Индустриализация - Вадим Юрьевич Нестеров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну да, что греха таить – золото во все времена притягивало криминальный элемент почище всякого магнита, да и кто из нормальных завербуется в такие места даже за хорошие деньги? Вот и приходилось вчерашним студентам, едва выпорхнувшим из помнящих Пушкина стен Московской горной академии, со старта принимать руководство над отсидевшими мужиками «в десяти щелоках вареными», как тогда говорили тогда.
И приплюсуйте послереволюционную вольницу, «власть теперь наша, рабочая, что захотим, то и сделаем» - со всеми вытекающими последствиями.
Слово предоставляется свидетелю Виктору Селиховкину, на тот момент – управляющему прииском на Лене:
«Золото манило. Немудрено, что на Лену стремились уголовно-бандитские элементы. Преступники не останавливались перед прямым нападением на транспорт уже добытого золота.
В один из июльских вечеров в главном управлении шло заседание. Оно затянулось допоздна. Окна в зале были открыты. На улице шел мелкий, пронизывающий до костей дождь. Вдруг до нашего слуха донесся характерный треск недружного ружейного залпа, за ним последовали одиночные выстрелы. Все вскочили и выбежали на улицу.
По тракту со стороны Артемовского прииска послышался топот лошадей и из-за поворота вскачь вынеслась запряженная в кабриолет белая лошадь старшего контролера, а за ней парная упряжка с кучером и милиционером.
По шее одной из лошадей из сквозной раны широкой полосой стекала кровь. Через несколько минут лошадь пала. Остальные лошади тяжело дышали, вздувая бока. У контролера была прострелена рука.
Оказывается, когда кортеж с суточной добычей золота находился на полдороге к Надеждинскому, из кустов и леса, вплотную подходивших к дороге, раздался ружейный залп. Лошади рванули и понесли; депутат (выбранный представитель рабочих, обязательно присутствующий на съемке золота и его сдаче – чтобы трудовой коллектив не «кинули» - ВН) с кружкой золота выпал из тарантаса, задний конь встал на дыбы и понес обратно.
Нападение окончилось неудачей».
Или вот:
«Много усилий пришлось употребить, чтобы установить на приисках трудовую дисциплину. Особенно тяжко было со свежими людьми. Однажды, обходя шахту, я почувствовал присутствие дыма. Рабочие стали жаловаться, что дым мешает работать, разъедает глаза, что стволовой шахты, в которую поступает вентиляционная струя, зажег хмару — огромное железное ведро с горящим углем или дровами — и не хочет ее погасить.
Иду к шахте. Действительно, стволовой, родом мадьяр, из бывших военнопленных, жжет хмару. Спрашиваю, зачем он это делает, кто ему разрешил
— А тебе какое дело? Кто ты такой? Катись отсюда!
— Я — главный инженер. Сейчас же погасите хмару, жечь ее здесь нельзя.
— Если ты главный инженер, то иди и командуй своей женой, а ко мне не суйся.
Хулиганское поведение стволового меня взорвало. Я еще раз потребовал немедленно погасить хмару и пригрозил вызвать милицию. Услышав мою угрозу, стволовой пошел на меня с гребком, которым разравнивал породу в бадье. Я стоял, не отступая. Не знаю, чем бы кончилось дело, если бы рабочие и сопровождавший меня десятник не отняли у хулигана гребок.
Я приказал его уволить. Профсоюз опротестовал мое распоряжение, ссылаясь на несознательность рабочего, его иностранное происхождение и то, что он меня сначала не узнал. Я не согласился отменить распоряжение, хулигана по ходатайству союза устроили на прииске Надеждинском. Через несколько дней по какому-то пустяковому поводу он в драке убил ножом двух рабочих...».
Что касается условий труда, а также погодных условий, то вот вам небольшой рассказ об элементарной, казалось бы, вещи – перемещении руководства крупного предприятия с одного объекта на другой.
Селиховкин уже в Якутии, на Алдане. Он главный инженер треста «Алданзолото», одного из двух крупнейших золотодобывающих трестов страны. Вместе с управляющим трестом они едут с одного прииска на другой. На нынешние деньги это топ-менеджеры ведущего предприятия отрасли:
«В Синьском нас предупредили, что ямщик одного из станков, Осипов, проиграл в карты сено и, возможно, не захочет везти почту. Опасения оправдались.
Выехали на одной лошади и пяти парах оленей. Нас было пять человек: два ямщика-якута, — из них один комсомолец, — и три пассажира: управляющий трестом, я и возвращающийся с Колымы радист.
Рано утром старший ямщик пошел собирать оленей. Он вернулся ни с чем: олени разбежались.
Одну пару оленей привел комсомолец. В это время старший ямщик пошел поить лошадь. Он легонько свистнул. Конь, задрав хвост, рванул и понесся вперед. Якут с криком побежал за ним, как будто догонять. Но чем больше он кричал, тем быстрее бежала лошадь. Скоро оба скрылись в тайге.
Мы остались вчетвером с одной парой оленей, заброшенные среди леса, почти без продовольствия. До ближайшего станка — сорок пять километров.
Что делать?
Решили приладить к нартам, груженным почтой, лямки и ташить их на себе. За ночь выпал снег. Вытащили нарты—не идут. Пытаемся связаться по телеграфу с Незаметным. Радист изготовил из перочинного ножа ключ, нашел проволоку, включился в телеграфный провод Якутск— Незаметный и много часов подряд без устали передавал телеграмму:
— Бро-ше-ны ям-щи-ком. Спа-си-те.
Не помогло. Вот уже утро, а помощь не пришла.
Радист не отходит от провода и продолжав терпеливо посылать призывы о помощи:
— Эт-ко (Петр Августович Этко, руководитель треста «Алданзолото» - ВН) бро-шен ям-щи-ком. Спа-си-те.
Наступил вечер. Почти все продукты съедены. Впереди голодная и холодная смерть.
Вместе с ямщиком-комсомольцем Этко отправляется на паре оленей до следующего станка за помощью. Олени с трудом шли по засыпанной снегом дороге. На двадцатом километре один олень пристал. Его оставили отдыхать в тайге. Поехали на одном. Впереди оленя шел ямщик, за нартами тяжело плелся пассажир. Рано утром, измученные, они добрались до зимовья. Подняли переполох. Быстро собрали шесть пар лучших оленей, и молодой тунгус помчался нам на выручку.
Холодно в зимовье. Лежим, доходим, завернувшись в дохи и не хочется просыпаться. Все громче слышен колокольчик. Сон это или не сон? Крик: «Тохто!», дверь открывается.
С клубом морозного воздуха в зимовье вбегает молодой тунгус в оленьей куртке мехом наружу и красивых унтах.
— Собирайтесь, товарищи! Едем!»
Ну а насчет детей и того, что так боялся Копеин…
У Селиховкина и его жены (еще одна семейная пара, учившаяся в Московской горной академии) это случилось на Бодайбо, незадолго до сдачи Лены в концессию:
После изнурительной жары начались затяжные дожди. Вспыхнула эпидемия злокачественной дизентерии, которая косила не только детей, но и взрослых. Не уберегли детишек и мы. Заболел старший. Через несколько дней — второй. За ними свалилась
