Чучело - Владимир Железников

Но потрясающая новость, которую Маргарита Ивановна хотела всем сообщить, била в ней ключом, и она сразу забыла или, точнее, привыкла к тому, что Ленка острижена, потому что опалила волосы у какого-то костра.

– Ребята, ребята! Внимание!.. – Она постучала костяшками пальцев по столу, чтобы всех утихомирить. – Вни-ма-ние!.. Слушайте! – Голос Маргариты Ивановны звенел необыкновенно радостно: – Сейчас нам Лена Бессольцева расскажет потрясающую новость.

– Какую новость? – не поняла Ленка.

– Так ты ничего не знаешь? – удивилась Маргарита Ивановна. – Разве тебе дедушка ничего не сказал? Быть не может!.. Ну хорошо! Тогда я вам все скажу сама. – Она прошлась между рядами, вернулась к учительскому столу. – Ребята! Я только что узнала, что всем нам хорошо известный Николай Николаевич Бессольцев, дедушка Лены, подарил городу свой дом и коллекцию картин, которую собирали многие поколения Бессольцевых и которая принадлежит кисти их предка, художника, жившего в девятнадцатом веке!.. Теперь у нас тоже будет свой городской музей!

– Музей?! – Ленка была потрясена.

– А сколько ему заплатили? – с любопытством спросил Валька.

– Я же объяснила – он это все подарил! – вновь радостно сказала Маргарита Ивановна.

– Даром? Все-все даром?..

– Конечно, – ответила Маргарита Ивановна. – Понимаете, какое это прекрасное начало для большого и благородного дела.

Валька растерялся. Смысл жизни терял для него основу. Он хотел заработать много-много денег, он считал это самым большим счастьем, потому что на деньги он купил бы себе автомашину, цветной телевизор, моторную лодку и зажил бы в собственное удовольствие. И вдруг кто-то, по доброй воле, отказывается от всех своих богатств. От дома, который стоит тысячи. От картин, которые, говорят, стоят «мильен».

И весь класс ахнул. Ребята, конечно, не понимали истинного значения картин, которые Николай Николаевич отдал городу, но знаменитый дом на холме они знали с самого детства. Он, хотя и был для них сказочным дворцом, про который они знали столько замечательных историй, существовал для них реально. И то, что теперь дом Бессольцевых принадлежит городу, произвело на них ошеломляющее впечатление. Они с восторгом и большим удивлением смотрели на Ленку, как на человека, имеющего отношение к чему-то им непонятному, но чудесному.

В классе было так тихо, так бесконечно тихо, что нерешительный стук в дверь прозвучал особенно отчетливо.

– Да-да, войдите! – сказала Маргарита Ивановна.

Дверь приоткрылась, и в проеме появилась фигура Николая Николаевича. В руке он держал что-то завернутое в полотенце. И весь класс, повинуясь какому-то новому, непонятному чувству, неслышно встал перед Николаем Николаевичем.

– Извините, – сказал он. – Я вынужден прервать вас… Лена, мы опаздываем на катер.

– Товарищ Бессольцев… Николай Николаевич! – Маргарита Ивановна схватила его за руку и втащила в класс. – Это вы?! Входите, пожалуйста.

– Мы уходим, уходим… – сказал Николай Николаевич. – Мы не будем вам мешать.

– Позвольте передать вам… – Маргарита Ивановна разволновалась, – наше восхищение… Вы такой человек! Такой человек!.. Я впервые в жизни встретила такого замечательного человека. Спасибо вам! Честное слово, я сейчас разревусь…

– Извините. – Николай Николаевич был крайне смущен.

«Значит, они уже все узнали, – подумал Николай Николаевич. – Значит, кто-то на хвосте уже разнес эту новость по всему городу». Ему стало радостно и грустно одновременно: ему так хотелось сообщить об этом Ленке самому.

Дело в том, что когда Николай Николаевич отдавал свое заявление по поводу дома и картин в райисполкоме, то там оказалась его старая знакомая, директор местной музыкальной школы. И она краем уха услышала, о чем он говорил, дождалась его в коридоре, подлетела к нему и спросила подчеркнуто вежливо и немного витиевато:

– Николай Николаевич, быть может, вы будете столь любезны, что разрешите не делать из вашего заявления тайны?..

Он кивнул, что вроде бы разрешает, потому что увидел, что она очень взволнована, и обрадовался этому. Однако в следующий момент подумал, что лучше ей этого не разрешать, но ее уже не было в коридоре, в одно мгновение она куда-то исчезла.

– Дедушка, ты из-за меня?! – спросила Ленка. – Все картины?! Как же ты будешь жить без них?..

