Дети дорог - Елена Самойлова

– Не за что.

Я подцепила кусочек мяса и отправила его в рот. Вкусно, необычно. Раньше я не могла почувствовать такого количества вкусовых оттенков: шассы с помощью длинного тонкого языка определяли малейшие колебания тепла, разлитого в воздухе, и таким образом шли по следу, но вкус пищи ощущался весьма условно. И только став человеком, я начала понимать, как много упустила, живя в надежно защищенном от магии и когтей подземных хищников чешуйчатом теле, – все-таки возможность видеть энергетический отпечаток предмета не могла возместить притупления оставшихся четырех чувств.

– Искра, если ты не хочешь говорить о себе, быть может, расскажешь о Загряде?

Я отхлебнула мятного отвара из небольшой чашки и посмотрела на методично поглощающего еду харлекина. Тот какое-то время делал вид, что не слышал моего вопроса, но потом все-таки сдался и отложил вилку.

– Что тут рассказывать? Змеиное логово, в котором ты, судя по всему, единственная шасса. Остальные и того хуже. На месте вашей лирхи я и близко к этому проклятому месту не подошел бы, а уж тащить сюда табор… Либо у вас очень сильная ведьма, которая сумеет отстоять всех и не дать местным чудищам превратить этот дом в очередную «кормушку», либо она просто не смогла оценить величину творящегося здесь беспредела. – Харлекин откинулся на спинку стула, взглянул в окно, за которым царила осенняя ночь, наполненная шумом ветра и стуком редких капель дождя по крышам. – Мия, вот скажи мне, что ты слышишь?

Я тоже отложила вилку и прислушалась.

– Ничего особенного. Ветер и дождь. Ну так ведь осень же. Ровина говорит, что вот-вот снег ляжет, потому мы и не рискнули ехать до соседнего города. А что?

– Ветер и дождь, да? – Искра встал и, подойдя к раскрытому окну, поманил меня за собой. – А если постараться уловить что-то еще?

– Что-то еще? – Я поднялась с места и кое-как пробралась к подоконнику, обходя тюки с вещами и самого Искру. Положила ладони на влажный холодный камень и вслушалась в ночь. – Тихий цокот, как будто подкованная лошадь идет по мостовой, – наконец сообщила я, прикрывая глаза и чуть наклоняясь вперед, чтобы получше разобрать едва различимые звуки.

– Еще, – шепнул харлекин. Его дыхание теплом обдало затылок, сильная рука обвила талию, не давая мне перегнуться через подоконник. – Слушай ночь, змейка.

– Что-то скатывается по соседней крыше, похоже на оторвавшуюся черепицу, падает на мостовую, только как-то слишком мягко, словно и не раскололась. Под окнами шорох песка… но у нас же там мощеный двор, там ничего похожего нет. – Я замолчала, открывая глаза и поворачиваясь к Искре.

Он только улыбнулся, даже не пытаясь скрыть морозное голубое свечение, поднимающееся из глубин зрачков.

– Все правильно, там нет песка. Там охотится василиск. Почти незаметный охотник, но его выдает спинной гребень. Пластинки трутся друг о друга, когда тварь ползет по камню, и это единственный звук, который она издает. Кстати, этот твой далекий-далекий родич может нырять в каменную кладку, как в воду, и появляться из стен или мостовых совершенно неожиданно.

Шорох приблизился, и правая рука Искры, до того спокойно лежавшая на подоконнике, вдруг стала темнеть и удлиняться. Тихонько заскрежетали стальные пальцы, царапнувшие камень, и шорох внизу моментально прекратился.

– А еще василиск не очень хорошо видит, но имеет отменный слух. Звук человеческого голоса для него означает, что добыча близка, а вот царапанье железа по камню – сигнал возможной опасности. Кстати, меча или ножа он не боится, но в Загряде я не единственное существо, вооруженное стальными когтями, и василиск об этом прекрасно знает. – Искра наклонился, потерся щекой о мою макушку. – Дом защищен оберегами от нежити, я это чувствую, но далеко не вся местная нечисть будет от него шарахаться. Впрочем, те, кто не испугается, войти без приглашения все равно не смогут, но не думаю, что это обернется проблемой. Меня ты, к примеру, сама привела.

