«Евросоюз» Гитлера - Андрей Васильченко

Приводилось также обоснование идейно-мировоззренческих предпосылок, которые как бы спровоцировали «континентальную политику Наполеона». В XVIII веке в европейской среде возобладали рационалистические воззрения, что было одним из проявлений эпохи Просвещения. «Однако рационализм как учение принес политическую выгоду только лишь Англии, где собственно эта идея была рождена, разработана и стала последовательно применяться в интересах Великобритании». На самом же деле рационалистический принцип «равновесия», проповедуемый Англией, был направлен против Франции, которая стремилась к гегемонии в Европе. Это противостояние достигло своего апогея в начале XIX века, то есть во время наполеоновских войн. В этом противостоянии авторы учебника явно выступали против британского рационализма: «Сегодня мы понимаем, столь же явно и отчетливо, как и политики Великобритании 150 лет назад, что идея равновесия была всего лишь инструментом, использовавшимся мировой державой, для обеспечения контроля над Европой». Более того, гегемония наполеоновской Франции преподносилась едва ли не как положительное явление, в первую очередь для Германии. «Немецкие романтики Шлегель и Тик подарили Германии не только английского Шекспира, испанских Кальдерона и Сервантеса, итальянского Данте. Они и родственные им по духу деятели во время наполеоновской гегемонии сделали Германию интеллектуальным средоточием европейских народов». Опять же Наполеон выступал как невольный инициатор пробуждения немецкого национального сознания, когда широкие общественные круги выступили против иностранного владычества.

Как бы то ни было, но специалисты из главного управления СС в своем учебном пособии провозглашали Наполеона Бонапарта «символом европейской судьбы». Он изображался ими как заложник борьбы между созидательными и разрушительными политическими силами. «В его воистину титанически великой фигуре сжато отразилась, захватив даже наши дни, вся трагичная судьба Европы. Именно сегодня Наполеон должен быть осознан нами как предостерегающий Европу символ. Только сегодня и только с общеевропейской точки зрения можно в целом оценить его политические мотивы, его политические заслуги и его политическое наследие. Когда Освальда Шпенглер в своем «Упадке Запада»[2] узрел в Наполеоне новое явление Цезаря, который через создание новой империи должен был предотвратить крушение Европы как культурного пространства, то он, вне всякого сомнения, имел для этого веские историко-философские основания». Сразу же надо говориться, что сам Шпенглер весьма скептично относился к тому, что национал-социалисты извратили его историко-философские построения, подогнав их под собственные партийные нужды.

Эсэсовские теоретики находились буквально в паре шагов от того, чтобы провозгласить Наполеона Бонапарта «пророком и передовым бойцом за Новую Европу». С каким-то садистическим удовольствием авторы учебного пособия констатировали, что «миллионы погибших европейцев, павших на полях сражений наполеоновских войн, были жертвами, принесенным на алтарь Европы». Впрочем, словно спохватившись, те же самые специалисты из главного управления СС оговаривались: «Однако в то же самое время мы должны признать горькую правду – та жертва не восстановила единство Европы». То есть они исходили из лицемерного принципа, что «цель оправдывает средства», и если бы в 1812 году Россия была побеждена, то тогда гибель миллионов людей не была бы напрасной. В данном случае полагалось, что Наполеон всего лишь «возродил» наследие Римской империи отнюдь не во имя Европы, и во имя обеспечения собственного господства посредством Европы. «Наполеон был империалистом, первым великим империалистом в истории современной Европы». И далее: «Сын революции 1789 года он отрицал лозунг о свободе, но признавал только равенство подданных перед императорскими законами. Он не был в состоянии придать значение идеям и передать их войсками, которые простирались вплоть до России. Он не был в состоянии понять традиции властей старой Европы и их логику. Он не отказался от цезаризма в пользу тотального государства». В данном случае Наполеон осуждался не за его захватнические войны, а как раз за непоследовательность в ведении этих войн, за отказ подкрепить военные действия политическими маневрами. Несмотря на все это эсэсовские идеологи явно намеревались превратить Наполеона в своеобразного предтечу Гитлера. «Мы не можем забывать о роковых ошибках и их огромном значении для развития всего континента в целом. Последствия, которые случились против его [Наполеона] собственного намерения. В первую очередь поднятый силой из недр Германии народный дух, который проложил путь «малогерманскому» объединению, осуществленному Бисмарком. Последствия, которые оказались направленными против его же собственных планов, не привели к устранению германской раздробленности».

