Аяуаска, волшебная Лиана Джунглей: джатака о золотом кувшине в реке - Елена Кузнецова

— А что Вы тут делаете? — традиционно спросил меня вновь прибывший. — Да еще и одна?

— Аяуаску пью, — флегматично ответила я, окончательно сморенная жарой.

И тут случилось неожиданное. С мужчиной на моих глазах произошла такая метаморфоза, что и никакому бы Овидию и не приснилась. Он — мужчина, то есть — почему-то так обрадовался услышанному, что плечи его мгновенно расправились, и он стал даже вроде бы немного выше ростом. Глаза его вспыхнули, словно мои слова про аяуаску напомнили о чем-то близком его сердцу и родном. Мы со смотрителем были заинтригованы и собирались, в свою очередь, спросить: а в чем, собственно, дело? Но мужчина и так прочел изобразившийся на наших лицах вопрос, и не стал томить нас понапрасну.

— Когда мне было 17 лет, — сказал он, — мы вместе с дядей возили по реке в Колумбию на продажу шкурки ящериц (piel de lagartijas). — Но однажды у нас с продажами не сложилось — нас подвел покупатель, и мы надолго застряли в небольшой деревушке в сельве.

Этот рассказ за сегодняшний день был уже третий и, скорее всего, последний. Я изготовилась внимательно слушать.

В той деревне, где им пришлось остановиться, жил шаман, стал он рассказывать, и так получилось, что он зазвал юношу на прием аяуаски.

— Ну, я и пошел — сказал он как о чем-то неизбежном.

— И что было дальше? — во мне, несмотря на тормозящее действие жары, пробудился интерес.

— А дальше было здорово. Потому что, когда принимаешь аяуаску, можешь увидеть все, что ни попросишь. Попросишь, например, родителей своих увидеть — сразу их и видишь. Но я тогда был влюблен, и понятное дело, больше всего хотел видеть не родителей, а любимую девушку.

— И получалось?

— Еще как! Я же говорю: что ни попросишь, те видения и появляются. Можешь видеть все!

Слово «все» у него вышло как-то так решительно, что в воздухе ненадолго повисла драматическая пауза.

— И Вы это «все» так и успели за этот один-единственный визит к шаману увидеть? — после отзвеневшей паузы, не удержавшись, спросила я.

— Что Вы… нет, конечно… я с шаманом принимал аяуаску двенадцать раз. Все время, пока мы находились в деревушке — а были мы там больше месяца — я ходил по ночам к шаману. Место, где он жил, было пустынное, тихое… как раз подходящее для аяуаски… и икарос он всегда мне пел. Ведь Вы, наверное, знаете, что без икарос настоящей церемонии в перуанской Амазонке не бывает.

Видно было, что он был рад этой неожиданной возможности вытащить воспоминания из дальних подвалов своей памяти и поделиться ими с заинтересованной аудиторией.

— Вскоре эти песни я тоже узнал.

— Узнали? Это как? — удивилась я.

Тут мужчина слегка вздрогнул и резко поднес палец к левому уху, словно неожиданно что-то в нем услышал, а потом стал молча прислушиваться к чему-то внутри себя. К чему бы? — подумала я. — неужели к песням-икарос? Но, кроме краткого всплеска мелодии, резко прозвучавшего у него в голове — отчего он и поднес палец к уху — ничего больше не последовало. После недолгой паузы он печально ответил:

— Аяуаска сама и научила. Когда она учит, ее песни внутри себя слышишь. Многим песням она меня научила… да вот сейчас даже и названий их не вспомню…

До этого он все время смотрел мне прямо в глаза, но теперь его взгляд рассредоточился, словно затерявшись в каких-то внутренних коридорах памяти. Может быть, там и затерялись его песни? Но, видно, то, что он искал, ему опять найти не удалось, и у него около губ вдруг обозначились легкие бороздки печали. Неужели из-за забытых песен? Или из-за закрывшихся и потерянных дорог?

Он снова замолчал, в этот раз надолго, видимо, вглядываясь в то далекое время, когда все ему было по плечу, и когда его мир был полон радости и надежд. Мы молча ждали продолжения. Он чуть заметно покивал самому себе головой, словно в ответ на какие-то свои мысли, вздохнул, потом слегка развел руками и сказал:

— Но она может научить не только этому. Как, например, завоевать девушку, или как лечить болезни — все это она тоже может рассказать. Но однажды… — тут он на мгновение остановился и с тихим торжеством посмотрел сначала на меня, потом на смотрителя — однажды я саму аяуаску увидел!

