Котэрра - Елена Хаецкая

К вечеру, собравшись с мыслями да настроившись на общественный лад, Феня привел себя в порядок (ушки почистил, платье парадное напялил, оберегов всяких по карманам распихал) и двинул на собрание.

На чердаке драматического театра, где и проходил совет, уже яблоку негде было упасть от мельтешащих домовых всех мастей! Феня толкучек не любил, ходил на сходы исключительно по необходимости и старался забиться в дальний угол, откуда вроде как все слышно, а тебя никто не видит, вопросами пустыми не изводит. Не всегда, правда, удавалось скрыться от внимательных глаз и лап деятельных организаторов — его знали очень многие и все уважали, мнения испрашивали, поэтому Киря и другие из главных все время старались посадить его поближе к трибуне.

Вот и в этот раз, хотя Кири пока видно не было, Фома, за сбор отвечающий, приметил Феню, едва тот успел появиться. Феня попытался вжать голову в плечи и сделать вид, что он это не он, но Фома настойчиво махал ему руками, а потом и вовсе крикнул, перекрывая царивший в зале гомон:

— Фе-ня! Фень! Февронтий, не делай вид, что ты меня не замечаешь! Дуй сюды давай. Не прячься.

Делать нечего. Вздохнув, он двинулся к Фоме, расталкивая самых любопытных.

Тот сердечно, с пугающим даже усердием пожал Фене руку и посадил не куда-нибудь, а рядом с собой. Хуже и быть не могло!

А Киря так и не появился. Начали без него, к огромному Фениному удивлению, — какое же собрание без городового?

Слово взял Фома. Домовой крайне деятельный, организованный, но малость туповатый, несамостоятельный:

— Домовые, домовухи и молодые домовята, от лица и прочих частей тела ограниз… ормагиз… гм, огра-низаторов… — ох, зря Фома пытался умничать, не к его это харе.

— Организаторов, дурень! — поправил кто-то из зала, заставив Феню покраснеть от стыда за Фому. А тому хоть бы хны.

— Благодарствую, — Фома церемонно поклонился. При этом с его макушки слетела шляпа-котелок, обнажив намытую до блеска плешь. Смеху было… Полчаса смеялись, игнорируя все усилия Фомы, который что было сил молотил мельхиоровой ложкой по столу — брямс-брямс. Насилу успокоились, отсмеявши животы до коликов.

«Бардак, — грустно подумал Феня, — лучше бы я дома остался».

— Тии-и-и-ха! — орал Фома. — По делу собрали вас, не на потеху. А дело сурьезное, сложное и ответственное. Киря, городовой наш, того — пропал!

Зал мгновенно умолк. Так тихо стало, что храпевший во втором ряду домовенок, благополучно почивавший под аккомпанемент криков, проснулся от тишины и оглушительно чихнул, за что тут же получил подзатыльник от собственного батюшки.

— Как пропал?! — Феня так и не понял, кто это сказал, вполне возможно, что и он сам.

— А вот так! Тюдыть — и нету Кири. А вам бы, оглоедам, все шутки шутить да байки баять.

И тут уж все загомонили разом. А Феня понял, что сидит с глупо раззявленным ртом и пялится на Фому, словно у того на макушке пальма выросла.

— Тихо! Чего опять раскричались? Не за тем собрались, чтобы попусту лясы точить. Давайте думать, что делать будем.

— О чем думать-то? — донеслось из зала. — Ты, Фома, что-то темнишь. Расскажи толком, что с Кирей случилось. Потом и думать будем.

— А случилось то, что пошел он по делам и не вернулся! По каким делам пошел — не знаю, вроде бы люди стали пропадать в городе. Да не просто так пропадать, не по-чело-ве-чески, а чудным, явно магическим путем. Вон Плетень сидит, он подтвердит, потому как с его-то рассказа Киря и занялся поисками. Так было, Плетень?

— А? А что я?

— Как это, что ты?! Ты нашему городовому жаловался, что человек из твоего дома пропал?

— A-а, ну я, — промычал смущенный вниманием Плетень, теребя бороду. — Дык ведь правда! Как есть правда. Пропал мужичок-то. Шел себе из кухни в гостиную и вдруг — хлоп! И нет его. Ну, я тут и скумекал, что нечисть это. Точно нечисть, я-то уж и запах злой почуял, да поздно — мужика моего и след простыл. Я посуетился там, ну и понял, что не по силам мне самому-то хозяина вернуть. И побежал к Кире. Эх, а мужичок-то хороший был, не обижал никого и крыночку с молоком для меня частенько оставлял.

Плетень пригорюнился, слезу пустил. Хотел вроде еще что-то сказать, да только рукой махнул и на место сел.

Многое Феня мог бы на это сказать — у хорошего домового такого не случится, на то они, домовые, и есть, чтобы всякую нечисть в дом не пускать, а то и гнать ее, коль просочилась-таки. Но вид у Плетеня был такой, что ругать его ни у кого в зале язык не поднимался — сам, поди, все понимает, вон как убивается!

