Контрольный выстрел - Эдуард Лимонов

В 1980 году, я — борющийся с нуждой писатель в Париже, Франция. Выходит моя первая книга по-французски. Меня ожидают все приятные романтические удовольствия покорения Парижа. И в последующие десять лет я буду с удовольствием исповедовать эстетику честолюбца, растиньяка, покорителя города, в котором мечтают жить миллионы, а живу я один. Похожий на декорацию старой оперы Моцарта, Париж захватывает. Мы каждый день любим друг друга, я и этот город. В добавление к эстетике истории в стиле. ЖЗЛ — гений приезжает(по-французски montrer a Paris, подняться в Париж, как в горы) в столицу мира. И завоёвывает её, появляется и обязательная в таких случаях женщина. Именно такая, как будто бы её сделали на заказ для этой истории. В 1982 году появляется Наташа — мой злой гений, оппонент, прекрасная и неверная возлюбленная. Она певица, и конечно, как же ещё иначе, устраивается на работу в самый романтичный в мире ресторан, в «Распутин». Происходят все события, которыми может быть расцвечена современная история высшей пробы. Мы дрались хуже и кровавей, чем Бодлер и его Жанн Дюваль, однажды она выкусила мне кусок руки, измены, любовь, трагизм, всё это венчается нападением на Наташу ресторане «Балалайка» рядом с Пантеоном, ей нанесены шесть чудовищных ран отвёрткой в лицо. Но достигшая чудовищных высот любви Ии ужаса история переживает самоё себя.

Я всё чаще убегаю от Парижа и Наташи в тем временем разбушевавшийся мир. Второй спокойный период в моей жизни заканчивается (первый был в 1964–1967 годах, ему посвящена книга "Молодой негодяй") оставив после себя красивую книжку "Укрощение тигра в Париже". Вначале я убегаю на международные литературные конференции: в вену, в Будапешт, в Белград, в Лос-Анджелес или Лондон, в какой-нибудь Антверпен. Я наработал себе литературную репутацию, моё имя начинают склонять среди лучших. Но меня неумолимо тянет прочь от литературного мира. Ещё в Соединённых Штатах я начал роман с радикальной политикой, об этом есть в "Дневнике Неудачника", я работал с "Социалистической Рабочей партией", заглядывал к анархистам. Во Франции меня приветила коммунистическая партия Франции. Я много пишу с 1982 года для журнала «Революсьён». Когда в 1986 году умирает Жан Жене это мне поручают написать некролог. В 1988 году «Юманите» хочет напечатать мою статью "Мазохизм, как государственная политика СССР при Горбачеве". Для принятия решения, печатать или нет, собирается всё политбюро. Решают — не печатать. Боятся обидеть русских. Я разочарован и начинаю сотрудничать с беспредельщиками из L' Idiot International и крайне правыми, близкими к Ле Пену, с "Choc du Mois". В те годы я одет в тёмно-синий старомодный костюм и цветную рубашку с синим галстуком. У меня роман с немецкой девочкой журналисткой и меня охотно публикую немецкие журналы.

С 1988, какое-то количество лет (1988 — начало конфликта в Нагорном Карабахе, в первой горячей точке Европы) сверхсовременным феноменом становятся многолюдные народные шествия и локальные войны, горячие точки. Слава Богу, я не просидел эти годы на заднице. Теперь целью моих поездок становятся сражающиеся молодые республики, а не старые города. Резко меняются пейзажи в основном это горы: это Балканы, это Кавказ, это Приднестровье. Я упорно исследовал войны и мятежи, карабкался по горам и долам, и попадал под обстрелы. Современность воняла гниющими трупами города Вуковара, извлечёнными из-под развалин. Призраки современности били перебитые осколками стволы уличных фонарей в Борово село. Горящее Сараево, мусульманские флаги с (?) в грязи, по ним идёт сербская пехота. Я пил эту современность и ел её, мне сносило башню от удовольствия лежать под обстрелом в мандариновой роще в Абхазии, идти по оголённому мосту через Днестр у Дубоссарской ГЭС, каждую секунду ожидая выстрела. Современным феноменом были многолюдные народные шествия в городах, снежинки стучащие о красные флаги, в Москве. Мои сонные собратья писатели не поняли и не почувствовали той современности. Потому что нет о том времени 1988–1993 красивых книг, с этим шелестом снежинок о красные флаги. А пока только придя, быстро уходила казалось только что были шествия под красными и любыми другими флагами протеста: 23 февраля и 17 марта 1992 года и 9 мая 1993 собрались полумиллионные массы в Москве. Только по незнанию тогда не была совершена революция. Рык народа на улицах заставлял трястись кремлёвские башни некрепкие тогда. 3 октября 1993 года был последним днём, когда народ массивно вышел на улицы Москвы, не менее 3000 тысяч человек прошли тогда по Москве т крымского вала до белого Дома и прорвали кольцо правительственных войск, окружавшее его. Российская революция продлилась, увы, лишь сутки. Ледяной ветер реакции снёс массы народные с улиц. Заговорили танковые орудия. "И товарищей расстреливали во дворах", как предсказывал я 1977 году в "Дневнике Неудачника". Народ испугался и исчез, разбрёлся по квартирам.

