Хозяин Колодцев (сборник) - Марина и Сергей Дяченко

И еще. Природа всегда сопротивляется магии; это сопротивление — признак того, что ты все делаешь правильно. Действие без сопротивления — мертво; преодоление препятствия умножает твою силу. Помни об этом…»

Я улыбнулся. Сунул книгу обратно в стопку; наугад вытащил следующую:

«…Всякая вещь на земле — всего лишь тень настоящей Вещи, и всякое магическое умение — лишь призрак высшей Воли, и в корне всякого заклинания лежит Корень — абсолютное Заклинание, сочетающее в себе Действие и Цель. (Я хотел бы, мой друг, чтобы ты переписал эти слова в свою рабочую тетрадку и перечитывал их как можно чаще — даже если подлинный смысл их пока что тебе непонятен. Помни — назначенный маг не получает мудрость даром, но собирает ее по крупицам. Трудись, мой друг, и тебе воздастся).

Некоторые невежды считают, что Корневые заклинания, сосредоточенные в Корневых предметах — и есть Абсолютные заклинания. Если бы это действительно было так — любой назначенный маг, вне зависимости от степени, имел бы возможность пользоваться этим даром; тем не менее, только наследственные лентяи могут владеть Корневыми заклинаниями и управлять ими. Разве Абсолютное заклинание поддалось бы размену, дроблению, спекуляции, как это сплошь и рядом происходит с заклинаниями Корневыми? Разве возможно — вдумайся, друг мой! — «разовое абсолютное заклинание»? Смешно звучит, не правда ли? И если ты услышишь, как кто-то утверждает, будто абсолютное заклинание и Корневое суть одно и то же — отойди от этого человека и никогда не разговаривай с ним о магии, ибо он не что иное, как невежественный болтун…»

Скрипнула дверь — вернулся Горис; я поспешно закрыл книгу:

— Прошу прощения, вот, полюбопытствовал на досуге…

Учитель смущенно улыбнулся:

— С этим специальным классом, с будущими господами назначенными магами не все просто… Я учу их естественным наукам, а трижды в неделю приходит господин комиссар… он, кстати, передавал вам наилучшие пожелания… он обучает их заклинаниям. Честно говоря, мне жаль этих детей, они все какие-то пришибленные…

— Вам здесь нравится? — поинтересовался я.

Учитель уселся на свое место. Поерзал на стуле, будто скрип рассохшегося дерева доставлял ему удовольствие:

— Здесь… гм. Это зависит оттого, с чем сравнивать… Скажем, такой ученик, как вы… как ты, Хорт, несмотря на некоторые особенности… особенности магии, когда она в детских руках…

И он улыбнулся; да ведь он ждет от меня предложения, понял я запоздало. Он сидит и ждет, чтобы я пригласил его учителем к своему ребенку; он думает, я ради этого разыскал его, с тем и пришел…

— Будь у меня дети, — сказал я так мягко, как только мог, — я бы непременно отдал их на обучение вам, господин Горис.

Он попытался мужественно скрыть свое разочарование, и это ему почти удалось.

— Стало быть, вы, Хорт… Нашли меня просто по старой памяти? Чтобы побеседовать… что же, тогда я приглашаю вас быть моим гостем. Я живу при школе, рядом…

— Я не стал бы беспокоить вас ради одних только воспоминаний, — сказал я, глядя ему в глаза. — Мне нужна точная географическая карта большого масштаба. Карта, включающая Мраморную Пещеру.

Ночью я проснулся от запаха зверьки.

Самочка хорька — она была совсем рядом. В моем сне.

Даже когда я открыл глаза и сел на слишком мягкой гостиничной кровати — даже тогда этот запах не покинул меня. Все еще висел в воздухе сладкими кисейными клочьями.

Травинки бьют по лицу… Смыкаются — и вновь распахиваются лопухи… Ароматы росы и крови, и — одуряющий запах бегущей впереди зверьки…

Я прижал ладони ко лбу, почти уверенный, что мне подослали наваждение; ничего подобного. Ни следа магии в тяжелом темном воздухе. Душная комната с наглухо задернутыми портьерами, никого… Только я — и зверька в моем воображении.

Я улегся снова. Перевернулся на другой бок — и сразу же понял, что не усну.

После такого тяжелого дня — четыре часа на двуколке в один конец и четыре часа в другой, и еще разговор с учителем, и еще разбирательства с Орой, которая непременно хотела знать все до последней детали. Я упал в постель и уснул как камень, чтобы спустя неполный час — я понял это по положению лунного луча на полу — проснуться от запаха зверьки.

Луна стояла посреди плотно зашторенного неба. Удивительно, как такая огромная луна поместилась в маленькую дырочку на портьере.

Я провертелся в постели еще полчаса, а потом поднялся. Отодвинул портьеру, приоткрыл окно — со двора тянуло сырым осенним сквозняком. Я влез на подоконник; мой хвост взметнулся, помогая мне сохранить равновесие в прыжке. Хорошо, что этаж был первый, а прямо под окном росла высокая трава…

Окно Ориной комнаты было приоткрыто.

Огромные стулья уходили в небеса. Их витые ножки казались мне причудливыми искаженными стволами; разглядывая комнату снизу вверх, я приблизился к высоченной кровати, с которой свешивалась белая рука с тонкими пальцами.

Зверькой не пахло.

Пахло женщиной.

Прежде, чем хорек успел ощутить разочарование, я совершил привычное усилие — и медленно, боясь разбудить спящую, поднялся с четверенек.

Ора не проснулась. От нее исходили спокойные, глубокие волны сна без сновидений.

Счастливица.

Я сел на пол у кровати. Я вздрагивал; я боролся с собой — мне хотелось протянуть руку и разбудить ее.

И я боялся, что, открыв глаза, она спросит недоуменно: «Хорт? Что случилось? Что вы здесь делаете?»

— Хорт? Что-то случилось?

Я перевел дыхание.

Ора сидела на постели. Неприбранные светлые волосы лежали на плечах.

Запах зверьки исчез совершенно.

— Я вот что думаю, — сказал я хрипло. — Ора… Не следует вам сопровождать меня. Все-таки Мраморные Пещеры… слишком далеко. Слишком… опасно. Я защищен Карой, а вы беззащитны. Я не могу взять вас с собой.

— Вы серьезно? — спросила она медленно.

— Да! — яростно подтвердил я. — Совершенно серьезно. Ора, вы очень помогли мне… Я всегда считал, что в моем обществе вы — в безопасности. Но только не сейчас, когда я отправляюсь на встречу с препаратором…

— Хорт…

— Я все решил, Ора.

Она смотрела на меня так, будто в первый раз видела.

И не могу сказать, что мне этот взгляд не нравился.

Юноша долго рассматривал карту, хмурясь, что-то, по-видимому, просчитывая; потом поднял на нас просветлевшие глаза: