Не было бы счастья - Антонова Александра

Ариадна сидела на дальнем конце стола, она выглядела умиротворенной. Я залюбовалась «Царицей египетской». До чего же она была хороша, не смотря на отсутствие привычного слоя макияжа.

Отец Митрофаний хмурил брови, углубившись в какие-то свои мысли. Он неожиданно вскинул голову и проговорил ни к кому не обращаясь: ― Истинно, истинно говорю вам, кто скажет горе этой: «поднимись и бросься в море», и не усомнится в сердце своем, но будет верить, что совершиться то, что он говорит, ― будет ему.

Он опять уставился невидящим взглядом в свою чашку.

― Лиза, ― наклонился в мою сторону Влад. ― Ты совсем не обращаешь внимания на меня. Чем я заслужил такую немилость?

Он поднялся со стула, взял меня за руку и повел в сторону флигеля.

― Ах, Лиза, жизнь ― странная штука. Вот она есть, и вот ее уж нет. Мы вспоминаем об этом фокусе, лишь, когда ловкий престидижитатор сдергивает узорчатый платок с черного цилиндра и вынимает изящной рукой, затянутой в белую лайковую перчатку, ушастого кролика по имени Судьба. Кто знает, а вдруг именно в этот момент Вселенский Иллюзионист манипулирует с твоей жизнью. Обидно уйти в небытие, не испытав всю полноту отпущенного срока. Глупо не воспользоваться шансом, который выпадает раз в тысячу лет, из-за химеры условностей.

Влад уверенно обнял меня и, сдвинув бретельку сарафана, приник к плечу губами. ― Лиза, у Эммы Францевны остались родственники? Тебе должно быть известно. Я прислушалась к себе, но ни душевного трепета, ни учащенного сердцебиения, ни повышения артериального давления не обнаружила и успокоилась. Лишь острое любопытство (что еще ему от меня надо?) вырвалось из груди томным вздохом, и я пробормотала: ― Да, у нее осталась внучатая племянница. ― Как зовут? Сколько лет? Где живет? ― быстро спросил он, окучивая мою шею. Я представила себе его выражение лица, когда Влад отправиться знакомиться с родственницей, а найдет меня, не удержалась и хихикнула. ― Что такое? ― растерялся коварный обольститель, видимо, не часто девушки хихикали в кульминационный момент его объятий. ― Владимир, ― донесся голос Федора, а вскоре и он сам вынырнул из темноты и тем самым избавил меня от трудной задачи искать оправдание своему нелепому поведению, не предусмотренного сценарием. ― Владимир, у Вашей машины кто-то снял задние фары. Вы видели? Влад охнул и рванул в сторону дома. Мы проводили его взглядом и, не сговариваясь, двинулись к водяной мельнице. Лягушки оглушительно квакали у реки. Гоша шуршал в траве, разыскивая подозрительные норы. Ночной воздух был наполнен ароматами луга, воды и остывающей земли. Все печальные события последних дней казались далекими и нереальными. ― Знаешь, ты, конечно, права. Эмма Францевна имеет полное право унести свои тайны в могилу. Напрасно я затеял это расследование… Ты больше не сердишься на меня?

Мы остановились у самой избушки Лешего. Правой рукой Федор поправил мою прядь волос над ухом, в левой ― он держал трость. ― Ой, Федор, а где ты нашел свою палку?

― В китайской вазе возле парадной лестницы на первом этаже. Но, что самое удивительное, я вспомнил, где ее потерял… Ты помнишь, мы пошли искать место, где сидел в плену Гоша? Я поднимал плиту с помощью трости, а потом ворошил завал в землянке. Затем Гоша возвестил о явлении Божьего человека, и мы стали свидетелями его гибели. Вот где-то в этот момент я и потерял трость. На обратном пути ее уже не было, во всяком случае, она не мешала мне нести тебя на руках. ― Кто же принес ее в дом? ― Вот и я ломаю себе над этим голову. ― Ой, мамочки! ― осенило меня. ― Неужели, Божий человек ожил?!

Я обхватила Федора и в панике оглядывалась по сторонам. Мне всюду мерещились глаза Лешего в спецодежде.

― Это вряд ли. Но кто-то там побывал, нашел трость, принес ее в дом и спрятал в вазе.

В ельнике заухал филин, и мне непреодолимо захотелось к людям, к свету. ― Федор, миленький, пошли скорей домой. Неужели, ты не боишься? ― А как же, конечно, боюсь. Но ты сама знаешь: не так страшен черт, как его малюют.

Хотелось бы затронуть вопрос о нечистой силе. Черт в нашем сознании олицетворяет отрицательные стороны жизни. Темная сторона в борьбе зла с добром. Нужен ли нам черт? А как же?! Без него не было бы борьбы, не существовало бы процесса преодоления трудностей. Вселенная была бы скучной и пресной. Ни тебе соблазнов, ни искушений. Это все равно, что отсутствие котов в собачьей жизни. Да здравствует нечистая сила!

