Костры ночных Карпат - Семен Близнюк

Поймав вопросительный взгляд сына, Кнехт самодовольно заключил:

— Я все уже предусмотрел, Ханс. Наступило время заполучить нам этот лес, эту соль и кое-что ещё. В Карпаты уже отправилась группа моих изыскателей и инженеров — ты встретишь их там в качестве организаторов вечеров «немецкой национальной культуры». Придали им для пущего эффекта двух певиц и конферансье. С Будапештом я договорился — и мы создадим смешанное акционерное общество по использованию естественных ресурсов этого района. Твоя задача — подобрать будущих надзирателей из тамошних немецких колонистов… И не смотри на меня так, словно тебя ожидает открытие нового острова и приручение туземцев. Наши острова теперь— в Европе. Германия создаст себе колонии на своём материке!

Ханс сразу оживился. К тому же «фатти» наконец намекнул:

— Пора тебя, сын, запускать в дело. Здесь — инструкции, — и Кнехт ногтем подтолкнул пакет к краешку стола. — А что касается твоих непосредственных обязанностей, то будешь совмещать приятное с полезным. Кстати, чем больше мрази уберёте с карпатского плацдарма, тем оно будет лучше и для нашего концерна.

И старый Кнехт, взглянув на часы, отправился принимать лечебную ванну.

Ханс принялся рассматривать снимки. На одном седой старик в вышитом кожухе стоял у порога, показывая детям каракулевые шапки. На обороте была надпись «4 км до озера Синевир». «Пунктуальность фатти чувствуется во всём, — усмехнулся Ханс. — Если бы был настолько пунктуальным, чтобы вложить сюда и чек — на расходы в интересах фирмы…»

Ханс-Иорген Кнехт поднялся, расправил плечи, подтянулся. Он почувствовал, что снова входит в свою роль.

Прикосновение к их истории — это прикосновение к подвигу. Подвигу ежечасному и потому особенно волнующему — даже с высоты наших дней, отдалённых от военных лет не одним поколением. Кажется удивительным, что эти простые жители Верховины, не поднаторевшие пока что в ратном деле, не получившие даже образования, о котором мечтали, и не познавшие достатка, к которому стремились, без колебаний вышли на борьбу с врагом, имевшим за плечами опыт порабощения Западной Европы и обладавшим в полной мере искусством провокации, коварства, жестокой расправы над противником, — что будут эти люди храбро сражаться с палачами в облике представителей «высшей расы», не боясь глядеть каждый раз в лицо смерти.

Это был народный подвиг. Приобщитесь хотя бы к историям, о которых мы рассказываем, и убедитесь в этом: в каждой из разведывательных групп, боевые страницы которой открылись или открываются, участвовали люди различных национальностей, вероисповеданий, характеров. Это сражался народ…

Мы долго говорили с Панкратенковым о смелых верховинцах. Александр Максимович, конечно, был взволнован больше нас, ибо все пережил сам. Он рассказывал:

— Знаю и очень хорошо Иосифа Лоя. Меня с ним познакомил начальник погранпункта Федор Иванович Говоров, он же — майор Львов. Сбросив гонведовский мундир, в котором к нам перебежал, Иосиф попросился в ряды Красной Армии, чтобы поскорее освободить и Закарпатье. Понравился нам этот бесстрашный парень. По нашому заданию он создал в родных местах группу военных разведчиков и помогал руководить её деятельностью.

Бывший старший лейтенант Орлов запомнил всех участников группы, с кем довелось встречаться.

— С Кикиной я виделся тогда единственный раз, да и то недолго. Был он полный, смуглый… усатый. Отсутствие Кикины могли вскоре заметить жандармы, поэтому, не теряя времени, мы поговорили о методах работы, о приёмах сбора информации и в тот же день я лично отвёз его к границе. Прощаясь, сказал: «Берегите себя, Василий Ильич!» И всё-таки думал этот человек прежде всего о деле — рискованном и опасном деле. Это мы почувствовали сразу. Вырвавшись из колечка, которым на карте обозначалось Берегово, Василь вышел на орбиту Чоп— Севлюш (Виноградово)— Иршава — Мукачево. Это было кольцо целой зоны!.. Ну, а если говорить о группе, то постепенно под её контролем оказалась вся долина Рики — от Хуста до Торуня, а к северу — дорога от Хуста до Мукачева. По карте получалось что-то вроде огромных часов — с большой и малой стрелками, и эти часы отстукивали время, которое работало на нас. То стучали сердца патриотов…

Все собранные данные за перевал носил лесник Попович. И о нём Панкратенков сказал доброе слово:

— Помню ещё одного разведчика группы — Федора Поповича. С ним-то я был знаком хорошо. Действовал он, если не ошибаюсь, под псевдонимом Голубь. Да, так оно и было. Помню, принимая его с почтой, я ещё шутил: «Да ты и впрямь летаешь, как голубь!» Имел он лет сорок, а крепкий такой, ловкий был мужик. Как лесник, Карпаты знал отлично, и я бы не сказал, кто из связных был тогда сноровистей нашего Поповича, кто ещё так свободно чувствовал себя на лесной тропе. Переходил границу много раз — приносил нам сведения группы и свои материалы… он все умел и все успевал. Горяч был ещё: брызни водой — зашипит. Прямо сказать, как его земляк, легендарный опрышок Микола Шугай!

