Большой федеральный крест за заслуги. История розыска нацистских преступников и их сообщников - Бернт Энгельманн

— По мне, можно и так, — нетерпеливо перебил Хаузер, — называйте угодную вам сумму.

— Хорошо, — сказал Хартнел. — Кстати, кто, собственно, ваши кредиторы?

Хаузер осклабился:

— Вы же знаете этих людей лучше, чем я. Во всяком случае, я полагаю, что ваша нью-йоркская фирма не сомневается в том, что…

— Я хотел только уточнить, — перебил Хартнел, — что ни одно из скомпрометированных в этих документах яиц не будет иметь хоть какого-либо отношения к выплате мне денег, поскольку мы, мой клиент и я, не хотим ни в коем случае подпадать под подозрение…

— Понимаю! — сказал Хаузер. — Так вот, я заверяю вас, что ни Штраус, ни Риз, ни Шлейер, Тауберт, Веллемс, Миссбах, Цогльман или кто-либо еще из их немецких друзей не имеют ни малейшего отношения к нашей с вами сделке. Устраивает?

— Идет, — сказал Хартнел, — благодарю вас за это заявление, которое сейчас будет засвидетельствовано. — И Хартнел начал диктовать Кристе следующий текст:

— «Ко мне, адвокату Дональду Клейтону Хартнелу, в настоящее время находящемуся в Мюнхене, Федеративная Республика Германии, явился сегодня неизвестный, назвавшийся Хаузером и сообщивший о себе, что он журналист. Он сделал следующее заявление: «Я уполномочен лицами, пожелавшими остаться неизвестными, вручить вам, адвокату Дональду Клейтону Хартнелу из Нью-Йорка, сумму в один миллион пятьсот тысяч американских долларов наличными, из рук в руки. Две трети этой суммы, а именно один миллион американских долларов, должны быть выплачены вашему клиенту, мистеру Дэвиду Зелигману в Квебеке, как частичная и добровольная компенсация вреда, причиненного семье Зелигманов, проживавшей ранее, во время второй мировой войны, в Тшебине. Остальная треть суммы, а именно пятьсот тысяч долларов, должна быть использована для покрытия всех затрат и побочных расходов, которые мистеру Дэвиду Зелигману пришлось произвести в связи со своей претензией на наследство; сюда входит и обещанное адвокату Дональду Клейтону Хартнелу вознаграждение за розыск необходимых для доказания претензии документов. Остающаяся сумма должна пойти в создаваемый фонд увековечения памяти Ревекки Зелигман, статут и задачи которого будут определены мистером Дэвидом Зелигманом либо его наследниками.

Уплата всей суммы производится бее признания правовых обязательств и без требования в оказании или обещании какой-либо ответной услуги. Права господина Дэвида Зелигмана на наследство и на компенсацию за причиненный ему и его семье ущерб сохраняются независимо от данной выплаты».

Дон прервал диктовку и обратился к Хаузеру:

— Согласны вы с текстом этого документа, мистер Хаузер, и готовы ли его подписать?

Хаузер, хлебнувший большой глоток виски, вытер тыльной стороной руки рот и сказал равнодушно:

— С моей стороны никаких возражений. Я готов немедленно подписать эту бумажонку. Но, — добавил он, и голос его приобрел столь резкий тон, что Криста перестала писать и подняла на него глаза, — чтоб вы себе это ясно представляли, мистер Хартнел: деньги будут не раньше, чем я получу микрофильм и бумаги, которые вы держите взаперти в сейфе отеля — понятно?

— Конечно, мистер Хаузер, — ответил Дон с неизменной любезностью, — тем более что вы выразились с такой, достойной восхищения точностью. Разрешите мне только, прежде чем мы произведем нашу сделку, осветить вкратце последний аспект, который надо еще обсудить, а именно — вправе ли я вообще вручать вам эти документы, добытые с таким трудом, затратами и — насколько это касается бедного господина Фретша — личными жертвами. На первый взгляд этот вопрос следовало бы решить отрицательно…

Хаузер, слушавший это со все более хмурым видом, вскипел:

— Ну, хватит с меня!.. Что это за ерунда, Хартнел? Что вы водите меня за нос?

— Но нет же, мистер Хаузер! Отнюдь нет, — заверил его Дон, и Криста, наблюдавшая за этой сценой с нарастающим беспокойством, прикусила губу, — я вовсе не хочу отнимать у вас много времени, мистер Хаузер, и поэтому ознакомлю вас сейчас же с решением, к которому я пришел. Разрешите заказать вам еще что-нибудь выпить?

— Это я сделаю как-нибудь и без вас, — проворчал раздраженно Хаузер и поманил пальцем бармена, — а вы закругляйтесь наконец!

