Лондонские сочинители - Питер Акройд

— Я не сочинитель, мистер Кембл.

— Разве? А я встречал ваши статьи в «Вестминстер уордз».

Уильям был заметно польщен тем, что столь выдающаяся личность обратила внимание на его эссе.

— Впрочем, я, быть может, и попытался бы написать куплет-другой, если вы так…

— Но только в шекспировском стиле. Чтобы брало за душу. Про звон мечей что-нибудь, про стаю воронов… Ну, сами знаете.

Миссис Сиддонс, приготовившаяся играть Эдмунду, уже теряла терпение.

— Если мистер Кембл не против, мы могли бы порепетировать еще один эпизод из оригинального текста пьесы. — Актриса была невысока ростом, но стоило ей заговорить, она показалась Уильяму выше и дороднее, чем прежде. А голос словно бы летел перед нею, предупреждая о ее появлении. — Я всегда считала ошибкой отступать от текста роли. Вы придерживаетесь иного мнения?

Было не совсем ясно, к кому она обращается, но Кембл сразу подошел к ней:

— Мы готовы, начинайте, Сара.

Она открыла тетрадь и продекламировала:

Довольно. Каждый пусть получит по заслугам.Вы очернили имя, род свой, славуИ даже родину. Пусть скорый приговорКонец положит дерзкому злодейству.Столь хитрых козней мир еще не видел…

— Сара, дорогая! У вас что-то запуталось в волосах.

Она поднесла руку к голове, и из волос выпорхнула моль. Харкорт расхохотался, упал на колено, потом повалился на пол.

— Такой миниатюрный мужчина, а сколько от вас шуму, — неприязненно глядя на Харкорта, промолвила миссис Сиддонс.

Репетиция продолжалась чуть ли не до вечера, пока миссис Сиддонс не объявила, что она свалится замертво, если ей сейчас же не принесут ромашкового чаю. Несмотря ни на что, Уильям пребывал в прекрасном расположении духа. Строки, которые он прежде видел лишь на бумаге, теперь обрели объемность, наполнились жизнью. Превратились в чувства — сильные или едва уловимые, в зависимости от актерского исполнения.

Уильям вышел из театра вместе с отцом. Оба шагали быстро, будто старались поспеть за собственными мыслями. Внезапно Уильям натолкнулся на высокого молодого человека, собравшегося пересечь Кэтрин-стрит, и сразу его узнал. Они познакомились в пивной «Здравица и Кот» в тот вечер, когда Уильям повздорил с Чарльзом Лэмом.

— Бог ты мой! — воскликнул юный Айрленд. — Я же вас знаю. Нас познакомил Чарльз.

— Дринкуотер, сэр. Меня зовут Сигфрид Дринкуотер.

Уильям представил его отцу; тот поклонился и заверил молодого человека, что чрезвычайно польщен знакомством.

— А как идут дела с Пирамом и Фисбой?

— Неужто вы не слыхали? От постановки решено отказаться.

— Почему?

— Мисс Лэм очень нездорова. Не выходит из своей комнаты.

— Да что вы?

Уильям давно ничего от Лэмов не слышал. Он сожалел, что повздорил с Чарльзом. С чего началась их ссора, он уже запамятовал, зато свою пьяную ярость помнил прекрасно.

— Что же с нею стряслось?

— Какая-то лихорадка. Чарльз и сам точно не знает.

— Я знаю причину. Мисс Лэм так и не оправилась после того происшествия. — И, обращаясь к отцу, пояснил: — Она ненароком поскользнулась и упала в Темзу. Я тебе рассказывал.

— Словом, — заключил Сигфрид, — прощай, Рыло, прощай, Дудка.

На следующее утро Уильям отправился на Лейстолл-стрит; он выбрал час, когда Чарльз наверняка уже сидел в конторе.

Дверь открыла Тиззи и, увидев Уильяма, как-то странно хихикнула.

— А это вы, мистер Айрленд? Давненько вас не было видно.

— Я понятия не имел, что мисс Лэм захворала. И пришел, как только…

— Она все еще плоха. Но уже садится. Извольте подождать внизу.

Войдя в гостиную, Уильям увидел там мистера Лэма: старик сидел на турецком ковре, скрестив ноги.

— Берегитесь стражи, — обратился он к Уильяму. — Стража является, когда никто не ждет.

— Простите, сэр?

— Стража приходит в ночи.[110] Так оно идет от века.

Мистер Лэм замолчал. Не прошло и минуты, как в комнату вошла Тиззи.

— Мисс Лэм тотчас же спустится, мистер Айрленд.

— Надеюсь, не ради меня? Прошу вас, если она все еще нездорова…

— Да она уж засиделась на одном-то месте.

