Парижане и провинциалы - Александр Дюма

— Это великолепно, — сказал г-н Пелюш. — Можно мне подойти ближе?

— Настолько, насколько пожелаете. Только ступайте размеренно, иначе я ни за что не отвечаю.

Господин Пелюш шаг за шагом продвигался вперед и остановился на расстоянии трех метров от животного. Фигаро не двигался.

— Ну вот теперь, — произнес Мартино, — дело сделано, не правда ли? Вы довольны?

— Я в восторге! — ответил г-н Пелюш.

— А теперь утрите-ка нос этому разбойнику, и покончим с этим.

— Утереть нос? — переспросил г-н Пелюш. — Кому это?

— Когда мы говорим «утереть нос кролику», это значит выстрелом из ружья отсечь ему кончик носа. Вы ведь понимаете, что если стрелять в него отсюда, целясь в тело, то пуля будет подобна молоту, и от бедного животного останется одно лишь месиво.

— Понимаю, — кивнул г-н Пелюш, — понимаю. Решено, так оно и будет.

— Браво!

— Итак, момент наступил?

— Да.

— Я утру ему нос, — заявил г-н Пелюш, вскидывая ружье на плечо. — Говорю вам, я утру ему нос.

— Утрите ему нос, и никаких вопросов.

— Только в кончик носа, не так ли?

— Только в кончик носа.

— Ну же! — воскликнул колбасник. — Не будем заставлять это бедное животное томиться. Целься, пли!

Господин Пелюш выстрелил, но, вместо того чтобы отсечь кролику кончик коса, он снес ему целиком всю голову.

Поверженный кролик лежал на земле.

Фигаро бросился на него, завладел им, сделал небольшой круг, чтобы показать изящество, с каким он приносит добычу, и, вернувшись, сел у ног г-на Пелюша, держа тушку в пасти.

Господин Пелюш смотрел на него с восхищением.

— Вы видите, — сказал Мартино, — с такой собакой, как эта, надо заботиться только об одном — как заряжать и разряжать свое ружье. Однако вы несколько странно утерли нос этому кролику.

— Да, — заметил Баке, — вот то, что называется утереть нос человеку, снеся ему голову с плеч.

Господин Пелюш взял кролика за задние лапы и рассматривал его так, как начинающий охотник рассматривает свою первую добычу; затем, положив тушку в свою охотничью сумку, он сказал:

— Господин Мартино, запишите кролика на мой счет; я не хочу появиться у моего друга Мадлена с пустыми руками.

И после минутного колебания, не в силах устоять перед неудержимым напором какой-то неумеренной страсти, он добавил, распрямившись и опершись на приклад ружья:

— Господин Мартино, ваша собака продается?

— Даже если бы мой брат просил меня уступить ему Фигаро, то я бы отказал ему, сударь, — ответил Мартино. — Но другу господина Мадлена я ни в чем не могу отказать.

— Как, кум?! — вскричал Баке. — Вы согласитесь расстаться с Фигаро? О! Если бы я знал это, то Фигаро принадлежал бы только мне, и никому больше. Клянусь вам, слово Баке.

— К тому же, — продолжал Мартино, — я испытываю определенную гордость, показывая парижским охотникам, как мы в провинции натаскиваем собак.

— Мне остается лишь, — заметил г-н Пелюш, — узнать у вас цену Фигаро.

— К сожалению, Фигаро принадлежит не совсем мне.

— А кому же?

— Моему племяннику. Поэтому я обязан посоветоваться с ним. Если бы не это, сударь, я был бы весьма счастлив отдать вам Фигаро.

— Кум, ваш племянник свихнулся на охоте, и, на мой взгляд, вы бы оказали ему услугу, если бы без всяких разговоров с ним продали Фигаро.

— Возьмете ли вы в объяснениях с ним всю ответственность на себя, кум? — спросил хозяин «Золотого креста».

— Да, возьму, — решительно ответил Баке.

— Скажете ли ему, что вы подали мне этот совет?

— Конечно.

— Хорошо, сударь, — решил Мартино. — Дайте мне сто франков, и Фигаро ваш.

— Сто франков?! — вскричал г-н Пелюш. — Да что вы говорите! Сто франков за собаку?!

— Мне кажется, — возразил Мартино, — если охотник выкладывает четыре тысячи франков за ружье, он вполне может выложить сто франков за собаку.

— Сударь, — произнес г-н Пелюш, покачав головой, — я видел пуделя, который стоял на посту, курил трубку, прыгал в честь короля Луи Филиппа и вращал вертел, а за него просили всего двадцать франков.

— Вы совершили ошибку, не купив его, сударь. Только за одно вращение вертела я сам заплатил бы вам сорок… Куда вы, кум?

— Не обращайте внимания, — ответил Баке, со всех ног устремившись к двери. — Я иду к себе, но я вернусь.

— Зачем вам понадобилось идти к себе?

— Я хочу принести вам сто франков и веревку, чтобы увести на ней Фигаро.

— Минутку, минутку, господин Баке, — остановил его г-н Пелюш. — Ни я, ни господин Мартино еще не сказали своего последнего слова.

— О! Что касается меня, — заметил Мартино, — то решайте: либо вы берете за эту цену, либо нет.

— Отлично! Я беру, — сказал колбасник.

И он вновь сделал несколько шагов по направлению к двери.

— Подождите, подождите, черт возьми! — воскликнул г-н Пелюш.

— Да, подожди, — сказал папаша Мартино. — Сударь еще не знает всего, на что способен Фигаро. Вы ведь не видели, не правда ли, как я бросал мой платок в капустную грядку?

— Нет, не видел.

— Фигаро тоже.

— Возможно.

— Ну что ж! Зато сейчас вы кое-что увидите.

И, повернувшись к собаке, папаша Мартино с сокрушенным видом произнес:

— Фигаро, мой бедный Фигаро, я потерял…

Фигаро взглянул на хозяина, казалось, понял причину его отчаяния и, уткнув нос в землю, побежал прочь, идя по следу или, точнее, возвращаясь обратно по своим собственным следам.

— Куда он направляется? — спросил г-н Пелюш.

— Он отправился на поиски моего платка.

— И он вам его принесет?

— Еще спрашиваете! Он скорее утонет в пруду, чем вернется ко мне без платка.

— А если он это сделает… — сказал г-н Пелюш.

— Смотрите, смотрите, видите, как он рыщет? Вон он в моркови… теперь среди лука… и вот, наконец, в капусте… Смотрите же, смотрите… он его схватил… Иди сюда, мой Фигаро!.. Иди!..

Фигаро с видом победителя принес платок.

— Очень удобно иметь такую собаку, — заметил Баке. — Вы теряете кошелек, замечаете это лишь час спустя, говорите ей: «Фигаро, я потерял!», и она вам его приносит. Вот почему мне так хочется обладать вашей собакой, и она будет моей, кум, даже если мне придется заплатить за нее больше, чем предложит этот господин…

— Хорошо, господин Мартино, — перебил его г-н Пелюш, чувствуя, что собака ускользает от него. — Предлагаю вам пойти на взаимные уступки: я дам вам ваши сто франков, но вы не потребуете с нас плату ни за завтрак, ни за экипаж, который доставит меня и мою дочь в Вути.

— О! Раз так, сударь, — ответил хозяин «Золотого креста», — я столь счастлив, принимая у себя друга господина Мадлена, что не стану затевать споры с вами из-за этого. Дело улажено, сударь.