Таинственный остров - Михаил Леккор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я уже посчитал, что вытащил все полезное из оного «ништяка», собираясь было идти далее, но Вик вдруг было что-то активно продолжил рыть и гордо показал мне комок грязи. Я осторожно взял его, поскольку предполагал что угодно — от жалящего скорпиона до нейтрального, но воняющего куска ткани. Прополоскал его в морской воде и увидел, что почти угадал — это был артефакт, только не матерчатый, а металлический. Большая монета, грубо сделанная, как я увидел, еще раз прополоскав. По-видимому, средневековая, даже не машинной обработки, а ручной. И не русская, но и не азиатская. Европейская? Пока меня в этом откровенно радовало только то, что это был неплохой металл, которого можно было обработать, а золотая она или бронзовая, какая мне разница… пардон, какая нам разница?
Поискали с Виком вместе, натаскали еще с десяток монет. Путем аналитического размышления я обратил внимание, что, хотя монет лежало в приличном качестве и между досками обшивки и в песке, но в последнем все же было больше. Значит? Порыл сломанным клинком тщательнее и довольно легко нашел в песке и иле своего рода денежный клад — полуразрушенную емкость из цветного металла (точнее я не узнал). Из нее-то и монеты потихоньку вываливались. Видимо, пора было выходить кладу обратно на белый свет.
Будь я «в цивилизации», обрадовался бы созидательной деятельности лепрекона, который, как известно, разбрасывает клады. А так мы примерно набрали килограмм металл. С учетом безлюдного острова, а, значит, и отсутствия любого рынка, сломанный клинок был более ценен. Все в мире относительно.
Пришли как раз к обеду. Ароматная уха и частично прожаренная, но немного все же сгоревшая, немного сырая акулятина. Наш шеф-повар Наташа, смущенная качеством второго блюда, не нашла ничего лучшего, как наехать на меня. Вежливо так, хотя мне все равно в пересказе в обычный матерщинный русский язык стало очень неприятно. Мол, не хрена (ничего) не делаете, шландаете только, а жрать (кушать) приезжаете. Не фига себе наезд!
Позвольте, позвольте! — удивился я, — но ведь это не просто ругань женщины к мужчины, которую можно пресечь физически, а административный поединок — главповар (вообще-то шеф-повар, но мне так ближе к сути на данном моменте) и просто глав! Идет настоящая революция и смена правящего класса! Я так не могу, даже если хочу.
— Сережа, подожди, я ведь только хотела сказать тебе, — рискнула ответить изрядно смущенная, даже обалдевшая от такого энергичного возражения Наташа.
— Нет, это не сказать, а обругать! — немедленно возразил я, правдивый и проницательный, — сначала тут был мужчинами, который все обустроил, а потом пришла женщина, который собирается все нагло стибрить!
— Сережа, нет! — почти умоляюще запротестовала Наташа.
— Ах нет! — зловеще сказал я и потребовал: — либо ты признаешь себя дурой, либо ты пыталась совершить островной переворот!
Наташа помолчала, посмотрела на всех добрыми глазами и решилась: — Да я дура, создала нехорошую ситуацию. Прости меня, Сереженька!
— Прощаю, — проворчал я, но предупредил: — у нас здесь на острове практически чрезвычайная ситуация. И нам надо либо ввести диктатуру, либо ввести первобытный коммунизм. Предлагаю…, - я помедлил и предложил: — первобытный коммунизм!
— Ох, а я думала, ты потребуешь, чтобы у нас стала диктатура, а себя диктатором и гаремным мужем! — прощебетала Вика
Ха, все же получается, что бабы дуры, не потом что они дуры, а потому, что они бабы. Не поняла дочь моего иезуитства. Диктатура подразумевает хоть небольшую, но все же ответственность диктатора перед обществом, тогда как в первобытном коммунизме, прав было много, при чем, чем сильнее индивид, тем у него можно прав, а ответственности никакой — коммунизм же как никак!
— Вика, рассмотрим этот нюанс в практическом срезе, — ответил я дочери, то есть падчерице, поскольку она все еще ждала ответа, а потом взялся за законотворческую деятельность: — хочу, чтобы любую критику наказывать либо прилюдным поцелуем, либо таким же щелчком. При чем критику считает оной сам критик.
— Да я против, — протянула Вика, но так неуверенно, что стало ясно — если ее не поддержат, она сразу же сдаться.
Потому я сразу же обнаглел:
— Вика, ты кажется, не поняла, я сказал — хочу, а не предлагаю. Мне не надо согласовывать, я уже все решил!
— Да? — удивилась Вика и задумалась. Похоже, она, наконец-то поняла, что означает звонкий термин первобытный коммунизм.
— Наташа, — потребовал я от своей жены, — ты убираешь свою критику сильного пола или мне подвести под него закон намбе уан?
— Предложение мое проявилось очень сильно и требовательно и я совершенно не удивился, что Наташа сразу согласилась.
А я спокойно налил в свою тарелку ароматную уху, которая уже битый час дразнила нос, а вместе с тем и весь организм прекрасным вкусом.
Становится самодуром я не собирался. Но и подлаживаться под женскую пятку тоже. Будучи трудящимся в женском коллективе, я прекрасно понимал, что лучше сразу поставить себя над женским коллективом, чем каждодневно бодаться с ее членами. И сам намаешься и женщин умучаешь.
— М-м, — промычал я, показывая жене котелок с ухой и пустую тарелку. Типа, тебе налить, или как?
Наташа не осмелилась отказать и уха была налита. Рыбу на листке растения она положит сама.
С ухою продекларировал стихи:
Как я жил без тебя столько лет?
Без твоих изумительных глаз,
Без невинных касаний одежд,
Без пропущенных пауз и фраз?
Как я жил без тебя столько лет?
Как дышал и ходил без тебя?
Как встречал одиноко рассвет?
И не видел, не слышал тебя?
Как я жил без тебя столько лет?
Где летала и как ты жила?
Я ищу бесполезно ответ.
И смотрю каждый вечер в глаза.
Как я жил без тебя столько лет?
А вчера вдруг увидел тебя.
Словно вспыхнул чарующий свет
И погасла вся жизнь до тебя!
Наташа точно смутилась, а я налил Вику. А вот Вика немного смущенно отказалась, сказав, что она сама. Сама так сама. Я положил кусочек рыбы в тарелки и отсел по причине отсутствия места. На пне и так лежали котелок с ухой, лопух с отдельно положенной рыбы, наконец, сковородка с мясом акулы. Где уж там тарелки!
Значит так! — подумал я про себя, — сегодня же надо смастерить примитивненький обеденный стол. Доски есть, гвозди есть, молоток легко можно
