Внучка, Жук и Марианна - Татьяна Батенёва

Когда синие тени от кустов стали совсем короткими, из-под них нарисовалась кошка. Села под низкой веткой, демонстративно вылизала лапы: мол, я тут хозяйка, а ты никто и звать никак. Арчи маневр понял, прикрыл глаза, словно задремал. Но кошка не успокоилась, походила кругами, вспрыгнула на крышу полуразбитого, некогда ярко-оранжевого домика на детской площадке, посидела там, потом спрыгнула, подошла ближе.

— Ну, чего тебе? — брехнул Арчи вполголоса. — Чего ходишь кругами?

— Да ничего! — сверкнула зелеными глазами кошка. — Лежи себе, не переживай. Я хожу, гуляю.

— Гуляет она, — усмехнулся Арчи. — Небось уже всю информацию по двору собрала.

— Да нужен ты мне, пес! — Кошка отвернулась, прищурилась. — Откуда тебя принесло в наш двор? Своего нет, что ли?

— А тебе какое дело? — Арчи ситуация начала веселить. — Ты что, домоуправ тут?

— Еще чего! — фыркнула кошка, снова подняла лапку, полизала. — Просто мы чужих не любим, шел бы ты…

— Да я не чужой… — примирительно сказал Арчи. — Тут Хозяина моего машина стояла, вот лежу, жду.

— Хозяина, говоришь? — Кошка недоверчиво скосила взгляд. — Что-то не припомню я, чтобы у него пес был… Или он тебя из дому не выводил?

— Я недавно у него, — туманно объяснил Арчи. — Приедет, сама увидишь.

— Ну ладно, лежи пока, — величественно разрешила кошка. — Не безобразь, у нас тут дворник есть, Рустам, если что, он и метлой может.

— Да ладно. — Арчи снова положил голову на лапу. — Я порядок знаю.

Кошка с чувством выполненного долга не спеша пошла к подъезду, выписывая лапами замысловатую веревочку. Хвост торчал трубой.

Начинало припекать, Арчи чуть сдвинулся ближе к кустам. Ждать, видно, придется долго.

Ася решила вернуться, забрать Арчи к себе — по крайней мере, пока не прояснится, что со Стасом. По дороге она так и сяк обдумывала, что могло с ним случиться. Но все ее познания об опасной жизни бизнесменов были почерпнуты из кино и телевидения. Мерещились бандитские «наезды», какие-то зверские лица, блатной лексикон.

Она трясла головой — все эти картинки казались такими придуманными, ненастоящими. Словно вот-вот закончится очередная серия глупого сериала, и все положительные герои окажутся живыми и невредимыми, а все «отморозки» — в наручниках и за решеткой…

Арчи она увидела издалека, он все еще лежал на том самом месте, где Стас парковал свой джип. Увидев ее, он слабо махнул хвостом, поднялся.

— Арчи, дружок, пойдем со мной, а? — Ася взялась за ошейник, пытаясь сдвинуть собаку с места. Но Арчи не дался — стоял на трех лапах, как камень. — Ну, что ты будешь тут один? — Ася не знала, как еще убедить пса. — Поживешь пока у нас с мамой. У нас, конечно, не такие хоромы, как у Стаса, но в коридоре тебе места хватит. По крайней мере, будешь сыт, а? А сюда будем гулять часто, я обещаю.

Арчи снова улегся на черный лед, положил морду на здоровую лапу.

— Ну, как тебя еще убедить? — Ася села на корточки, погладила гладкий лоб и густую гриву. — Ты же тут на холоде, заболеешь еще. И шину надо наложить, перелом еще не зарос… Ну, пошли?

Арчи лежал, словно не слыша ее причитаний.

— Ну ладно. — Ася встала. — Я тогда завтра к тебе приеду, еды привезу, хорошо? Только ты не уходи отсюда, ладно? Я сейчас…

Она подошла к подъезду, набрала на домофоне номер консьержки, написанный крупными цифрами на стекле. Старушка Марья Тимофеевна ответила:

— Хтой-то?

— Марья Тимофеевна, это я, Ася, откройте, пожалуйста!

— Какая такая Ася? — строго спросила бдительная старушка, но домофон запищал — дверь открылась.

— Марья Тимофеевна, — Ася постаралась быть убедительной, — там собака Станислава Сергеевича лежит, на месте его машины, вы знаете?

— Дак а где ж машина-то? — изумилась консьержка. — Вчерась вроде была.

— Да была, а сегодня вот нет. — Ася отмахнулась. — Милиция будет разбираться. А я вас попрошу, присмотрите за собакой. Она с травмой, ей надо питание, тепло. Я завтра приеду, привезу еды, а сегодня, может, у вас что-то останется — ну, суп какой-нибудь или косточка. Вы уж дайте, хорошо? Я вас отблагодарю, — заторопилась она, сунув сотню в оттопыренный карман халата.

— Ладноть! — Бабка кивнула, засовывая неожиданный приработок поглубже. — У меня каша там осталась, хлеба положу, молочка плесну — не помреть твой пес до завтра.