– Не только из-за тебя, хотя и ты сыграла в этом не последнюю роль, – громко и свободно ответил Николай Николаевич. Он сделал непривычно широкий жест рукой и стал вдруг раскованным, легким, праздничным, красивым. – Это давнишняя моя мечта. Вчера она снова посетила меня. И вот…

Николай Николаевич замолчал и долго-долго молчал, так долго, что успел рассмотреть более пристально, чем всегда, лица ребят, которые сидели перед ним и с которыми у него были такие сложные отношения.

Но разве все это имело значение, когда он вышел на такой ясный и простой путь?

Николай Николаевич улыбнулся – нет, не им, а себе, своим мыслям, своей адской жизненной силе, которая билась у него в груди.

Он смотрел на их лица, стараясь заглянуть в глаза, и увидел, что во многих из них бьется пытливая мысль, а у некоторых безразличие, а у иных даже злость и непонимание. Но ведь есть такие, у которых бьется, бьется и пробивается пытливая мысль, и это будет всегда! И вдруг, мгновенно осененный, вдруг понявший, что это необходимо сделать, он поднял над головой картину, по-прежнему завернутую в полотенце, вышитое крестом, и сказал:

– Эта картина мне очень дорога. Тут изображена наша старинная согражданка. – Николай Николаевич строго посмотрел на Маргариту Ивановну. – Она была вашей предшественницей, учительницей русской словесности здесь, в городке… почти сто лет тому назад. – Он улыбнулся: – Не думайте, что это было так уж давно… Она всего лишь моя бабушка… – И добавил просто и тихо: – Эту картину я дарю вашей школе.

– Дедушка! – сказала Ленка в страхе и в немом преклонении перед поступком Николая Николаевича. – Де-душ-ка!

Нет, даже она не могла понять в эту секунду величие своего деда, Николая Николаевича Бессольцева.

– Идем! – Николай Николаевич крепко взял Ленку за руку. – Катер нас ждать не будет, хотя, может быть, мы с тобой и стали знаменитыми людьми.

– Я вас провожу, – вдруг объявила Маргарита Ивановна.

– Что вы, – возразил Николай Николаевич, – это лишнее.

Маргарита Ивановна смутилась и покраснела:

– Заодно провожу и мужа… Он у меня этим же катером уезжает.

И они все трое вышли из класса.

В последний раз мелькнула Ленкина стриженая голова, в последний раз Николай Николаевич сверкнул своими большими заплатками на рукавах пальто, и они исчезли, сопровождаемые полным безмолвием.

– На каких людей мы руку подняли! – нарушил тишину Васильев и тяжело вздохнул: – Э-э-эх!

– Все из-за Сомова! – Лохматый подлетел к Димке, крепко сжав кулаки.

– У-у-у, – понеслось со всех сторон, – Со-мо-о-ов!

Одни из них забыли, что они сами тоже гоняли Ленку. Другие забыли, что жили, как будто вся эта история их не касается. Третьи – что хотели заступиться за Ленку, да не успели… Каждый, конечно, чувствовал какую-то неловкость перед самим собой, перед другими, но в этом трудно признаваться, и все они дружно и единогласно обвиняли одного Сомова.

– Бойкот – Сомову! – крикнула Железная Кнопка. – Голосуем!

Но голосования снова не вышло, потому что в дверь просунулось жизнерадостное и возбужденное лицо Маргариты Ивановны:

– Директор мне разрешил. Я только туда и обратно. А вы здесь сидите тихо. – Она хотела уже исчезнуть, но почему-то спросила: – Да, что это вы кричали про бойкот? Опять?.. Кому? За что?

– Вашему Сомову! Вот кому! – Миронова впервые за все время этой борьбы побледнела от волнения. – Он дважды предатель!

– Сомов – предатель?.. – Маргарита Ивановна по-прежнему стояла в дверях. – Ничего не понимаю.

– Он рассказывал вам, что мы сбежали в кино? – спросила Миронова.

– Ну, рассказывал. – Маргарита Ивановна улыбнулась. Она подумала про то, что они совсем еще дети, играют в каких-то предателей.

– А мы-то думали, что это сделала Бессольцева!

– Гоняли ее, били! Смеялись над нею, – сказал Васильев. – А Сомов молчал.

– И вы молчали, Маргарита Ивановна, – вдруг тихо, но внятно и беспощадно произнесла Миронова.

– Я молчала?.. – Маргарита Ивановна испуганно посмотрела на Миронову и вошла в класс, прикрыв двери. – Я думала, Сомов вам все рассказал… – Она посмотрела на Димку: – Как же так вышло, Сомов?..

Димка ей ничего не ответил и не поднял головы.

– Ждите, Сомов вам ответит, – сказал Васильев.