Когда в дверях гостиной появилась Мэри, Уильям сразу заметил в ней перемену. Теперь она казалась гораздо более спокойной, чем прежде, будто была целиком поглощена какой-то тайной мыслью. Здороваясь, она легко коснулась губами его щеки, чем очень его удивила. Тиззи уже отвернулась и ничего не заметила. Мистер Лэм, скрестив на груди руки, мерно раскачивался на ковре вперед-назад.

— Давно же вы у нас не бывали, Уильям.

— Я знать не знал о вашем недомогании.

— Недомогание? Никакого недомогания. Я просто отдыхала.

— Конечно. Понимаю.

— Хорошо, что вы наконец зашли. Мы с папой часто о вас говорим. Правда, папа? — Мистер Лэм испуганно посмотрел на дочь и ничего не ответил. — Надо напоить вас чаем. Тиззи! — Служанка остановилась на полпути к двери и повернула обратно. — Пожалуйста, чаю нашему гостю, — жестким непререкаемым тоном распорядилась Мэри. — Садитесь же, Уильям. Расскажите о чем-нибудь.

Ее непривычное поведение и суровый тон смутили и обескуражили его.

— Пьесу репетируют в театре «Друри-Лейн». Вортигерна играет Кембл.

— Правда? Чарльз будет рад это узнать, — рассеянно сказала она, будто и не слушала Уильяма. — Где же, интересно, наш чай? Так похоже на Тиззи. Страх до чего бестолкова. Поражаюсь тебе, папа, как только ты ее терпишь? — Мистер Лэм по-прежнему раскачивался взад и вперед. — Вы слышали, что Чарльз не дал нам сыграть Пирама и Фисбу? Гадко с его стороны.

— Я встретил на улице мистера Дринкуотера.

— Встретили Дудку? Бедненький Дудка. Он лишился музыки.

Уильям не знал, что на это сказать.

— Я всем вам пришлю билеты, — пробормотал он.

— Билеты?

— На «Вортигерна», мисс Лэм.

— А почему вы не зовете меня Мэри?

И она залилась слезами.

Уильям в ужасе глядел на нее; в комнату поспешно вошла Тиззи.

— Ну куда это годится, мисс, не надо было вам вставать с постели. Простудились, вот теперь и расхлебывайте.

Она сделала знак Уильяму, что ему лучше уйти. Бросив растерянный взгляд на сидящего на ковре мистера Лэма, Уильям вышел из гостиной.

Глава одиннадцатая

И вот настал вечер первого представления «Вортигерна». Зал «Друри-Лейн» был набит до отказа. Сквозь щелку между кулисой и занавесом Уильям разглядел знакомые лица. У сцены сидели Чарльз, Мэри и их отец. В ложе «Гамлет» расположились Сэмюэл Айрленд, Роза Понтинг и Эдмонд Малоун. Том Коутс и Бенджамин Мильтон стояли плечом к плечу в партере, тем не менее Уильям заметил за их спинами Селвина Оньонза и Сигфрида Дринкуотера. Через боковой вход в зал только что вошел Томас де Куинси и теперь разыскивал свое место. В ложу «Макбет» посадили двух членов парламента с женами, а ложу «Отелло» целиком предоставили многочисленному семейству Кембла. В ложе «Лир» восседал граф Килмартин с любовницей. Казалось, весь Лондон съехался в театр. Уильям не мог заставить себя присоединиться к зрителям. Он настолько оробел, что решил остаться за кулисами. Смотреть пьесу из зрительного зала было бы для него столь же мучительно, как если бы пришлось играть в ней самому. Слишком уж она была ему дорога.

Тем временем за занавесом кипела работа. Сам распорядитель спектакля двигал здоровенный валун к центру подмостков, а главный бутафор насаживал ветки на ствол искусственного дерева. Декорации изображали поляну в густом лесу древней Англии, и несколько рабочих спешно расставляли на дощатом полу кусты и поросшие мохом камни. С помощью блока подняли на веревке луну, и главный бутафор немедленно затянул старинную песенку: «Отчего, скажите мне, нет мартышек на Луне?», которую с большой охотой распевают в трактирах. Уильяму тут же вспомнилось, как ее пел отец, когда они вдвоем катались на лодке по Темзе недалеко от Хаммерсмита: день выдался жаркий, Сэмюэл Айрленд исправно налегал на весла, и от него крепко пахло потом.

— Успех будет грандиозный, мистер Айрленд, — раздался сзади голос Шеридана; он стоял за спиной Уильяма, в тени раскидистого дуба. — Я возлагаю на эту премьеру большие надежды.

— Как вы думаете, зрители того же мнения?

— Естественно. Какой англичанин останется равнодушным на представлении новой пьесы Шекспира? Они будут рукоплескать, мистер Айрленд. Кричать «ура!». Быть может, даже вызывать автора.

— Автор, однако же, навряд ли появится.

— Шучу, сэр. Но вы, как первооткрыватель пьесы, можете выйти на поклон.

— Нет-нет. Это исключено.

— Ну, хотя бы для того только, чтобы рассказать об обстоятельствах своей счастливой находки.