— Спасибо вам, а я завтра с утра прямо приеду, обязательно!

Ася выбежала из подъезда, попрощалась с Арчи и, часто оглядываясь, побежала к остановке троллейбуса.

Время сгустилось, спрессовалось в какой-то комок. Этот комок застрял в горле, тупой болью отдавался во всем теле. Стас проваливался в тошнотную темноту, потом выныривал из нее, снова ощущая, как болит каждая клетка избитого тела.

Губы пересохли и едва расклеивались, когда он пытался облизать их шершавым, тоже сухим языком. Правая рука не слушалась, висела плетью, а ноги были стянуты каким-то жестким ремнем. Он попытался левой рукой распутать грубые узлы, но ничего не получилось, только обломил ноготь на указательном до крови, но боли не почувствовал. Он несколько раз пытался ползать в темном подвале в поисках хоть какой-то влаги, но натыкался только на сухие ящики, на вонючую бочку, на кучи тряпья. Его несколько раз вырвало желчью, и он почти равнодушно думал, что если помощи не будет, то его, скорее всего, либо прибьют здесь, либо оставят помирать от жажды и голода. Но страха не было. Была только злость, но и та какая-то вялая — может, оттого, что сознание забивала боль.

Ночью — он плохо помнил это — после очередного «сеанса» избиения он вроде сказал садисту Кеше шифр домашнего сейфа. В нем лежали деньги — тысяч пятьдесят долларов, все банковские карточки, документы на машину, какие-то деловые письма… Ему в тот момент почему-то все стало безразлично, лишь бы отвязались, не били больше…

В голове тускло переливались клочья мыслей, какие-то картинки, о которых он не мог даже вспомнить, откуда они и о чем. Хохотала Валерия, запрокидывая голову и сверкая белым горлом. Выплескивалась жидкая грязь из-под колес джипа. Качал всклокоченной головой технолог Савостьянов, тыча ручкой в грязные чертежи. Пес молча стоял в мыльной воде ванны, смотрел умными глазами. И девушка с черными, небрежно заколотыми кудрями отводила челку со лба узким локтем — с тонких пальцев падали капли пены… Как ее звали? А, кажется, Ася, зеленые прозрачные глаза с золотистыми крапинками в глубине…

Стас откинулся на кучу хлама, прикрыл веки, под которыми резал глаза мелкий жгучий песок.

Ничего теперь не будет — ни Парамонова с его истерическими воплями по делу и без дела, ни рыжего пса Боцмана, ни Аси с ее нежным профилем. Сдохнет тут, в подполе деревенского дома — и все. Сознание снова уплыло — на этот раз не от боли, а просто потому, что сил больше не было…

Ася вскочила рано, быстро умылась, стараясь не разбудить мать, оделась и, прихватив пакет с собачьим кормом, перевязочными материалами, шиной и прочим, выскользнула из дома. Отсюда, из пригорода, где они с матерью снимали жилье, до Новой Башиловки добираться предстоит два часа, не меньше.

Она торопила медленно ползущую электричку, потом так же медленно продвигалась в толпе пассажиров метро — в это время на кольцевой самый пик. От «Белорусской» так же медленно полз троллейбус в стаде нетерпеливых авто… Ей казалось, что она никогда не доедет.

Но во двор вбежала в половине девятого — как и рассчитывала. С тревогой всматривалась в ряды припаркованных автомобилей. Но за серой «хондой» увидела рыжую спину Арчи — и сразу отлегло от души. Никуда он не делся, умный пес.

Приподнялся ей навстречу. У самого носа собаки на газетке лежала кучка гречневой каши и огрызки хлеба. Старушка Марья Тимофеевна слово сдержала, но видно было, что Арчи к угощенью и не притронулся.

— Ну что же ты, — вполголоса попеняла ему Ася. — Сухой корм будешь?

Она насыпала горстку корма на ту же газету, достала миску, налила в нее воды из пластиковой бутылки. Арчи с жадностью напился, но корма пожевал чуть-чуть — из приличия, поняла Ася.

— Ну что, ты надумал ко мне перебраться? — Ася достала из пакета прочный поводок, пристегнула карабин к ошейнику. — Ведь тебе же лучше будет, глупый! Пойдем, я Марье Тимофеевне спасибо скажу — и поедем, а?

К ее удивлению, Арчи покинул охраняемое место и охотно пошел с ней к подъезду.

Консьержка увидела их сквозь стекло и без сигнала открыла дверь.

— С добрым утром, Марья Тимофеевна! — едва сказала Ася, как Арчи тихо зарычал и потянул ее к лестнице.

— С добрым, девонька, ну как он, не сбег? — Консьержка вышла из сторожки, все так же кутаясь в теплую шаль. — Да куда ему бечь-то, от добра добра не ищуть. А к нам вчерась опять милиция приезжала. Про машину этого, пропащего-то, все спрашивали. Слышь, угнали ее, что ль. А мне откудова знать, кто да куда? Я тута сижу, не вижу никого…