— Гхм, братья домовые, что делать-то будем? — прервал сочувственное молчание Фома.

Что делать, как водится, никто не знал. Если уж Киря в беду попал, дело делавши, так кто ж тогда с этим делом справиться может?

— Молчите? — плаксиво упрекнул собравшихся Фома. — А мне-то каково? А? Я вот на вас надеялся, а вы все…

Помолчали. Вновь захрапел домовенок во втором ряду. Крыса, сунувшись было на открытое место, испугалась и юркнула обратно, цокая коготками в перекрытиях.

Феня почувствовал, что больше не может сидеть молча, встал. Все моментально уставились на него полными надежды глазами — Феня умный, он придумает, как быть.

— Вот что, пока Кири нет, нам нужно выбрать другого городового. Временного.

Лица домовых озарились улыбкой — ну вот, давно бы так.

— Да, пусть Феня!

— Молодец, Феня! Ты справишься!

— Февронтий, я всегда был о вас хорошего мнения, рад…

— Мама, а кто это?

— Ну все, что ли, пошли по домам?

Феня так растерялся, что и сказать ничего не мог. Слова убежали, выветрились, а навалившиеся удивление, страх и возмущение рождали одни междометия. Да и те вырывались из груди хрипами да присвистом.

— Вы чего?! — нашелся он наконец. — Вы… вы… да я, да как же так?

Домовые Фениных эмоций не поняли.

— Фень, ты что?

— Как это что? А выборы? И почему я?

— А кто? — искренне недоумевая, спросил Фома («убил бы его» — промелькнуло под Фениной шапкой). — Ты же сам захотел!

Феня, поняв, что решение проблемы просто-напросто нагло и беспардонно спихнули на его плечи, окончательно потерял дар речи.

А домовые, недолго думая, уже потянулись нестройной толпой к выходу, один за другим одевая «невидимость», чтобы случайный человек их не заметил.

Уже через пару минут на чердаке драматического театра остались только Фома и новоявленный городовой — испуганный и одинокий, еще пять минут назад обычный скромный домовой Февронтий.

— А как же мой дом? — с надеждой в голосе спросил он Фому.

— Не извольте беспокоиться, все устрою лучшим образом! У меня уже есть прекрасная кандидатура. Молодой, но весьма прилежный домовой, только-только окончивший учебу. С прекрасными рекомендациями, между прочим.

Феня сел на стул, закрыл глаза и понял, что он окончательно пропал.

«А Киря? Ведь он в беде! Он ждет и надеется на нас. На меня!».

Открыв глаза, Феня увидел себя в зеркале Фомовой лысины — тот склонился к новоиспеченному городовому, прислонившись к его груди. Лысина выглядела обеспокоенно, а отражение в ней — откровенно паршиво.

— Э, ты чего? Отвянь от меня! В порядке я. Уже в порядке. Что ж, раз вы все решили, значит, так тому и быть. Я все сделаю. Дело мастера боится, а я дела не боюсь и справлюсь лучше всех! Правда?

— Угу, — Фома, довольный тем, что перекинул проблему на чужие плечи, улыбнулся.

Да, поначалу Феня испугался трудностей. Слишком уж неожиданно они на него свалились. Но, как уже упоминалось, он был домовым (теперь уже городовым) ответственным, поэтому быстро взял себя в руки, засунул страх в мизинцы ног и приступил к исполнению обязанностей.

Что он, нечистой силы раньше не видал? Да раз плюнуть!

Правда?

Итак, схватив ноги в руки, а бороду в зубы, Феня принялся за дело. Перво-наперво он вытряс из Фомы ключик от Кириного кабинета. Тот располагался тут же, на чердаке драматического театра. В пыльном углу, за свалкой старого реквизита, скрывалась потайная дверь, за которой, в свою очередь, скрывался узкий лаз в инженерные пустоты. Лаз этот и привел Феню в маленький, но уютный кабинет пропавшего городового.

Что и говорить, Киря не стремился к особому комфорту. Обстановка в кабинете более чем скромная — небольшой старый сундучок из кожи болотного лиха (такой защитит содержимое лучше всякого замка), который служил одновременно и столом и сейфом, складной детский стульчик фабрики «Гандылян», лучина на бронзовой подставке, чернила, гусиное перо и пучок крысиных хвостов.

Феня уже бывал здесь, и неоднократно, но все никак не мог привыкнуть нагибаться входя. Дело в том, что он был почти на ладонь (домового, не человека) выше Кири, поэтому постоянно стукался макушкой.

— Ой! Растак тебя в болото!

Потирая голову, Феня с отчаянием смотрел на Кирин сундук. Как же его открыть? А ведь бумаги, надо понимать, именно там, внутри ларца.