ГЛАВА 17

Машина с телом Эммы Францевны, конечно же, опоздала. К одиннадцати утра рядом с церковью великомученика Авеля творилось столпотворение. На похороны прибыло на удивление много людей. Полянка за деревней превратилась в филиал выставки автомобилей зарубежного производства: здесь были и длиннющие лимузины, и громоздкие «Джипы» и щегольские «Миаты». Владельцы дорогих машин образовали небольшую толпу. Их легко можно было отличить по темным костюмам. В ряды солидных мужчин затесались две женщины в черных платьях и шляпках с вуалями. На каждого солидного гражданина приходилось хотя бы по одному телохранителю. Все они так же выглядели скроенными по одной мерке: могучие молодцы, у которых бритые затылки плавно переходили в плечевые мускулы. На зеленом «газике» прибыл военный чин местного гарнизона. Из крытого грузовика высыпали закамуфлированные солдатики с автоматами. От Трофимовки были все обитатели: с десяток женщин пенсионного возраста и один мужичонка с откровенно красным носом. Ближайшие друзья и родственники Эммы Францевны ― Аркадий Борисович, Ариадна, Владимир, Федор, Глаша, дядя Осип и я, стояли отдельно. Не смотря на траурность момента, птички пели «на ветвях моей души», и лицевые мускулы отказывались изображать скорбь. Федор стоял за моей спиной, по-хозяйски прижимал к себе и дышал в макушку. Дело в том, что после того, как вечером выяснилось, что кто-то принес трость в дом, я запаниковала, а Федор принялся меня успокаивать. И так это у него здорово получалось, что мы как-то совершенно незаметно оказались в моей комнате, и продолжили процесс утешения под шелковым пологом. Под утро я совершенно успокоилась и ненадолго уснула у него на груди. Утром же Федор обезумел от счастья, клялся, что после похорон увезет меня из этого кошмарного дома, и не позволит всяким Владам и отцам Митрофаниям портить нам настроение. Затем обернул чресла банным полотенцем, встал на одно колено и торжественно сделал мне предложение. Я кокетливо ответила, что подумаю. Федор потребовал, чтобы я думала быстрее, а не то он съест меня прямо сейчас же. Глаша постучала в дверь, приглашая на похороны, и отвлекла нас от этого упоительного занятия… Черная машина местного похоронного бюро прибыла около двенадцати. Дюжие ребята из команды охранников внесли белый гроб под церковные своды. Отец Митрофаний был необыкновенно красив в торжественном облачении. Группа женщин в платочках запела на хорах, батюшка взмахнул кадилом, и оранжевые круги поплыли у меня перед глазами. Я воспользовалась тем, что Федор отвлекся, зажигая свечу и одновременно здороваясь с каким-то бугаем из группы охраны, и выскользнула на свежий воздух. Знакомая тропинка привела меня в конец кладбища к раскидистой иве и гранитной глыбе с трогательной надписью: «Всегда с тобой во тьме сырой, Помни обо мне при яркой луне». Боже мой! Совсем недавно я сидела здесь, и ничто не предвещало нелепое нагромождение печальных событий. Эмма Францевна, Мустафа и Снежный человек были еще живы. Мы с Гошей радовались приволью и не подозревали о существовании партийных денег и золотых самородков. Какие-то смутные мысли, связанные со стихотворными строками, вертелись у меня в голове, но никак не могли воплотиться во что-то конкретное. ― Что, опять ладана надышалась? ― присел рядом Федор.

Я покивала головой, дивясь, откуда он знает о моей аллергии на ладан. ― Федор, что ты думаешь про эти стихи как филолог? ― Ну, хорошо, хорошо. Не филолог я вовсе. Признаю, это была не самая удачная идея прикинуться языковедом, но я ляпнул первое, что пришло в голову. Я, собственно, работаю в коммерческом банке начальником отдела охраны. Зарплата приличная, и дело интересное, все время с людьми… Я давно хотел сказать тебе, только случай подходящий не подворачивался. Федор изобразил полное раскаяние и осознание своей вины. Я немного поломалась и простила его, как раз к тому моменту, когда служба закончилась, и гроб с телом Эммы Францевны понесли к яме, выкопанной в центральной части кладбища. Мы присоединились к процессии. Во время гражданской панихиды несколько костюмных мужчин произнесли прощальные речи, делая упор на незаурядные финансовые возможности Эммы Францевны, ее широкий кругозор и вдумчивое отношение к клиентам. От жителей Трофимовки выступил единственный представитель сильного пола. Он долго комкал в руках засаленную кепочку, шмыгал носом и смог вымолвить лишь трогательное: ― Пусть земля ей будет пухом… Закамуфлированные солдатики сделали прощальный залп холостыми патронами. Батюшка дал знак, четверка бритоголовых опустила гроб в могилу, и принялась забрасывать яму землей. Ариадна рыдала навзрыд на груди у дяди Осипа, Глаша утирала глаза концом головного платка. Женщины из Трофимовки дружно всхлипывали. Я тоже не удержалась и уткнулась в плечо Федора. Господи! Кто бы мог подумать, что все кончится так печально! Свежую могилу украсили богатыми венками, и провожающие граждане бесформенной толпой потянулись к большому дому. Под яблонями были накрыты столы для охраны и жителей Трофимовки. Почетные гости проследовали в парадную столовую. Белые простыни закрывали зеркала, пахло свежей хвоей и хризантемами. Стол ломился от бутылок и закусок. Солидные мужчины и женщины заметно оживились, так как время уже было обеденное, однако, вели себя пристойно, говорили трогательные слова, и алкоголем не злоупотребляли. Я улучила момент и подошла к Ариадне. Отец Митрофаний как раз присоединился к группе костюмов и благословлял их на какие-то деловые подвиги. ― Ариадна, вы не знаете, кто эти люди?