Колесо Сансары - Владимир Контровский

Менее чем через год в тело огромной страны, названной Чёрными Выбранной, иглой гигантского шприца вонзился прибывший через Финляндию поезд. Инъекция смертоносных вирусов, взлелеянных извне, изначально была воспринята за панацею, способную излечить все хвори державы. Вирусы быстро проникли во все клеточки государственного организма, верша свою разрушительную работу, и страна забилась в жестокой революционной горячке, сменившейся вскоре кровавой рвотой…

Наташа пережила возлюбленного на двенадцать лет. После потрясения, вызванного смертью Андрея, девушка ушла в монастырь, затворившись там от мира, который оказался для неё чрезмерно жесток. Долгими бессонными ночами - всё чаще и чаще - Наташе (в постриге сестре Марии) являлась прекрасная женщина, манящая её куда-то невообразимо далеко, где она обязательно снова встретится с Андреем, поскольку смерти нет. Однако мать-игуменья, с которой молодая монахиня поделилась своей тайной, назвала всё это бесовским искушением и наложила на сестру Марию строгую епитимью, требуя умерщвлять плоть истовыми молениями господу нашему Иисусу Христу.

События семнадцатого года Наташу не удивили: она давно ждала этого и знала, что это непременно произойдёт - Чёрная Тень встанет на дыбы.

А в восемнадцатом году монастырь был разграблен и сожжён бандой неизвестно кого - то ли анархистов, то ли воинствующих безбожников, то ли просто разбойничавших крестьян. Спасаясь от пьяных насильников, Наташа гибкой кошкой забралась на колокольню и бросилась вниз, ускользнув из-под самых тянущихся к ней жадных рук. Смотревшим снизу бородатым мужикам показалось вдруг, что над падающей женщиной в чёрном монашеском одеянии в воздухе развернулись широкие птичьи крылья. Но это только показалось - тонкая фигурка упала и распростёрлась на камнях монастырского двора сломанным цветком…

Атаман, ражий детина в овчинном тулупе на голое тело, смачно сплюнул, протёр налитые кровью глаза тыльной стороной ладони и повёл ими по сторонам - чего бы ещё запалить и кого бы ещё пластануть топором.

1919 год.

– Наш Поиск не принёс новых результатов, Королева. Наиболее интересной была недавно одна пара, мужчина и женщина, на Третьей планете системы Жёлтой звезды. Они очень хорошо реагировали на попытки контакта на уровне сознания, и я намеревалась уже перейти к просмотру реинкарнаций. Однако оба погибли во время потрясений, охвативших одну из самых крупных стран Третьей планеты. Погибли, несмотря на данную им нами защиту, причём погибли в молодом возрасте, ничем себя не проявив. Ты знаешь, Эн-Риэнанта, что защита может дать сбой, только если Предполагаемые не являются теми, кого мы разыскиваем, или же если вмешивается посторонняя магия. А поскольку Мир Третьей планеты весьма беден на естественное чародейство, а следов привнесённой магии мы не обнаружили, значит, мы ошиблись и на этот раз. Хотя, повторяю, я почти поверила, что это они. Ну что ж, будем искать дальше.

Мудрой Селиане почему-то и в голову не пришло, что необнаружение следов чужой магии само по себе вовсе не является непреложным свидетельством её полного отсутствия. Просто магия эта могла быть очень хорошо укрыта и защищена от постороннего колдовского взгляда. Когда имеешь дело с Несущими Зло, ни в чём нельзя быть уверенным до конца. Но многосотлетняя тишина в подконтрольной Пяти Доменам области Познаваемой Вселенной поневоле действовала несколько расслабляюще…

Даже могущественные Голубые Маги-Хранители могут ошибаться. Ни Эн-Риэнанта, ни Селиана ещё не поняли, что Проникновение чёрных эсков на Третью уже состоялось.

Наступало страшное Время Чёрных[11], но на смену ему должно было придти… 

ВРЕМЯ ОСОЗНАНИЯ НЕВЕДОМОГО

Серая лента шоссе монотонно струится под колёсами. Дороги во Франции, как и во всей Европе, прекрасные - на auto-route не встретишь ни ухаба, ни колдобинки, ни даже трещины в асфальтовом покрытии. Поэтому и скорость выжимать из машины не представляет никакой сложности. И мелькают по сторонам трассы аккуратные домики под черепичными крышами (Фландрия ли, Бельгия ли, - дома-коттеджи все на одно лицо) и буколические пейзажи с сочными лугами с пасущимися на них упитанными и дисциплинированными коровами: ни одной бурёнке и в голову не придёт взобраться по откосу к шоссе, перелезть через ограждение и задумчиво посмотреть в глаза водителю какого-нибудь "пежо" или "ситроена". На такой дороге главное - не заснуть за рулём от расслабляющего однообразия. Тем более что ещё очень рано, встречные машины почти не попадаются, так что концентрировать внимание не на чем. А если учесть, что ночь была бессонной, то становится понятным, почему зевота выворачивает скулы, да так, что хочется затормозить у ближайшего кармана, откинуть спинку мягкого кресла и подремать часок-другой.

