«Если», 2002 № 11 - Ф. Гвинплейн Макинтайр

Я все еще пытался вносить все проблемы в свои две колонки, но делать это становилось все сложнее.

В течение последнего часа я не смотрел на то, что творит моя собственная команда, и не слушал их. У нас одна полоса частот телеметрии была отдана наблюдению за проектом ММГ, и мое внимание все больше и больше привлекали их действия. По моим предположениям, у них возникли те же самые проблемы со связью, что и у нас — это потрескивающее разрядами поле вокруг Ио создавало трудности всем. Но наша команда с ними справлялась. Они плавно двигались к точке столкновения.

А затем, когда оставалось всего десять минут, была сделана последняя маленькая поправка. Она должна была представлять собой крохотный толчок, созданный радиальными реактивными двигателями. Достаточный, чтобы скорректировать место посадки с точностью до нескольких сотен метров. Вместо этого раздался радостный рев реактивных двигателей, вышедших из-под контроля и заработавших на полной тяге. В течение нескольких секунд астероид ММГ вел себя, как обычно (миллиард тонн имеет огромную инерцию), а затем лениво начал дрейфовать в сторону, прочь от расчетной траектории.

Реактивные двигатели продолжали работать. А этого не должно было происходить, так как первым делом команда ММГ послала им сигнал «выключить тягу».

Время столкновения наступило, когда астероид ММГ находился в целых пятидесяти километрах от запланированного места и продолжал с ускорением двигаться прочь от него. Я видел это последнее столкновение: полезная нагрузка лишь царапнула по поверхности Ио, оставив длинный рваный шрам, который совершенно не был похож на то аккуратное отверстие, которое мы должны были проделать в луне.

И мы его проделали несколькими секундами позже. Наш астероид вышел в запланированное место и в запланированное время, точно по вертикали к поверхности. Шлейф выброса только начинал вырастать над красно-желтой поверхностью Ио, а фон Нейманн уже доставал бутылку «бурбона» из-под пульта связи.

Я не возражал, лишь досадовал, что меня там нет и я не могу распить ее с ними вместо того, чтобы сидеть в своей гондоле и ждать стыковки с нашим головным кораблем. Я посмотрел на свой список, все еще не совсем завершенный. Есть ли в нем некая закономерность? Десять минут анализа ее не выявили. Никто не предпринял никаких попыток — на этот раз. Когда-нибудь — возможно, завтра — кого-ни-будь из другого концерна осенит блестящая мысль, и тогда начнется совершенно новая игра.

Я еще размышлял над своим списком, когда с пульта управления раздалось настойчивое жужжание. Я нажал кнопку, ожидая выхода на связь своей аварийной команды. Но увидел на экране унылое лицо Брунеля, руководителя команды ММГ. С этим человеком, больше чем с кем бы то ни было, я хотел бы работать вместе.

Он кивнул мне, когда мое изображение появилось на экране. Он курил одну из своих крепких черных сигар, которая торчала из уголка его рта. Его лицо, как всегда, оставалось непроницаемым. Он никогда не выдавал своих чувств.

— Полагаю, ты это видел, — сказал он, не вынимая сигары. — Мы выбыли из игры. Я просто хотел поздравить тебя — еще раз.

— Да, я видел. Не повезло. По крайней мере, вы пришли вторыми.

— Тебе очень хорошо известно, что это ничуть не лучше, чем прийти последними. — Он вздохнул и покачал головой. — Мы все еще понятия не имеем, что произошло. Похоже или на ошибку в программировании, или на то, что клапан заклинило в открытом положении. Возможно, мы еще несколько недель этого не узнаем. И я не уверен, что мне это интересно.

Я хранил полное сочувствия молчание.

— Я иногда думаю, нам просто нужно все бросить, Аль, — сказал он.

— Я могу обскакать этих других недотеп, но я не могу конкурировать с вами. Вы выиграли уже шестой раз подряд. Меня это утомляет. Ты даже не представляешь себе, как сильно это меня выбивает из колеи.

Никогда не видел, чтобы Брунель так открыто проявлял свои чувства.

— Мне кажется, я понимаю твои проблемы, — сказал я.

И я действительно понимал. Я хорошо знал, что он чувствует, даже лучше, чем он полагал. Выдержать всю бесконечную череду мелких досадных сбоев было непосильным трудом. Ни один из сбоев не был настолько крупным, чтобы одна из аварийных команд остановилась, выделила его и смогла сказать: «Здесь ведется грязная игра». Но их совокупный эффект — дело другое. В одном случае грузы словно проваливались в болото, не попадали на нужные рейсы, в другой раз в компьютерной программе появлялась ненужная пара знаков «минус» или основной работник выбывал из строя по причине случайно подхваченного вируса; разрешения попадали не в ту папку, заявки клали не туда, на лицензиях стояли неверные даты.

Я знал обо всех этих неполадках. Должен был знать, так как изобрел большую их часть. Мне это представлялось похожим на смерть от тысячи ран. Никто не может выдержать все это и не потерять надежды выиграть фазу Б.

— Как тебе идея поработать над метаморфозой Европы? — спросил я. — Я думаю, тебе бы понравилось.

Он задумался, и впервые, кажется, я сумел прочесть выражение его лица.

— Ты имеешь в виду — уйти из ММГ? — спросил он. — Может быть. Не знаю, чего мне теперь хочется. Дай мне подумать. Мне бы хотелось работать с тобой, Аль, ты — гений.

Конечно, тут он ошибался. Я, безусловно, не гений. Все, что я умею делать — это то, что всегда делал, — руководить людьми, устранять неприятные мелочи (по-тихому!) и следить за тем, чтобы делалось то, что необходимо сделать. И, конечно, делать то, что у меня получается лучше всего: позаботиться, чтобы кое-что из необходимого не делалось.

На свете существуют гении, настоящие гении. Но я не из их числа. Человек, который решил клонировать меня тайком, — вот он действительно гений, по моему мнению.

«Скажи, разве ты не помнишь, меня звали Аль…»

Конечно, я не помню. Эта песня была написана в 1930-х годах, а я умер только в 1947 году, но ни один клон не помнит ничего из жизни своего прототипа. То, что мы обычно хорошо знаем период жизни наших оригиналов, это результат нашего интереса, а не их воспоминания. Я очень хорошо знаю Чикаго времен Великого Кризиса, как я знаю и нынешнее время, но все это приобретенные знания. У меня не сохранилось настоящих воспоминаний о событиях. Я не помню.

Так что, даже если вы не помните, все равно зовите меня Аль. Все меня так звали.

Родриго Гарсиа-и-Робертсон

СУДОВЫЕ КРЫСЫ

У двоюродного дедушки Лайла корабль вроде этого.