Из Тьмы (Арка 5) - Добродел

— Молодец, Печенька. Умница моя. Хорошая гидра, — почёсывая нос склонившейся передо мной центральной головы, с улыбкой сказала я, продублировав слова мысленным посылом.

— Хс-с! Ф-р-р! — на два голоса зашипела-заурчала гидра. — Сш-шьестс-с-тс! Ф-фкус-с-сн-с-с-с!

Третья голова, которую я с силой — под усилением и укреплением, а то не почувствует, ага — почёсывала, вела себя смирно, не пытаясь шипеть от эмоций или имитировать речь. Просто щурилась от удовольствия.

— А! Значит, хочешь в награду за примерное поведение оставшиеся вкусные трупы? Тоже мне, маленькая интриганка! — усиливаю почёсывания, отрастив вместо ногтей более короткие толстые когти. — Будто я без этого могла бы их безголовому Хрустику скормить.

— Фш! Сс-си! — пренебрежительно фыркнула прожора.

Печенька искренне считала, что «укравшему» опасный и интересный бой со злой-сильной-холодной так и надо. А чего ему не надо — это вкусной еды. Которая, может, уже и не такая вкусная, потому что умерла; но точно намного вкуснее мороженых туш обычных животных... или даже живых свинок и коровок, но практически лишённых текущей в них духовной силы. И вообще, она — умная и красивая, а таракан-переросток — уродливый и глупый; поэтому её, такую сильную и полезную Печеньку, нужно вкусно кормить и поскорее снова сводить в сердце аномалии. А Хрустика брать не нужно. И вообще он не нужен, Печенька сама справится с другим S-рангом. Без всяких там!

Ну, может быть, с небольшой помощью маленькой-злой-страшной, с которой она любезно поделится местом силы, где можно отдохнуть и вдвоём.

— Жадная привереда ты, а не умная и красивая! — улыбнулась я, продолжая почёсывать шкуру. — Настоящая принцесса Печенька!

— Ф-с! — с толикой смущения фыркнула стремительно умнеющая и даже как-то очеловечивающаяся моя «не жадная, а хозяйственная» гидра.

Яркие позитивные эмоции питомицы и её общий милый вид помогли сбросить часть напряжения и расслабиться.

Да, Сена получила тяжёлую травму (так-то даже несколько тяжёлых травм сразу, но для меня с залечиванием болтающихся на кусочках плоти конечностей проблем намного меньше, ибо они сохранили контакт с энергетикой тела), и пусть её жизни ничего не угрожает, она всё ещё может потерять ногу. Да, даже если всё пройдёт идеально — не факт, что подруга сможет сохранить достаточно сил или хотя бы будет иметь потенциал восстановиться, дабы продолжать оставаться убийцей Отряда. Да, у Яцу обнаружился опасный дефект, с которым не обратишься к посторонним специалистам. Да, в моей душе притаилась метка Бездны.

Но… разве это повод, нет, не истерить — я до сих пор весьма, почти неестественно спокойна — но излишне напрягаться?

Проблемы надо решать, последовательно и методично, а не беспокоиться на их счёт.

— Да-да, ты определённо самая милая из знакомых мне гидр, — чуть шире улыбнулась я, начав почёсывать правую голову, которую Печенька подсунула мне вместо центральной. — Твои вкусняшки лежат около чёрного хода. Мы лишили их оружия и частично раздели. А ещё они приняли какой-то стимулятор, поэтому вкус может измениться.

— С-с? — прищурилась и с сомнением пошевелилась прожора. — Хс-с! — приняла она решение и твердо вознамерилась продегустировать новинку. Аж снова хвостом замахала!

Тут на улицу вышла Анна, у которой на руках — левая оказалась плотно перевязана — сидел Люцифер. Заметив конкурентку за внимание любимой хозяйки, маленький белый кролик бесстрашно спрыгнул с рук светловолосой лучницы и устремился к нам.

— Конечно, Люц, ты тоже милый, — сказала я запрыгнувшему мне на руки пушистику, что ревниво обфыркал крайне удивлённую такому повороту стотонную гидру S-ранга.

Одна из свободных от почёсывания голов приблизилась к нам и осторожно понюхала Люца, царственно и грозно восседающего у меня на сгибе локтя. Голова с любопытством и недоумением повернулась почти на девяносто градусов, вскоре к ней присоединилась вторая; и даже та голова, которую я почёсывала, скосила глаз в молчаливом вопросе: «Что это за мелкое шерстяное недоразумение? И почему оно считает себя милее её — сильной и умной Печеньки, которая недавно продвинулась в ранге, успешно осваивает способность метаморфизма и совсем скоро сможет стать совсем как маленькая-злая-главная-старшая?»

Я из интереса — как же на это отреагирует ушасто-пушистый? — передала ему мысли прожоры. Тот воинственно встопорщился, словно готовый прыгнуть на живую чешуйчато-зубастую гору, каждая из пастей которой легко бы проглотила некрупную лошадь, не то, что какого-то кролика. Мало того: Люц сообразил, что я могу транслировать мысли, и передал «большой лысой громиле», что он появился раньше. Ещё он может постоянно находиться рядом с хозяйкой. И вообще — его все любят и гладят!

— С-с? Фсши! — пренебрежительно фыркнула Печенька, которую хозяйка тоже регулярно гладит и приятно почёсывает. А остальные ей, в отличие от всяких мелких-шерстяных, безразличны.

Эта битва могла стать легендарной, однако Анна так и не позволила ей состояться.

— Куроме, Акира просила позвать тебя в подвал. Она сказала, что всё готово и вам пора продолжать.

— Хорошо, — киваю ей, отвернувшись от высокомерно задравшей головы «сильной и полезной, в отличие от некоторых ушастых крыс» Печеньки, которая направилась дегустировать оставленные для неё вкусняшки, и сгоняю с рук Люца, также считающего себя лучше «здоровилы». — С Сеной всё хорошо, она выживет, — сказала я лучнице, что всем своим видом выражала беспокойство. — И инвалидом она тоже не станет. Мы решим эту проблему. Так или иначе. Что у тебя, кстати, с рукой? — спрашиваю, начиная двигаться к парадному входу.

Чувствую, как сзади кто-то подкрадывается, а потом на плечо обрушивается невеликий вес одного гордого и ленивого некропушистика, который не захотел мириться с тем, что его согнали с рук, и самостоятельно скакать по холодному снегу.

— А, это, — Анна дотронулась до левой кисти. — Ничего страшного: всего лишь неудачно защитилась, и мне выбило сустав. Уже вправила и зафиксировала. У нас есть спец-препараты, так что завтра буду как новенькая. Повезло… Если бы не поднявшийся шум, у тех убийц могло и получиться.

— Да, Сена нас всех спасла. Меня уж точно, — со слабой улыбкой покачиваю головой, одновременно признавая свою позорную слабость и достойную уважения самоотверженность подруги. — И я верну ей долг, — выпрямив осанку, но, не переставая — теперь зло — улыбаться, пересекаю порог полуразрушенного особняка. — В том числе и путём возмездия причастным к нападению.

«Я смою эту говорящую грязь потоками их собственной крови!»

* * *

Когда я вернулась, мы с немного отдохнувшей Акирой перебросились несколькими фразами ни