Исцеляющая любовь - Эрик Сигал

Пока высокий, крепко сбитый командир батальона осматривал свидетельства нацистских преступлений, к нему неуверенно подошел с докладом один из лейтенантов:

— Сэр, за лагерем обнаружено что-то вроде массового захоронения. Там тысячи тел. Некоторые зарыты лишь наполовину. Что нам с ними делать, сэр?

Линк усилием воли вернул себе дар речи.

— Проследите, чтобы они были погребены как полагается, лейтенант, — твердым голосом распорядился он — Я лично проконтролирую исполнение. — И тихо добавил: — И пусть капеллан прочтет какие-нибудь молитвы.

В Ордруфе они пробыли больше недели, и Линк лично следил почти за всеми «похоронами». Случалось даже, что, когда у капеллана садился голос, он сам читал надгробные молитвы.

Все это время Линк не мог спать. Кашель и лихорадка, не дававшие ему покоя на протяжении всей предшествующей зимы, холодной и сырой, с новой силой одолевали его.

Но, потея и задыхаясь ночи напролет, он тем не менее отметал всякую мысль о лазарете, убеждая себя в том, что это всего лишь легкая простуда.

Наконец утром четырнадцатого апреля прибыли еще три батальона армии Паттона, и первый принес долгожданный приказ двигаться дальше на север. Невзирая на усталость, его люди собрались моментально, торопясь вырваться из этой гнетущей атмосферы смерти.

К сумеркам, продвигаясь колонной в сторону Готы, они стали замечать по сторонам дороги небольшие группы странных, напоминающих призраки фигур. Один из них, скелет, некогда бывший человеком, указывая трясущейся рукой на белую звезду на знамени над джипом подполковника Беннета, восклицал дрожащим, сиплым голосом:

— Amerikaner! Die sind Amerikaner! Wir sind geret-tet![22].

Появилось еще несколько теней. Подполковник приказал колонне остановиться. Стыдясь собственной упитанности, Беннет соскочил с подножки джипа и направился к кучке бледных и испуганных призраков. Они отпрянули.

— Не волнуйтесь, ребята, вам нечего бояться! Мы здесь, чтобы вам помочь. — Он протянул вперед руки в знак своих добрых намерений.

Его слов не поняли, но обрадовались уже тому, что они были сказаны не по-немецки. Один из призраков, высокий сутулый человек неопределенного возраста, одной фразой выразил охватившее их ликование:

— Вы и правда американцы?

Линк кивнул:

— Да, мы из Соединенных Штатов.

В следующий момент мужчина упал к его ногам и обхватил их, всхлипывая и крича:

— Господь да благословит Америку!

Линк не мог сдержать слез. Он приказал своим солдатам взять этих несчастных к себе в машины, а высокого посадил в свой джип, желая поточнее узнать, кто они такие. На ломаном английском языке («В Берлине родители держали мне преподавателя английского») тот объяснил, что большинство за несколько дней до описываемых событий бежали из Ордруфского лагеря, тогда как остальных узников погнали в Берген-Бельзен («В любом случае это означало верную смерть, так что мы ничем не рисковали»). Он также сказал, что беглецы уже несколько дней ничего не ели. Линк распорядился в срочном порядке накормить людей. Из нагрудных карманов гимнастерок мигом появились плитки шоколада, на которые спасенные с жадностью набросились.

К ужасу солдат, меньше чем через час на их глазах трое умерли: такова была реакция на переедание.

Когда Беннет доставил своих «пассажиров» в импровизированный госпиталь Красного Креста на окраине Готы, высокий прямо-таки рассыпался в благодарностях:

— Благослови вас Господь, генерал.

Линк не удержался от смеха:

— Благодарю за комплимент, мистер, но я еще даже не полковник.

— За вашу доброту вы заслуживаете генеральских погон!

Они пожали друг другу руки и расстались. После этого люди Линка вошли в саму деревню и обнаружили, что несколько подразделений дивизии уже прибыли. Все они были укомплектованы белыми.

Капитан Ричард Макинтайр из Бирмингема (штат Алабама) вел допрос одного из местных жителей — пухлого мужчины средних лет, чьи кожаные штаны придавали ему сходство с фигуркой на часах-кукушке.

В первый момент капитан был обескуражен, увидев темнокожего в такой глуши. Но, заметив на плечах у Линка серебряные дубовые листья, машинально отдал честь.

— Кто этот человек, капитан? — сдержанно спросил Беннет, давно привыкший к замешательству, в которое белых младших офицеров приводило его звание.

— Это бургомистр, сэр. Местный мэр.

— Вы не спросили, нет ли здесь узников?

