Ключ к счестью - Джейн Фэйзер

— Очень просто могли, сэр. Уж она бы вам задурила голову! Так что не подходите к ней близко. Помните мой совет… Но я чертовски устал. Отдохну перед дорогой.

Он откинулся к стене, закрыл глаза и почти сразу захрапел; Оуэну пришлось вынуть бокал из его ослабевших пальцев, пока тот не упал на пол.

Некоторое время он без всякого удовольствия рассматривал уснувшего пьянчугу, потом разгладил складки на своих чулках, слегка подтянул их и поднялся.

Плотно завернувшись в плащ, он быстро шагал к Вестминстерскому дворцу, где в конюшнях оставил своего коня. Сегодня вечером он увидится с Пен на торжествах по случаю праздника Крещения Господня и надеется: за две с лишним недели, что они не встречались, у нее найдется что сообщить ему.

Хотя, возможно, не это было главной причиной, по которой он пришпоривал сейчас коня.

Глава 8

В одной из спален дворца в Гринвиче принцесса Мария внимательно изучала свое отражение в большом зеркале.

— Как думаешь, Пен, — спросила она, — какой кулон лучше повесить на грудь: из рубинов или изумрудов?

— Рубиновый, мадам, — решительно ответила та.

Принцесса приложила подвеску к атласному платью, напоминающему по цвету лед с голубыми прожилками.

— Ты права, — сказала она. — У тебя превосходный вкус. Почти как у твоей матери.

Пен улыбнулась и помогла принцессе закрепить украшение.

— Вот ты улыбаешься, — продолжала та, — а я заметила, что все последние дни настроение у тебя отнюдь не праздничное. Ты не любишь эти шумные торжества в Гринвиче?

Принцесса не случайно спросила об этом: сама она с большой неохотой оставила Бейнардз‑Касл и приехала сюда — только лишь потому, что так захотел ее брат король.

Что же касается Пен, то для подавленного настроения причины у нее были иные: тягостное соглашение, заключенное с окаянным французским агентом, которое понуждало ее все время быть начеку, стараться уловить чуть не в любой фразе принцессы нечто такое, что свидетельствовало бы о ее ближайших планах, об отношении к тем или иным политическим фигурам, о взглядах на те или другие события, — все это тяготило, вызывало неприязнь, если не презрение, к самой себе.

В ответе на вопрос принцессы Пен избрала форму частичного прямодушия.

— Мне хочется быть как можно ближе к моей семье, мадам, — сказала она. — И в эти дни особенно. Хочется покоя.

— Ну а мой братец король, — проговорила принцесса, — такие вещи не берет во внимание. Вернее, я убеждена, таково решение Нортумберленда. И потому я здесь, хотя ума не приложу, какая ему в этом корысть?

— Думаю, вы недалеки от истины, мадам. Все дело в герцоге. Он хочет, чтобы вы были менее самостоятельны. И смирились с этим.

Принцесса резко отвернулась от зеркала, словно испугалась своего отражения.

— По правде говоря, Пен, пока мы здесь, в Гринвиче, я все время чего‑то страшусь. Уже около двух недель не могу увидеться с братом. Мне никто не сообщает о состоянии его здоровья. Быть может, оно стало еще хуже и в связи с этим плетутся какие‑то замыслы, о которых я ничего не знаю.

Она в волнении прошлась по комнате, перебирая четки, которые все время держала в руках, и заговорила снова:

— Да, о брате я мало что знаю, но зато отдаю себе полный отчет в том, что Тайный совет не желает, чтобы я ему наследовала. И все больше опасаюсь, что Нортумберленд заставит их принять под приличным предлогом решение лишить меня законной власти и заключить в Тауэр. А там… Ведь если я буду мертва, то уж никак не смогу стать королевой, не правда ли?

На ее губах появилась сардоническая улыбка.

— Я слышала, мадам, — отозвалась Пен, не зная, что ответить по существу, — что короля ожидают сегодня за пиршественным столом, но на дальнейшие торжества он не останется.

Принцесса покачала головой.

— Не думаю, что мы сможем его увидеть где‑либо. Они делают все, чтобы не дать нам встретиться друг с другом. Я чувствую себя, как мышь в ожидании кошачьего прыжка.

Она глубоко вздохнула, потом сказала раздраженно и решительно:

— Я собираюсь лечь в постель — вот что я сейчас сделаю! Побуду в одиночестве, подумаю о своей жизни. Что касается отъезда отсюда, мне было сказано: король не хочет, чтобы я возвращалась к себе. Когда мне будет это позволено — меня поставят в известность. — Ее голос приобрел почти злобный оттенок:

— Так мне изволил сообщить со своей лживой улыбкой и лицемерными любезностями его светлость герцог Нортумберленд, когда я потребовала, чтобы он разъяснил положение.

Пен безмолвствовала. Ей хотелось крикнуть принцессе, чтобы та замолчала, не говорила больше ничего. Ничего о своих намерениях, о своих подлинных друзьях и сторонниках… Потому что она, Пен, больше не принадлежит к их числу: ей нельзя доверять, ее нужно сторониться, обходить за десятки миль… Прогнать…

Но она ничего не сказала принцессе. А та со всегдашними доверчивостью и откровенностью (когда они оставались одни) продолжала:

— Да, лягу в постель и скажусь больной. И только ты и мой врач будут знать, что я совершенно здорова. Быть может, тогда герцог оставит меня в покое со своими нравоучениями, а братец заинтересуется моим здоровьем и велит позвать к себе. Или сам придет… Ох, Пен, если бы мы с ним могли свободно поговорить обо всем! Без свидетелей.

Пен, по‑прежнему не произнося ни слова, наклонила голову в знак полного согласия.

Она многое знала о принцессе, в том числе и о том, что та с детства отличалась слабым здоровьем, не намного лучшим, чем у брата, — это, видимо, шло по линии отца, потому что матери у них были разные. Принцесса много и часто болела, месяцами лежала в постели с высокой температурой. Особенно зимой. Врачи не раз опасались за ее жизнь.

Если она что‑то знает, или просто предчувствует, насчет козней герцога и опасается каких‑то его действий, будет вполне разумным с ее стороны притвориться больной. Это может дать некоторую передышку, а также побудить короля потребовать встречи с сестрой.

— Если лондонцы, — сказала Пен, — услышат о вашей (болезни, мадам, для герцога станет труднее что‑то предпринять против вас.

Принцесса благодарно улыбнулась.

— Неплохая мысль, Пен. Ты права, народ меня любит. И верю, поддержит, если мой брат отправится в иной мир. Только надо сделать так, чтобы сообщение о моей болезни поскорее распространилось в городе.

— Тогда будет разумней, мадам… — высказала предположение Пен, — если вы заболеете… то есть почувствуете себя плохо на виду у многих… внезапно…

— Конечно, Пен! Умница! Сегодня же вечером, во время пиршества, прямо за столом… Решено!.. А ты будешь следить за моим сигналом… Какой сигнал? Я уроню на стол веер… Смотри, вот так!