Поскольку текст учебника был подготовлен в 1945 году, то его авторы не имели возможности игнорировать фактическое положение Германии на фронтах. Только этим можно объяснить заявления о том, что, даже проиграв русской армии, Наполеон в итоге все-таки «одержал победу» над Россией. Мол, в итоге Российская империя впала в вековой кризис, который закончился ее крушением в 1917 году. В данном случае авторы эсэсовского учебника как-то забыли сообщить о том, что в 1918 году рухнула кайзеровская империя, которая как раз являлась порождением Бисмарка, в свою очередь провозглашаемого едва ли не невольным учеником Наполеона.

Глава 14. Как оживают трупы

Когда подобные факты становятся достоянием общественности, то журналисты обычно начинают опрашивать коллег и соседей, те же в свою очередь охают и испуганно лопочут: «Кто бы мог подумать, а ведь он нам казался таким приличным человеком». Действительно Ганс Шверте словно был самой респектабельностью и символом немецких приличий. Профессор германистики, с апреля 1965 года работавший в Аахенском политехническом институте. С того же времени был служащим в бюрократическом аппарате земли Северный Рейн – Вестфалия. Три года был ректором института, который по его же собственному признанию «стал ему вторым домом». В начале 1974 года Шверте стал министром науки в земле Северный Рейн-Вестфалия, отвечая в том числе за научные контакты с представителями королевств Нидерланды и Бельгия. В 1978 году Ганс Шверте вышел на пенсию. Это был почти безупречный представитель германской науки – его сделали почтенным членом сената Аахенского университета, в декабре 1983 года – профессором новейшей немецкой литературы в университете Зальцбурга, в 1985 году он стал кавалером ордена Бельгийской короны.

Все бы ничего, но с конца 80-х годов по Аахену поползли слухи, что профессор вел двойную жизнь. Вначале возникли подозрения, что Ганса Шверте в действительности звали по-другому. Затем возникла версия, что в прошлом он был эсэсовским офицером. Эта своеобразная кампания достигла апогея к 1993–1994 годам. Все разрешилось 28 апреля 1995 года, когда группа голландских журналистов в передаче «Брандпунт» («Фокус») представила неопровержимые доказательства, что Ганс Шверте в своей «прошлой жизни» действительно был офицером СС. И не просто офицером СС, а членом персонального штаба рейхсфюрера СС, высокопоставленным сотрудником «Наследия предков» хауптштурмфюрером Гансом Шнайдером. И какая злая ирония судьбы! Почтенный профессор, отвечавший за научные контакты с Нидерландами, в свое время «работал» на оккупированных голландских территориях. Главное обвинение в его адрес в основном сводилось к тому, что именно Ганс Шнайдер участвовал в отправке медицинской аппаратуры из университета города Ляйден в лагерь Дахау, где над заключенными проводились бесчеловечные эксперименты. Все эти факты всплыли донельзя «не вовремя», в Германии готовились отметить 50-летие окончания Второй мировой войны, а в университете Аахена ожидали прибытие голландских профессоров. Не надо быть пророком, чтобы догадаться – отношения между землей Северный Рейн – Вестфалия и Голландией резко охладели.

Однако грандиозного скандала не получилось. Видимо, у Шверте-Шнайдера были высокопоставленные покровители, сообщившие о готовящемся разоблачении. Только этим можно объяснить то, что буквально накануне выхода телевизионной передачи в эфир Шверте-Шнайдер «пришел с повинной». В итоге вместо многозначительных вопросов голландская телевизионная передача закончилась оглашением факса, присланного германским политиком Йоханнесом Рау (тогда еще не президентом ФРГ). В 70-е годы Рау был премьер-министром земли Северный Рейн-Вестфалия и именно ему был обязан политическим взлетом Ганс Шверте, в течение нескольких лет занимавший пост министра науки этой земли. В письме Рау в частности говорилось: «Теперь, когда я узнал, что профессор Шверте изменил свою личность и скрыл настоящее имя, я и как человек, и как бывший премьер-министр чувствую себя в высшей мере растерянным и обманутым… Мне стыдно, что некто, когда-то пребывавший в оккупированных Нидерландах в качестве офицера СС, был назначен мною в 1974 году в качестве ответственного за контакты с Голландией и Бельгией. Я лишь могу попросить прощения за столь предосудительные поступки». Аналогичные извинения принесла занимавшая на момент разоблачения пост министра науки земли Северный Рейн – Вестфалия Анке Брунн. Для этого ей пришлось пригласить генерального консула Нидерландов. Несколько позже она повторила все те же извинения, но уже на голландско-германском симпозиуме, который проходил 8 мая 1995 года в Аахене.