Поворот у его рассказа был настолько неожиданный, что мы со смотрителем просто опешили. Рассказчик снова посмотрел на нас и с удовлетворением отметил, что полученный эффект явно произошел все ожидания. Еще бы. Одно дело рассказ Вилсона, из которого я узнала, что, оказывается, можно встретиться с духом растения — так это как бы теория была, а тут опыт — личный и живой!

— Она была вот такая маленькая, — он огляделся вокруг и увидел девочку лет четырех-пяти. Показал на нее. — Да, вот такого росточка она и была. А дальше он совершенно неожиданно добавил: — И очень волосатая.

Вот тебе на… наверное, я ослышалась. Для верности я переспросила:

— Peluda? Como..? De verdad? Как волосатая? Действительно?

— Да, да, — он энергично закивал головой. — Волосатая… волосы повсюду — на руках, на ногах… такие густые, черные… Так вот, когда она меня увидела, стала руками махать, мол, давай, иди сюда, иди скорее ко мне! Я и пошел… да… а потом она и песням стала меня учить.

Было вот что удивительно: за столько лет его впечатления нисколько не потускнели, и он был так ими захвачен, что его воодушевление передавалось и нам. Казалось, давний аяуасковый опыт вновь оживал перед незамутнившимся зеркалом его памяти. Я даже приподнялась в кресле, чтобы лучше разглядеть лицо и глаза рассказчика, но он замолчал, видно, опять занырнув в свое далекое прошлое. Его рассказ поступал к нам порциями, видно, в полном соответствии с накатывающими на него волнами памяти.

— Этот шаман хотел научить меня всему, что сам знал… да только чтобы шаманом стать — этому не только учиться надо, еще и диету целый год надо соблюдать… все это, чтобы получить доступ в мир духов, — сказал он, словно оглядываясь на решение, принятое много лет тому назад. — Соль нельзя есть, и сахар тоже. — Чтобы было доходчивее, он пояснил на конкретном примере:

— Если рыбу кушаешь, то без соли, если вареный банан к этой рыбе — так тоже без соли. — Все без соли. Через год такой диеты и от толстых людей килограммов сорок остается. Да… учиться на шамана… непростое это дело, — вздохнул он.

Я подумала, что он и про секс тоже скажет — потому что на будущего шамана, проходящего курс обучения, не только гастрономические, но и сексуальные ограничения накладываются. Ученичество будущего шамана стоит на трех китах: первый — самоизоляция в джунглях. Второй — соблюдение диеты с растением, у которого ты собираешься учиться и получить силу. А третий — полный отказ от секса, в любых его проявлениях. Вилсон мне говорил, как трудно в латинской культуре, где по-прежнему господствует мачизм, придерживаться целибата, и именно из-за третьего ограничения многие отказываются от пути, на который им предлагает вступить сама аяуаска. Но дядечка этот вопрос обошел молчанием. Он только сказал:

— Эх… да тогда мне было всего-то семнадцать лет!

Мы предложили ему присесть. Что он все перед нами стоит — жарко все-таки. И ему стоять, и нам вверх на него смотреть.

— Может быть, у Вас так все удачно складывалось, потому что связь с аяуаской у вас в роду?

— Вполне вероятно. Мои тетя и дядя были целителями. Многому от аяуаски научились… ее в народе так и называют: planta-maestra, растение, которое учит.

— А как растения-учителя учат? — хотелось расширить спектр услышанного ранее ответа на тот же вопрос.

— Индейские шаманы говорят об этом в прямом смысле, потому что через аяуаску можно получить знания о других растениях. Хотя, знаете, связь бывает не только с аяуаской. В сельве много растений, которые обладают силой и могут стать учителями. Это и травы, и лианы, и деревья… Шаманы так и называются по растениям, с духами которых они работают: аяуаскеро, или табакеро, или тоэро… Но только аяуаска — самая главная. Через нее можно учиться у всех остальных. И самая лучшая. Другие растения учат тебя во сне — а она всему учит наяву. Только вот диету надо соблюдать, — снова завздыхал он. — А без диеты — занятие бесполезное и пустая трата времени.

И это правда. Все источники говорят про соблюдение диеты как важнейшего условия получения знаний от аяуаски. А еще они называют работу с духами растений вегетализмом. И говорят, что переход от одного курса обучения к другому, от растения к растению — процесс долгий и непростой, но тут на помощь аяуаска приходит. Как заботливый куратор, она помогает наладить конструктивную связь между обучающимся шаманом и обучающим растением. Для этого она наделяет своего подопечного бесценным даром: умением слушать другие растения. Даже когда он научится этим даром управлять, аяуаска все равно будет рядом, всегда готовая прийти на помощь.