Вячеслав Тихонов. Князь из Павловского Посада - Наталья Тендора

А через несколько дней этот артист умер. Вот как он переживал. Пошел в ресторан ВТО. Взял грамм 50 водки и так за столом и отдал богу душу…»

Говорят, что те, кто находился в ресторане в этот момент, увидев случившееся, вызвали врача и, уложив актера на соседний столик, накрыли его скатертью, и продолжили пить дальше…

Как известно, кино – как любое ответственное дело, труд коллективный. А значит, успех фильма складывается из многих важных составляющих. На сегодняшний день просто невозможно представить «Семнадцать мгновений весны» без потрясающе-проникновенной музыки Микаэла Таривердиева. Композитор не сразу согласился на эту ответственную работу. У него уже был подобный опыт написания музыки для шпионской трилогии о резиденте с Георгием Жженовым в главной роли. Он считал данный опыт не совсем удачным и уже раз отказался работать в еще одном знаковом для советского кино про работников невидимого фронта – фильме Саввы Кулиша «Мертвый сезон». В чем позднее сильно раскаивался. Когда судьба предоставила ему взять реванш, Таривердиев, узнав, что фильм Лиозновой тоже про шпионов, хоть и отказался, но сценарий почитать все же взял. Его подкупило неспешная повествовательность сюжета. Он понял, что это дает композитору неограниченные творческие возможности, полет фантазии, тем более, что работа над картиной предстояла долгая, серий будет несколько а значит будет и несколько песен и музыкальных тем.

В процессе работы над картиной Таривердиевым было написан цикл из десяти песен. В фильм вошли только две: «Где-то далеко…» и «Мгновения», которые потом знала вся страна, от мала до велика. Зато «Семнадцать мгновений весны» иллюстрированы несколькими очень удачными темами-размышлениями.

Нелегко было найти и певца на исполнение песен для фильма. Композитор и режиссер сошлись во мнении, что это должен быть не просто красивый тембр голоса, он еще должен подходить самому Тихонову. И в дальнейшем это удалось. Я, например, ничего не зная об этой гениальной задумке авторов фильма, в первый раз смотря картину, до слез спорила с дворовыми подружками, что песни в полюбившемся фильме исполняет сам Штирлиц! А как же иначе?..

Первая кандидатура – Вадим Мулерман идеально подходил, но был зарублен высоким телевизионным начальством из-за имеющихся у певца «трений» с руководством. Вскоре известный на ту пору певец вообще пропал из поля зрения своих поклонников. Потом выбор пал на звезду эстрады Муслима Магомаева. Певца подвела пафосность исполнения. А тут еще в поле зрения попал не менее известный тогда Иосиф Кобзон. Несмотря на то, что он был одной с Мулерманом национальности, Кобзон всегда умел где надо промолчать и дружить с нужными людьми. На него «добро» было получено, но с одной маленькой поправкой – в титрах не должно значиться имени исполнителя песен. Именно это в дальнейшем и сбивало зрителей, правда, первое время, пока певец еще не был так широко известен, – кто же поет – Штирлиц или кто другой…

Вот как вспоминал эту историю Муслим Магомаев: «Я записал песни к фильму, но увы, мой голос не соединился с образом советского разведчика Штирлица-Тихонова. С песней «Мгновения» еще можно было покрутить и так и эдак – спеть пожестче или более проникновенно. А с песней «Я прошу, хоть ненадолго…» («Где-то далеко…»)… Как Микаэл Таривердиев ни изощрялся, ни варьировал, все-таки это интонационно, мелодически напоминало «Историю любви» Фрэнсиса Лея. Эту песню я так и спел – по-американски, по-фрэнксинатровски.

