Дьяволы Фермана - Джо Фауст

Медсестра пожала плечами:

— Нью-Йорк не так уж далеко. У нас здесь полно пациентов, чьи…

— Все в порядке, — сказал я. — У нее просто выдался плохой день. Такое может случиться с каждым из нас.

Оливия улыбнулась и кивнула мне.

— Знаете, он прав.

Я поднялся с пола и еще раз ощупал пострадавшее ухо.

— Спасибо за помощь, — сказал я Оливии.

Она снова кивнула, и я вышел из комнаты. Бэйнбридж потребовалось несколько секунд, чтобы это осознать. Она догнала меня только у лифтов.

— Как ухо?

Я тронул его кончиками пальцев… Неприятно.

— Еще побаливает.

— Я так тебе сочувствую. Ты проделал далекий путь, и вон как все обернулось. Особенно после такого ужасного утра, которое у тебя было.

Меня обуял ужас. Я знал, к чему идет дело. У Бэйнбридж опять пробудился синдром Флоренс Найтингейл, и она собиралась позаботиться обо мне. Несчастная жертва чрезмерного рвения — я буду вынужден терпеть это всю дорогу до Нью-Йорка. А может быть, и не только. Я не знал, что мне делать и куда деваться. Я нажал на кнопку вызова лифта…

— Боддеккер…

Изощренная пытка началась с того, что она положила руку мне на плечо… Когда мы вышли из корпуса, я попытался обратить все в шутку. Я вспомнил забавного старичка. Я смеялся над бабушкиными манипуляциями с моим ухом… Бэйбридж хранила на лице стоическое выражение.

По пути на станцию Кингстон мне пришла в голову великолепная идея. Возможно, немного алкоголя запудрит ей мозги, и она отстанет от меня… Нашел первый попавшийся бар и приказал водителю остановиться. Это тоже оказалось ошибкой. Бэйнбридж сообщила, что не собирается пить и мне не советует, учитывая мое и без того подавленное состояние духа. Я собрался с духом и даже ухитрился выдать несколько остроумных шуточек на эту тему. Не помогло.

Ближе к вечеру гелиевый «Константинополь» поднял нас в воздух. Полтора часа полета. Стюардессы подавали еще более мерзкий хлеб и овощную пасту. Я воротил нос от еды. Голодание казалось мне более радужной перспективой, нежели поглощение подобного ужина. Хотя, возможно, следовало это съесть — вкус пищи вполне соответствовал моему настроению… Бэйнбридж пронаблюдала за тем, как я отставил тарелку, и понимающе покивала.

— Депрессия, — сказала она. Я вопросительно посмотрел на нее.

— Отсутствие аппетита. Верный признак депрессии.

— Слушай, у бабушки просто неудачный день…

— У тебя тоже.

Я мог бы сказать, что мой день в наибольшей степени испорчен именно ею… Но не стал… Бэйнбридж полагала, что знает причины всех моих бед — лучше меня самого. Тысячу раз я открывал рот, намереваясь послать ее подальше. И тысячу раз не смог это сделать.

Почему? Почему?!

Я бросил на нее быстрый взгляд. Бэйнбридж выглядела серьезной и озабоченной, хотя в глубине души она была счастлива. Ей нравилось заботиться обо мне. Она чувствовала себя нужной, приглядывая и ухаживая за мной. Интересно, а почему Бэйнбридж до сих пор не нашла себя на поприще общественных работ? Скажем, заботясь о детях, оставшихся сиротами после Норвежской войны?..

— Боддеккер? — сказала она.

Я взглянул ей в лицо — коротко и как бы между прочим. А то еще, не дай бог, Бэйнбридж придет в голову, что я послал ей многозначительный взгляд. Казалось, немой вопрос написан у нее на лбу, в уголках глаз и губ. От уголков разбегались лучики, вернее, не лучики даже, а крохотные трещинки — такие маленькие, что наномашина могла проползти через них и срастить кожу, используя субатомного размера инструменты. Это придавало ее лицу странную хрупкость. Если я скажу, что желаю выйти из игры, лицо расколется по этим трещинкам, и Бэйнбридж разразится слезами.

Я не могу вынести слез. И не хочу связывать свою жизнь с этой девушкой. И при этом я так и не придумал способа отделаться от нее.

Иначе сказать, я увяз между Бэйнбридж и собственной трусостью.

— Ты в порядке, Боддеккер? Я пожал плечами.

— Как-нибудь переживу. У меня еще все впереди. В отличие от моей бабушки.

Она кивнула.

— Понимаю. — А затем произнесла слова, которым суждено повторяться еще не раз на протяжении второй половины дня. — Мы поедем домой и там обеспечим тебе полное исцеление.

Зная Бэйнбридж, можно смело ожидать буквально чего угодно. Она великолепно осведомлена обо всех этих новомодных средствах медицины, лекарствах и препаратах. Я уже почти видел, как она роется в моем кухонном шкафу, разыскивая специи, чтобы добавить их в специальную припарку, которую следует класть на грудь специальной лопаточкой…

Одним словом, я притворился, что не расслышал.

Впрочем, Бэйнбрдж это ничуть не смутило. Она намеревалась довести медленную пытку до конца. В течение всего полета Бэйнбридж держалась за слово «исцеление» и периодически стукала меня им позже. Будто дубинкой по голове — дабы я не забыл, что она намерена облегчить мои страдания.

…После того как цеппелин приземлился на станции Род-Айленд: «Скоро будем дома, Боддеккер. Исцеление уже близко».

…Пока мы стояли под ледяной изморосью и ловили коляску: «Выше нос, Боддеккер. Скоро окажемся в тепле, и там тебя ждет исцеление».

…Во время поездки в коляске: «Нет, Боддеккер. Мы поедем к тебе. Там и начнем исцеление».

…В ответ на мои протесты и робкое предложение отвезти ее домой: «Это не то исцеление, которое можно обеспечить по телефону».

…После того как мы вылезли из коляски возле моего дома: «Я оплачу проезд. А ты готовься к исцелению».

На лестнице, по пути к двери, я уже надеялся, что ее «исцеление» будет иметь для меня летальный исход.

К тому времени, как мы добрались до дома, на улице уже вечерело, а в квартире вообще царила непроглядная мгла. Я зажег маленькую лампу и высунулся в окно, любуясь видом на Манхэттен. Стояла величественная, внушающая благоговение ночь.

Бэйнбридж показалась в дверях.

— Будет новый день, — сказала она, скользнув внутрь.

— Не беспокойся, я не собираюсь прыгать. Она рассмеялась.

— Прежде чем заняться твоим исцелением, мне нужно принять ванну. Это ненадолго.

— Сколько угодно. — Я включил телефон в часах, и он высветил цифру «4».

— У меня тут новые сообщения, надо бы их просмотреть, — бросил я. — Ванная через спальню, направо.

Бэйнбридж исчезла в спальне, и я услышал ее голосок:

— Ты живешь совсем один. Это просто отлично.

Я проигнорировал ее замечание. Уселся напротив окна — так, чтобы видеть городские огни, и нажал кнопку прокрутки сообщений. Раздался мелодичный звон.

— Боддеккер, это Дансигер. Мне очень жаль, что сегодня все так вышло. Кажется, я не слишком внятно это обозначила, когда мы находились у тебя в кабинете. Я собиралась переговорить с тобой позже, но Депп сказал, что эта маленькая шлюшка Бэйнбридж куда-то тебя уволокла…

Я осторожно выглянул из двери, чтобы выяснить, в ванной ли еще Бэйнбридж. Она была там. Я уменьшил звук в часах до минимума.

— …Я понимаю твои чувства. Я тоже огорчена, и мне стыдно за то, как я с тобой обошлась. Поэтому прошу прощения. Я очень хотела, чтобы наш ролик прошел в «Мир Нано», но нет — так нет. В любом случае ты сделал все, что мог. В следующий раз у нас все получится. Пока, Тигр.

Тигр? Я вздрогнул. Уж от кого-кого, а от Дансигер я менее всего мог ожидать подобных слов. Или ей не терпится заполнить пустоту, образовавшуюся в ее жизни после исчезновения Хотчкисса?..

Еще один звоночек.

— Мистер Боддеккер, это ваш феррет. Я подумал, вы захотите узнать, что в Пембрук-Холле сегодня отмечена высокая активность в сети. По большей части это попытки вторжения в ваш компьютер. Мне удалось задержать нескольких лазутчиков низкого уровня, однако «Теч-бойз» проломились внутрь, используя ваш персональный код, и я ничего не смог поделать.

Теперь я по умолчанию включил полную защиту, и буду поддерживать ее, пока вы не отдадите иного распоряжения. Я закрыл глаза.

— Куда они пытались вломиться? Молчание.

— Феррет? — Я открыл глаза и вспомнил, что это всего лишь запись автоответчика.

Звоночек.

— Боддеккер? Это Хотчкисс. Мне нужно поговорить с тобой. Перезвони, как только включишь телефон.

Дансигер называет меня Тигром. Хотчкиссу нужно срочно со мной переговорить. Что с ними обоими произошло? Может, они пытались помириться и это вызвало какой-то странный побочный эффект?

Следующий звоночек послышался одновременно с голосом Бэйнбридж, окликавшей меня из ванной. Я поставил часы на паузу.

— Если ты хочешь получить свое исцеление, я готова его обеспечить.

— Буду через несколько минут, — крикнул я. — Мне нужно сделать несколько звонков. — Я помедлил, собираясь спросить, что за исцеление она мне готовит, и в этой паузе я услышал…

Пш-ш! Пш-ш!

Я откинулся на спинку стула и прошептал вульгарное и полностью подходящее к ситуации слово. Потом осторожно приподнялся и заглянул в спальню.