Но надо спешить, "время - деньги" (чёрт бы побрал эту американскую пословицу!). Нет, правы антиглобалисты, всё зло - из-за океана! Поневоле вспоминаешь идиллические (или просто идеализируемые ныне?) времена Мопассана или Золя, когда для любого истинного француза главным было то, с какой женщиной он спит, а не то, насколько похудел или потолстел в данную минуту его банковский счёт.

Да, Аньез феноменальная женщина. Она способна умотать мужчину так, что вроде уже и думать об этом самом не хочется, но стоит только взглянуть на её ножки и всё аппетитное прочее, как… Если бы искусство любви приравнивалось к точным наукам, Аньез давно уже была бы профессором или даже академиком в области этой сладкой науки. Сплетница-консьержка, исправно вымогающая у Жерара деньги при каждом его визите в маленький городок на побережье Па-де-Кале, рассказывала трагическим полушёпотом (при этом оглядываясь, словно воображая себя секретным агентом), что оба бывших мужа знойной красотки оставили её (точнее, сбежали) именно из-за неуёмного темперамента Аньез. "Вы знаете, мсье Рану, - говорила консьержка, округляя при этом для многозначительности глаза, - я к вам очень хорошо отношусь (ещё бы, где ты найдёшь второго такого дурака, который терпеливо выслушивал бы твои идиотские истории, вызывающие приступы тошноты даже у завзятых любительниц мыльных опер), и поэтому хочу вас предостеречь. Эта Аньез ведьма! Мадам Марсо говорила мне, что…".

Конечно, Жерар не принимал всерьёз эти россказни. Он даже подумывал о том, не бросить ли ему семью и не перебраться ли к Аньез насовсем, однако по трезвом размышлении отбросил эту идею. Когда мужчине под пятьдесят, на многие вещи начинаешь смотреть по-другому. Этой пылкой полуиспанке нет ещё и тридцати, а сколько осталось ему, Жерару? Десять-пятнадцать лет, а там женские прелести перестанут его волновать, и наступит время лишь вспоминать былое. И что тогда? Наблюдать, как Аньез мучается под натиском своих неугомонных гормонов, и смиряться с тем, что у него, Жерара, неумолимо начнут отрастать ветвистые и раскидистые рога? К тому же по прошествии ряда лет, когда умнеешь и избавляешься от глупости юношеского возраста, понимаешь, что отношения между мужчиной и женщиной - это не только секс (хотя без него окраска этих отношений совсем не та: бледнее она, гораздо бледнее).

И всё-таки семья - это семья. Уютная Анн-Мари, умеющая окружить заботой и теплом, и при этом оставаться незаметной, не мешать, когда Жерара обуревает очередная идея, и он забывает обо всём на свете, отдаваясь работе с таким же жаром, как и любовным утехам. Конечно, его жена далеко уже не та девчонка, которая молча и упорно сопротивлялась, когда он в самый первый раз настойчиво стаскивал с неё трусики… Как давно это было, а яркость воспоминания совсем не поблекла, словно прошло не тридцать лет, а пара дней. Анн-Мари начала увядать (хотя в постели она, надо отдать ей должное, ещё очень даже ничего).

Но главное не в этом, а в том, что за прожитые вместе годы жена сделалась для него привычной, необходимой и естественной составляющей окружающего мира, без которой само существование немыслимо. Анн-Мари умела не обращать внимания на взбрыки Жерара, граничащие с капризами, и даже смотрела сквозь пальцы на его любовные интрижки. И при этом она оставалась человеком, вызывающим уважение - несмотря на свой совсем не престижный статус домохозяйки. Анн-Мари установила для мужа рамки, переступать которые не рекомендуется, и Жерар знал это. И поэтому он не уйдёт к Аньез, а будет лишь изредка навещать её - пока ей это не надоест, и она не подыщет себе другого мужчину.

И дети… Оболтусы, конечно, но что поделаешь! Элизабет в свои двадцать шесть так ещё и не состоялась. С детских лет увлекалась искусством, холила и лелеяла свой скрытый талант (Жерар не без основания подозревал, что таланта не имелось вовсе или скрыт он был слишком уж глубоко), даже училась в художественной школе. Теперь у неё в Лилле свой небольшой магазинчик-салон (хорошо, что любящий папа помог деньгами), в котором выставляют на продажу свои творения непризнанные гении - такие же, как сама Элизабет.