Капитан кивнул:

— Были. Здесь в карьере евреи работали, но два дня назад их отсюда угнали. Насколько ему известно, их погнали в Бухенвальд.

— А там что?

Макинтайр повернулся и перевел бургомистру вопрос. Затем опять посмотрел на Линка и пояснил:

— Он полагает, очередной трудовой лагерь.

— Так-так, — с сарказмом произнес подполковник. — И больше ему ничего не известно? Он смерил немца взглядом. — Значит, всего лишь очередной «трудовой лагерь», так, фриц?

Бургомистр, не понимая, о чем идет речь, но отчаянно пытаясь заслужить расположение американцев, заулыбался:

— Na, ja. Ich weiss nichts von diesen Dingen. Wir sind nur Bauern hier.

Макинтайр быстро перевел:

— Он говорит, что ничего не знает. Они тут, дескать, простые крестьяне.

— Конечно, конечно, — проворчал Линк. — Вольно, капитан.

Макинтайр четко отдал честь, Беннет отсалютовал в ответ и направился назад к сельскому постоялому двору, который его люди использовали в качестве штаб-квартиры.

Как старшему по званию в батальоне, подполковнику Беннету, естественно, была выделена самая просторная комната. Высокие стрельчатые окна выходили в цветущий палисадник.

Он сел за стол, глотнул конфискованного у хозяина коньяку, достал листок бумаги с эмблемой Третьей армии, снял колпачок с авторучки и начал писать письмо своему девятилетнему сыну.

Где-то в Германии 15 апреля 1945

Мой дорогой Линк-младший!

Прости, что долго не писал, но фортуна повернулась к нам лицом, и мы непрерывно были на марше.

Должен сказаться необычайно рад нашим успехам (наши ребята теперь разукрашены медалями похлеще рождественской елки), но в то же время каждый из нас потерял не одного друга.

За последнюю неделю я видел столько страшного, что, боюсь, никогда не сумею этого описать.

Я часто думаю о воскресных проповедях пастора Стедмана о «бесчеловечном обращении человека с человеком». Но до недавнего времени я всегда воспринимал эти слова только применительно к тому, что пришлось выстрадать нашему народу в Америке.

Интересно, что сказал бы преподобный Стедман, доведись ему видеть немецкие концлагеря, которые видели мы? Людей здесь буквально морили голодом. До смерти.

Я согласен, что неграм всегда нелегко приходилось в Америке, и армия в этом отношении — не исключение. Но, сынок, нас никогда не травили в газовых камерах тысячами и никогда не сжигали в печах…

Зазвонил телефон. Линк тяжело вздохнул, сделал еще глоток и снял трубку. Звонил генерал-майор Джон Шелтон, командир его дивизии, находившийся где-то в чистом поле. Связь была плохая, с большими помехами.

— Беннет, в каком состоянии твои люди?

— Если честно, генерал, они очень устали. И физически, и морально. Большинство еще совсем дети, а за эти последние дни они видели много такого, что повергло их в глубокий шок.

— А видели ли вы ад, Линк, сущий ад земной?

— Да, сэр, думаю, что да. Два концлагеря и огромный ров с восемью тысячами тел, если не больше.

— Тогда считайте, что вы загорали на Кони-Айленде, мистер. Завтра к девятнадцати ноль-ноль твои люди должны быть здесь. Мы в Нордхаузене.

— Сэр, это от нас миль тридцать пять на север?

— Точно. Но тебе еще надо подготовить своих ребят.

— К чему, сэр?

— Нордхаузен — это не концлагерь. Это лагерь смерти.

В эту ночь Линк спал как никогда плохо. Болела грудь. Болела сама душа. Когда он все же забылся, его стали мучить кошмары, от которых он проснулся в холодном поту. В шесть часов утра, он принял душ и пошел вниз выпить чашку кофе.

Похожий на высохшую статую, там стоял тот высокий мужчина, которого накануне он высадил у полевого госпиталя Красного Креста. «Интересно, сколько он здесь уже стоит?» — подумал Линк.

— Доброе утро, — приветливо окликнул он, — не выпьете со мной кофе?

Тот с жаром кивнул:

— Спасибо!

И в следующий миг уже сидел на деревянном стуле напротив своего спасителя и жадно грыз ломоть хлеба.

— Эй, друг мой, не лучше ли вам сбавить темп и помазать хлеб маслом?

Мужчина кивнул. Рот у него был полон. Он жестом дал понять, что так голоден, что ждать не может. Возможно, со следующим куском он позволит себе такую роскошь, как масло.

Линк отхлебнул из кружки кофе и спросил: