ничего, кроме стонов и воплей. Это не месть, а всего лишь разумная предосторожность, чтобы такие, как ты, больше не рождались на земле. Никто из нас не возьмёт ни капли твоей нечистой силы, не захочет узнать ни единой из твоих грязных тайн. Ты просто сдохнешь, навсегда и бесследно.

Ризорх отшагнул в общий ряд, негромко сказал, обращаясь к товарищам:

– Освободите ему горло. Пусть все слышат, как он будет кричать.

Учёный номей, пленник, которому было поручено вести летопись, дабы сохранить в веках деяния хана, так написал в своём свитке:

«Вопли казнимого Хаусипура были слышны в самых дальних рядах войска. Жилы его лопнули, и кровь текла изо всех отверстий. Казнь продолжалась долго, и долго не смолкали крики».

Сотник Хисам был давно и хорошо знаком едва ли не всем в лесном отряде. И когда он появился не ко времени и потребовал встречи с Ризорхом, караульные потревожили старого колдуна и провели к нему сотника.

То, что рассказал Хисам, лишь внешне было новостью, но Ризорха ничуть не удивило.

Охрану белой юрты в очередь несли сотники ближнего тумена, и в этот день эту почётную обязанность, вместе с тремя другими сотниками, исполнял Хисам. Обычно никаких особых секретов в ставке великого хана не обсуждалось. Советники шептали что-то на ухо Катуму, хан громогласно отдавал распоряжения, которые тут же исполнялись. В этот раз всё начиналось как обычно, но, видимо, явившийся наушничать советник сообщил нечто такое, отчего хан поначалу пришёл в бешенство, но очень быстро скис и уже не кричал, как именно он истребит негодяев, вызвавших царственный гнев. Вслед за тем был спешно созван совет приближённых магов, и сведения, принесённые наушником, объявили всем.

Так сотник Хисам помимо своей воли оказался посвящён в страшную тайну, которая ещё два дня не должна была выходить за пределы ханского шатра.

Добыча последних дней была чудовищно, неподъёмно велика, никто из приближённых повелителя степей и помыслить не мог, что в руки победителей попадут такие сокровища. Разве что в древности, когда совместные усилия номеев и кочевых племён сокрушили кабашский каганат, в руки завоевателей попадали такие богатства. Но времена Кабаша давно прошли, вспоминать о них – всё равно что мечтать о веках медынских, что минули в столь древнюю эпоху, что иначе как сказочной и зваться не может. А в нынешние времена подобной добычи ни у кого не бывало.

Однако сколько ни награбь, а хочется ещё.

Среди всех рассказов о наманских богатствах особо выделялись байки об императорской сокровищнице, где золотые монеты лежат на полу таким слоем, что вошедший проваливается по колено. И хотя всякий, имевший дело с золотом, знает, что в россыпь монет не провалишься, сказкам верили.

Искали наманскую казну отчаянно и целеустремлённо. Золотой дом был едва ли не разобран по камешку, но ни в подвалах, ни в парадных помещениях не оказалось ничего, напоминающего сокровищницу. Тогда за поиски взялись маги. Были допрошены десятки уцелевших в резне слуг и царедворцев, и, наконец, нашёлся человек, который знал, куда подевались деньги. Оказывается, казна, как и личные сокровища Хаусипура, никогда не хранилась в Номе, но скрывалась в потайном месте далеко на западе. И месяц назад, в самый разгар войны, она была захвачена словно с неба упавшими лесовиками.

Гнев хана Катума был неописуем. Его обокрали! Сокровища, по праву принадлежащие солнцеликому, дикари бессовестно заграбастали, слова не сказав повелителю! А он ещё приказал, чтобы лесовикам продали коней, везти украденное в их чащобы. Возмущённый хан даже не вспомнил, что лесовики вовсе не подданные, и даже то, что они приносили ему, не является данью, а всего лишь дарами. Поначалу хан возжелал попросту отправить на плаху всех лесных магов, а заодно и ратников, а казну вернуть себе, как то и требует справедливость. Но потом вспомнил, с кем приходится иметь дело, и решил прежде выслушать совет ближайших чародеев. На этот раз предложения не шептались на ухо, а произносились вслух, достигая ушей Хисама.

– Завтра хан устроит большой пир в честь победы. Вас всех пригласят туда и во время пира убьют: зарежут гардианскими ножами. Ханские советники сказали, что наверняка знают шестерых ваших магов, но убивать гардианским оружием будут всех, кто вызывает хоть какие-то подозрения.

– Им не придётся пачкать гардианские ножи, – усмехнулся Ризорх. – Можно было бы пойти на званое угощение и проучить предателей, но наши люди устали от войны. Утром нас уже не будет здесь. Мы попросту уйдём домой, и, думаю, у Катума не хватит смелости остановить нас.

Утром, ещё до света, под покровом невидимости лесной отряд снялся с насиженного места и, выйдя на мощёный наманский тракт, направился в сторону гор к знакомому перевалу. Тяжело нагруженные телеги постукивали огромными колёсами по плотно уложенным каменным плитам. Тягловый скот был в третий уже раз сменён, в телеги запрягли жилистых наманских лошадей. Потом, когда закончатся бывшие владения империи, двигаться придётся по бездорожью. Там споро не побежишь, а тут можно и пошустрее. В ставке Катума скоро хватятся, что союзник исчез, и за это время нужно уйти подальше.

Вместе с пешими ратниками уходил и беглый сотник Хисам. Двух своих коней, одного под седлом, второго с тороками, вёл в поводу. В степи у Хисама никого не оставалось, а здесь была красавица Нашта, без которой степняк не представлял жизни.

Посланцы Катума догнали ушедших вечером, когда войско уже останавливалось на ночёвку. Отряд в две сотни сабель и бунчук одного из младших советников великого хана. Возле лагеря всадники спешились, советник и Ризорх вышли, встретившись ровно посредине между войсками. Поздоровались, как и полагается дружественным магам, обменялись обычными в таких случаях любезностями. И лишь потом посланник сдержанно произнёс:

– Великий хан удивлён вашим поспешным уходом.

– Когда мы подносили дары, – возразил Ризорх, – я говорил светозарному, что наше войско собирается в родные места. Лето скоро закончится, и, если распутица застанет нас в чужих краях, мы не сможем вернуться домой.