Контуберналис Юлия Цезаря - Олег Мазурин

Иван бросил в костер миниатюрную деревянную фигурку девушки. Эту фигурку Фабию подарила рабыня из Фессалии, что жила в доме Родина. Невольница очень любила центуриона, и он к ней как будто привязался. Но потом произошло то, что описывают во многих сказках и легендах: «Они жили счастливо и умерли в один день». Да, действительно, Фабий и фессалийка погибли в один и тот же день — жестокий Балдегунде и его дружки постарались на славу. Пока не наткнулись на героического Ивана.

После торжественного шествия, все присутствующие на похоронах выстроились вокруг постамента с телом центуриона. Специальный служитель похоронной службы зажег факелы и подал Цезарю, Ивану и Антонию.

— Иван Сальватор, когда будешь поджигать алтарь, отверни в сторону свое лицо, иначе опалишь брови и волосы, — предупредил контуберналиса владыка Рима.

— Хорошо, мой Цезарь, я последую твоему совету, — принял к своему сведению Родин.

Цезарь, Антоний и Иван подошли к постаменту с трех сторон, и дружно поднесла факелы к костру. Родин, помня об императорском наказе, отвернул лицо в сторону — и сделал это вовремя! Клубы густого черного дыма резко взвились в небо. Ярко-желтые языки пламени принялись хищно лизать свою добычу — деревянный погост и мертвое тело Фабия.

Затрубили снова трубы, и со всех сторон раздался плач и вопли, которые смешались затем со скорбными песнями и горестными причитаниями. Все присутствующие долго и заворожено смотрели на погребальный костер. Римский народ и его правители прощались со своим славным героем — центурионом Фабием, одним из спасителей великого Цезаря.

Когда огонь закончил свое желто-черное дело, и от костра осталась лишь куча потухших углей, пепла и фрагментов пожертвованных подарков, мать Фабия подвели за руки к погребальному кострищу. Старушка, уже вышедшая из прострации, склонилась и отыскала в этой антрацитовой куче побелевшие кости, или вернее остатки костей своего сына. Она облила их старым вином и молоком, выжали в полотняном покрывале, и поместила в бронзовую урну вместе с ароматными розами и духами. Затем старушка взяла лавровую ветвь и сосуд с чистой водой и стала обходить толпу собравшихся, окропляя их водой. При этом она постоянно и монотонно повторяла, обращаясь как бы к каждому одну и ту же фразу:

— Вы можете уйти… Вы можете уйти… И вы можете уйти… И вы…

Большинство присутствующих стало расходиться по домам, а Цезарь с Иваном отправилось на виллу императора, к Клеопатре.

На следующий день была устроены тризна по Фабию — гладиаторские бои в Большом Цирке, скачки и представления акробатов, мимов и музыкантов. Малоимущим римлянам раздавали сырое мясо, лепешки и деньги. На Форуме и на Марсовом поле был грандиозный пир на весь мир, где принимало участие почти вся знать Рима и плебс. Все они в один голос хвалили за предоставленные зрелища и еду великого императора Юлия Цезаря — «Щедрого и Справедливого!»

На девятый день мать Фабия и Иван поместили в гробнице урну с останками покойного и помолились за его беззаботное существование в царстве мертвых. Иван по указке старухи вымел весь дом железняком, а после этого зажег огонь в атриуме, бросил на горящие уголья серу и несколько раз прошел через этот дым. Таким образом, Иван очистился от злых духов, а его особняк очистился от умершей души Фабия и душ безвременно погибших слуг Родина.

Расходы на похороны героя Рима — Фабия — достигли одного миллиона триста тысяч сестерций. Юлий Цезарь оплатил их в полном объеме. Иван отпросился у императора от службы, сказав, что ему нужно побыть наедине. Цезарь понял его состояние и разрешил контуберналису прийти к нему завтра, на Форум, в резиденцию понтифика, император будет ждать его там с новыми поручениями.

Родин пришел домой, в свой кабинет, сел за стол и впал в многоминутный ступор. Нестерпимая печаль скрутила душу контуберналиса Цезаря и стала мучить ее, терзать, изводить, грызть. И боль от этой пытки была так невыносима, что рвалась из-за всех сил наружу, но не могла вырваться и раствориться в воздухе, и оттого было еще тяжелее Родину. Как ему было жалко центуриона! Бедный Фабий, он не заслуживал такой участи! Иван так сильно сдружился с ветераном Цезаря, что потеряв его, он как будто потерял полруки или полноги. Вот какова была боль в сердце Родина от смерти центуриона, его первого наставника и друга по древнеримской эпопее.

Иван долго сидел в полнейшей прострации и все никак не мог выйти из нее. Несколько раз Ивана пробивало на слезу…

Но вот появился Ахиллес: он пришел просить хозяина дать ему денег на сено для Ганнибала. И только после этой незатейливой просьбы неофит Родин очнулся и пришел в себя. И сразу у Ивана появилась одна очень хорошая идея, как выйти из стрессового состояния. Он еще ни разу ей не пользовался, но многократно видел, как ее прекрасно воплощают в жизнь киношные и книжные герои, и именно в тот миг, когда им особенно плохо и горестно.

— Эй, Ахилл! — встрепенулся Иван. — Неси-ка лучше вино, да побольше! Сено для лошадиного карфагенянина из Нумидии мы купим потом.

— Хорошо, мой хозяин. А какое вино лучше принести?

— Я полагаю, Соррентийское или Фалернское янтарное. Для начала давай Фалернское.

— Будет сделано, мой господин… — поклонился управдом.

Управляющий принес амфору с Фалернским вином, но не сразу налил напиток в большую чашу, а перед подачей пропустил через бронзовое сито. Таким способом Ахиллес очищал вино от примесей и специй. Иван попросил старика не разбавлять вино водой, так будет лучше, сказал он.

— И садись рядом со мной, мой славный управдом. Будет пить по-славянски. У нас это называют «поминки».

— «Поминки», — переспросил грек.

— Угу…

— И что мне делать, славный Иван Сальватор?

— Ничего не делай, Ахилл, просто наполни наши кубки этим божественным фалернским и слушай, что я буду говорить.

— Будет сделано, мой господин…

Грек охотно перелил из чаши вино в большие кубки.

Иван на правах инициатора идеи первым поднял кубок.

— Итак, наши питейные сосуды полны. Будешь повторять за мной слова, Ахилл. Подними чашу и скажи…

— Что сказать мой господин?..

— …За Фабия, упокой душу его грешную, — сказал Иван.

— За Фабия, упокой душу его грешную, — повторил управляющий.

— А теперь, славный грек, осушим наши сосуды, но чокаться не будем. За упокой не чокаются. Ясно?

— Ясно…

Они выпили.

— Теперь ему там, на небесах будет хорошо, — поднял к верху глаза Иван.

— А отчего на небе, ведь царство мертвых находиться в земных подземельях Аида? — недоуменно спросил грек. — В небе только царствуют всемогущие боги Олимпа.