– Зачем ты мне это рассказываешь? – Я подалась вперед, чтобы посмотреть вниз, во двор, но харлекин держал крепко, не давая мне даже пошевелиться.

– Я уже попробовал подраться с тобой за территорию «кормушки», и результат был удручающий, но это не означает, что кто-нибудь еще не попытает счастья. Для других полсотни человек, которых при случае никто не будет искать и уж тем более – вызывать из-за них в город змееловов, слишком уж роскошный подарок. Если тебе угодно – ничейный урожай, который не оприходовать в условиях наступающей зимы и некоторого ущемления собственных аппетитов просто невозможно. – Искра тихонько зарычал, и возобновившийся было шорох внизу начал неторопливо удаляться, пока не пропал совсем. – Добро пожаловать, змейка, в сообщество нелюдей Загряды, грызущихся между собой за территорию и доступный корм.

– Хочешь мне помочь?

– Вряд ли. – Харлекин убрал руки и отодвинулся. – Но за твоими подвигами непременно понаблюдаю. И на всякий случай – закрой, пожалуйста, окно, если не хочешь начинать путь охранительницы спокойствия табора прямо сейчас.

Я послушалась, торопливо захлопнула ставни, едва не смахнув все еще дымящуюся трубку на пол, и с трудом задвинула рассохшийся деревянный засов. Подкрутила фитилек в масляной лампе так, что едва-едва теплившийся поначалу лепесток пламени увеличился вдвое и теперь освещал не только угол стола, но и добрую треть комнаты.

– И все-таки, – я повернулась к Искре, складывая руки на груди, – расскажи о себе. Пожалуйста.

– Вот неугомонная. – Он вздохнул и сел, глядя на меня снизу вверх. – Чего тебе знать хочется? На один вопрос, так и быть, отвечу.

– Ты всегда знал, что ты не человек?

Харлекин замер, а потом задрал широкий рукав халата, демонстрируя гладкое запястье, на которое был нанесен непонятный рисунок-татуировка. Множество черных коротких линий, тонких, как волоски, со странными закорючками у основания каждой. Вроде бы похоже на цифры, только какие-то корявые и мелкие-мелкие. Мне пришлось поднести руку Искры к свету, чтобы их рассмотреть.

– Что это?

– Мое имя и название моего… я бы сказал рода. Зашифрованное в этих полосках. Оно появилось, когда мне было лет десять, и уже тогда я знал, что не похож на мать и соседских детей…

Искра говорил, а я внимательно слушала, позабыв про еду и остывающий мятный отвар. То, что рассказывал о себе харлекин, местами разительно отличалось от историй Ровины, а местами дополняло их, создавая единый образ существ, которых люди называли чаранами.

Оборотни, которые рождались у человеческих женщин как обычные дети и осознавали себя лишь в подростковом возрасте. С первым превращением в чудовище из стали и витых металлических жил пробуждалась родовая память, осознание первоочередных для чаранов инстинктов и заканчивалась человеческая жизнь. Вернуть привычный облик могла лишь поглощенная плоть живого существа, и, если чаран хотел обратиться в человека, следовало искать себе жертву среди людей. Поначалу хватало и нескольких глотков крови из удачно нанесенного пореза, но чем дальше, тем больше. Приходилось учиться заманивать людей в укромные места, подгадывая момент, когда превращение удавалось наиболее легко и быстро, а когда пришло знание о человеческих слабостях, стало легче. Мужчина, находящийся в забытьи после чрезмерного возлияния, женщина, отуманенная сладкими речами и только-только испытавшая наслаждение в объятиях любовника, – все они были слишком слабы, чтобы оказать сопротивление или успеть хотя бы закричать, когда щедрый собутыльник или жаркий возлюбленный неожиданно обращался в стальное чудовище.