И когда Панкратенков рассказывал детальнее о переходах лесника, невольно подумалось, как жизненна, «приземлена» легенда о проводнике, ходившая из села в село. Как знать, может, эта самая легенда была сложена именно о нём — Федоре Поповиче?

Орлов недолго задерживал у себя связного. Время торопило. Торопился и лесник — ведь он был на службе, его ждали люди. Во время отсутствия Поповича подменял Василий Шегута, приходивший с другого участка, и за работу Федор был спокоен. Но частые подмены лесника легко могли вызвать подозрение. Смекалистый связник решил «разнообразить» и свои отлучки.

Утром, перед тем, как отправиться в Торунь, затем — в «хозяйство» Хмиля, через которое вела заветная тропинка за Карпаты, Попович спустился в глубокое ущелье, где рубили лес. Ему, как обычно, надлежало следить за правильностью вырубки. Но на этот раз щека у лесника была перевязана, лицо кислое. Шурин Илья Чепара, работавший в бригаде лесорубов, конечно, знал, в чём дело, и еле удержался, чтобы не рассмеяться. Отошёл в сторонку… А Попович громко жаловался на боль: и водкой, мол, замачивал, и зубочек чеснока ложил — не помогает, всю ночь не сомкнул глаз. Лесорубы в большинстве молчали, а надзиратели, которых в горах понаставили — так, «на всякий случай» — и от жандармерии, начали подбрасывать шутливые советы. Их глаза горели от злорадства: «Хоть помолчишь денёк-другой, уж больно ты остёр на язык, не знаешь разбору, что лесорубы, что начальство». Под «начальством» подразумевали, конечно, себя.

Когда появился в ущелье Шегута, он ушёл домой. По пути зашёл к старику Лою:

— Ну, отец, приготовили подарочек сыну?

— Кое-что есть, Федор, — старик поднялся из-за своей «зингерки», подошёл к окну, засмотрелся на белые горы. Потом оглянулся:— Со стороны Берегова подтянули в Хуст артиллерийский полк. Я сам лично видел — вот как сейчас тебя — его командира: все вытирал клетчатым платком покрасневший нос…

Дмитро рассказал Поповичу и о тайной штольне, которую роют солдаты под склад в Замковой горе, и где как усилены жандармские посты по дороге на Севлюш.

— Насчёт постов выведал Иван. Он нащупал красивую ниточку — знакомится в пути с почтарями. Ну, а те, известно, знают все и обо всём.

— Молодец Иван! — похвалил Попович: слово «молодец» было для закарпатцев ещё малопривычным — он перенял его от Орлова, — и такая похвала звучала особенно значительно.

Вошёл сам Иван — высокий, статный парень. Он должен был принести Поповичу материалы Кикины, с которым встречался у Ивана Юрика. Парень сбросил высокую баранью шапку и сказал:

— Кикина не приехал, по данные есть: их привёз сам Юрик.

Это сообщение немного озадачило, но Иван тут же простодушно начал объяснять:

— А что ж тут такого? Они ведь с Кикиной женаты на двух сёстрах, люди близкие. Кикина так просто не передал бьг через пего письмо. Значит, зпает, с кем имеет дело. И вы, Федор, там поговорите, чтобы в нашу группу зачислили Юрика…

Голубь добрался в Лопушное. Отсюда путь лежал через леса. Никогда ещё не приходилось Федору идти с такими муками: глубокий, рыхлый снег заставлял ползти. Только далеко за полночь, совсем обессиленный, вышел на перевал, к которому раньше поднимался запросто, без единой «станции». Наши пограничники доставили промокшего путника на свою заставу.

— Да, друг Голубь, то, что ты принёс, стоило и риска, и твоих мытарств…— Орлов задержал на нём внимательный взгляд. — Ну, ну, говори… принёс что-то ещё — по твоим глазам вижу.

— Есть разговор, товарищ старший лейтенант…— и Попович рассказал про Ивана Юрика.

Орлов опустил взгляд.

— Раз веришь ты, то верю и я: этот Юрик — человек надёжный. Только учти, друг Голубь: группа расширяется — это хорошо, это необходимо для более успешной работы, но и забот зато прибавляется. Оберегать группу надо от провокаторов, от предателей. Втолковывай людям: поменьше «вербовок», никакой самодеятельности в подборе новых участников.