Мне кажется я один понял эстетику бунтов и народных демонстраций, услышал шорох снежинок о красные флаги, увидел некрасивые и родные народные лица, благородно разъярённые. В то время как мои коллеги-карлики от искусства вяло спорили о пост модернизме. Запах гари, мочи и трупов сожженные дома, рваные кроссовки солдат, передёргиваемые затворы, запах оружейного масла, корейское лицо подполковника Костенко, которого через неделю убьют свои, вскрытый как консервная банка БТР, это была современность. У Останкино я отполз из-под огня трассирующих синих и алых пулемётных очередей. Я был в бушлате французского военного моряка со споротыми красными лентами. В последующие годы я раздарил камуфлированное обмундирование нескольких республик, прекративших соё существование. Оставив себе лишь нарукавные нашивки… Гербы исчезнувших республик не поддержанных Россией.

Тем временем мир становился иным. В мире стал популярным конформизм, переименованный в «политкорректность» (российский «похуизм» — тоже форма политкорректности). Одновременно мир стихает, становится тихим. В мир приходит новое измерение — Интернет.

Компьютер и интернетовская виртуальная реальность — конечно же важный феномен современности. А с ними и очкастый пройдоха Билл Гейтс — бесформенный человек-мешок. Глобальная мировая бухгалтерия, глобальная мировая переписка, глобальные мировые воры, когда можно сидя в Калуге, украсть деньги в Бостоне, штат Массачусетс, или военные секреты пентагона — это Интернет. И столько неисчерпаемых возможностей для ленивых модников угробить время. "До Вас не дозвониться Пелагея Петровна…" "А мой опять в Интернете сидит" — гордо отвечает толстуха. В моём уголовном деле № 171 фигурируют дискеты, найденные в моей квартире. Содержимого этих дискет я никогда не видел (возможно мне кто-то присылал их, как редактору газеты) компьютера у меня никогда не было. Одна из дискет содержит целую книгу в 262 страницы "Действие в военное время". Кажется меня собираются обвинить в чтении этой книги. Распечатка её с дискеты занимает целый том уголовного дела, один из тридцати. Так что современность преследует меня, хочу я этого или нет. Посмотрим ещё, как я выпутаюсь из этой современности. В виртуальном мире вот можно выудить такую, в общем полезную книгу. Одновременно, виртуальный мир использует для распространения слухов, сплетен, для того чтобы задавать друг другу часто с противоположных точек земного шара вполне дебильные вопросы. В виртуальном мире обосновались как клопы в шкафу ленивые мальчики, девочки с козявками и жирные дяди любящие потрепаться, сидящие на (?).

Тихий мир, сонный как ночник экран, чуть шуршащая «мышь». Мир больного, больных. Обезжиренный и обезжизненный, где лишь пошуршивают каучуковые подошвы каучуковых тапочек медсестёр. Не-а, это не для меня.

С ноября 94 года я упорно делал газету и партию, учился тому, чего ранее никогда не делал — работать с людьми. И вновь шуршали снежинки о флаги, кричали юные глотки, ударяли об асфальт массивные башмаки. Вырабатывалась идеология, притирались друг к другу люди, пацаны ходили во главе со мной вначале на пикеты и демонстрации, потом на акции, потом пошли в тюрьмы и лагеря. Во главе со мной. И это есть современность ожоговая, кипяток, страшная, наглая, справедливая, современность реальности. Мои коллеги в испуге называли меня экстремистом, ходили на презентации и избегали современности. Нескольких моих ребят убили спецслужбы, в Риге двоим героям дали по 15 лет, обвинив в терроризме. В момент их приговора я уже сам сидел в следственном изоляторе ФСБ в екатерининской постройке крепости «Лефортово». Я современный человек.

Тем временем скончался от какой-то херни мой сверстник Джордж Харрисон. Весь в морщинах ещё притопывает на сцене Мик Джагер. Очень выцвел и слился с фоном мира когда-то экстравагантный английский мальчик Дэвид Боуи. Сидя на железной шконке я пришёл к выводу, что я много круче вышеперечисленных товарищей.