Потом мне дали послушать другую запись – Кобзона. Хотя Иосиф и клялся мне, что моего варианта исполнения он не знал, я угадывал в его версии некоторые мои интонационные нюансы и акценты, и динамику – где тише, где «нажать», где сгустить… Я почти уверен, что Лиознова «для пользы общего дела» давала ему меня послушать. Я вышел из студии и сказал Иосифу: «Ты так же не слышал мою запись, как Таривердиев не слышал «Love story».

В своей книге М. Таривердиев пишет, что я за эту историю с записями якобы обиделся на него. Нет, не обижался я на композитора. Меня пригласила Лиознова, а Микаэла я ни разу не встретил на записи в студии, не созванивался с ним в это время, не получал от автора ни письменных, ни устных пожеланий.

Татьяна Лиознова просто сказала: «Нет» (эта маленькая женщина умеет сказать с жесткой безапелляционностью»). И предложила переделать. Я отказался: я такой, какой есть, и подделываться под разведчика не могу, не хочу и не буду. Я никогда ни под кого не подстраиваюсь…

Манера пения и характер голоса Иосифа Кобзона как нельзя лучше совпали с образом Штирлица. Я так и сказал Лиозновой, послушав запись Иосифа: «Не надо было, Татьяна Михайловна, приглашать меня. Вы же прекрасно знали и мой голос, и мою манеру». И она согласилась.

Если честно, обиделся я на режиссера. Потом, как часто бывает со мной – по причине моей отходчивости и незлопамятства, – мы по-доброму объяснились с Татьяной Лиозновой. Она была у меня в гостях…»

С самого начала работы над картиной ее не выпускали из поля зрения так называемые консультанты. Это были военные историки, хорошо разбирающиеся в своем предмете и следящие за тем «как бы чего не вышло», а, вернее, вышло все так, как надо. Товарищи с Лубянки тоже не держались в стороне. Картину консультировал сам заместитель Юрия Андропова Семен Цвигун. В титрах он значился под псевдонимом. Мало того, что они помогали кинематографистам воссоздать детали военного быта фашистской Германии, тонкости работы разведчиков. Они же подсказали режиссеру Лиозновой и несколько оригинальных, не прописанных в сценарии, идей. Так, в картине появилась ностальгическая сцена – воспоминания Штирлица о встрече с женой. Интересно, что в первоначальном варианте героиня Элеоноры Шашковой приходила на встречу с мужем с маленьким сынишкой, пока Лиознова не решила, что мальчуган только помешает самому важному для картины романтическому куску. В общем-то, надо признать, что и здесь женское чутье «маленькой железной леди» не подвело.

Вот как отзывалась Лиознова об этом моменте работы над фильмом: «Ближе всех к экранной стояла история одного нашего генерал-консультанта. Во время нашей с ним поездки он показал мне конспиративные квартиры, мы меняли номера, как положено… Потом он рассказал о своих редких встречах с женой. Вообще им иногда устраивали свидания в гостиницах: двойные номера, ключи заранее заготовлены, чтобы у портье не брать, одна ночь, и все. А однажды разведчик должен был оказаться на одной станции в чужой стране, далекой от нас, а она – ехать в поезде в таком-то вагоне.

В сцене встречи Штирлица с женой оправдание еще одной ситуации. Я Габи (актриса С. Светличная) посадила за тот стол, где сидела жена. Поэтому… он с ней и переспал бы, может, сто раз, но вот… она сидит на том месте, где сидела жена. Я больше всего боялась замечаний по этому поводу: Штирлиц обязан был иметь женщину, ибо, если б ее не было, это привлекло бы внимание. Что он – гомосексуалист или что еще? Стали бы копать и докопали бы до чего-нибудь… Но разведчики это поняли, сказали: «Мы благодарны вам за то, что вы так приподняли и так вдохновенно рассказали об этой, в общем-то, жуткой жизни, которой приходится нам жить». В этой сцене должен был быть и ребенок… Потом я отказалась от мысли снимать ребенка. Если иметь в виду правду, отец, не отрываясь, смотрел бы только на него. И я бы потеряла многое…