— Ну, видите ли, — продолжил Хартнел, — мне нужен небольшой разбег, чтобы изложить все понятно и ясно, но на это не уйдет много времени. Как я вам уже сказал, картина кисти художника Каспара Давида Фридриха, в той мере, в какой это касается обеспечения претензии моего клиента на наследство своего дядюшки, мне больше не требуется…

Он прервал свою речь и подождал, пока Хаузер сделает новый заказ подошедшему бармену. Затем продолжил:

— Но поскольку я набрел на след этой ценной картины, надо теперь попытаться ее найти и возвратить моему клиенту как законному владельцу. И вот мне представляется исключительно удачным, мистер Хаувер, что вы, очевидно, знаете людей, у которых эта картина, возможно, сейчас находится в незаконном владении. Я мог бы, следовательно, поручить вам раздобыть ее для меня, причем столь быстро и тактично, сколь это окажется для вас возможным. И тогда было бы в высшей степени объяснимо и оправданно то обстоятельство, что я передаю вам все найденные до сих пор документы, дабы вы сами могли по ним решить, кого же из ваших знакомых следует иметь в виду. Вы поняли меня?

— До конца ваш адвокатский трюк я еще не разгадал, Хартнел, — сказал Хаузер. — Что вы выигрываете, сделав меня своим уполномоченным? — Хаузер сделал глоток виски и недоверчиво посмотрел на Хартнела.

— Я хотел бы, с одной стороны, иметь законное основание — или назовем это поводом — к тому, чтобы передать вам бумаги и микрофильм, — пояснил Хартнел, — а с другой, связать вас обязательством раздобыть эту картину, принадлежащую моему доверителю.

— Что за чертовщина, — пробурчал Хаузер, — как я вам достану эту картину? Не имею понятия, у кого она! Я не знаю даже, как она выглядит или хотя бы какого она размера!

— Этого я тоже не знаю, — сказал Хартнел. — Единственное, что мне достоверно известно, так это то, что это картина Каспара Давида Фридриха; на ней изображен горный — вероятно, силезский — ландшафт, с развалинами или с чем-то подобным на переднем плане, и что это довольно ценная старая живопись… Но, — продолжал Хартнел, и лицо его посветлело, — у меня такое предчувствие, что вам-не придется прилагать слишком уж много усилий, чтобы разыскать эту картину и передать ее мне, ну, скажем, завтра вечером. Я буду в это время в гостях у одного моего мюнхенского коллеги.

— У Штейгльгерингера? — спросил Хаузер, Криста подтвердила это, между тем как Дон спокойно разглядывал ногти на своих пальцах.

— Может быть, — предложил он Хаузеру, — вам стоит позвонить моему коллеге и спросить его, не уступит ли он вам шанс найти картину. Тогда мы могли бы завтра вечером у него в гостях закончить нашу сделку.

— Нет, — сказал Хаузер, — я хочу покончить с этим сегодня. Дружище Хартнел, вы способны, как я убедился, истрепать человеку все нервы… Ну, хорошо, — продолжал Хаузер после некоторого раздумья, — я даю вам сейчас деньги и письменное обязательство; вы забираете из сейфа микрофильм и остальные бумаги, и я обещаю вам позаботиться о том, чтобы до завтрашнего вечера вы получили либо вашего проклятого Каспара Давида Фридриха, либо стоимость картины наличными — сколько она, как вы думаете, может стоить?

— Это трудно сказать, мистер Хаузер, — ответил Хартнел после недолгого размышления, — поскольку к довольно высокой номинальной цене картины я должен буду, пожалуй, присчитать еще и ее неимущественную, духовную ценность, которую мой клиент, несомненно, ей придает как дорогой семейной реликвии. Однако, взвешивая все обстоятельства, которые следует тут принимать во внимание, я готов взять у вас залог, некое имущественное поручительство — думаю, что именной чек на 250 тысяч немецких марок мог бы меня удовлетворить. Тогда мы смогли бы тотчас же оформить сделку. А ваш чек вы, само собою разумеется, получили бы завтра вечером, как только вы вручите мне картину, согласны?

— Вы сумасшедший, Хартнел, — проворчал Хаузер, — но что мне остается еще, как не сказать «да»?

Пятнадцати минут было вполне достаточно, чтобы завершить сделку. За это время Хартнел принес из сейфа все собранные Фретшем документы и вместо них положил на хранение портфель, содержимое которого Криста предварительно проверила и определила, что все в порядке. Хаузер жадно вцепился в пахнувшую еще духами и пудрой кассету с микрофильмом и был ошеломлен, узнав, что она находилась на хранении у Кристы. Хаузер проверил коричневую папку с надписью «Документы, д-р Риз и другие», через сильную лупу просмотрел всю пленку, дабы ему не всучили какую-нибудь фальшивку. Только лишь после этого он подписал заготовленные документы и со вздохом вручил Хартнелу потребованный им в качестве залога чек, подпись на котором, как заметил Хартнел, была довольно неразборчива, но определенно не имела ничего общего с именем «Хаузер».