Биография Л Н Толстого (Том 4) - Павел Бирюков

"...Евреи меня решительно осаждают, писем 20, требуя, чтобы я высказался о кишиневских ужасах. Я написал об этом ответ Шору, который писал мне, может он напечатает, а еще подписался под составленным Стороженкой коллективным письмом к кишиневскому голове. Мне неудобно высказываться, потому что виною всему наше правительство, мучащее евреев и одуряющее русских.

Кроме определения жизни, которое я хотел бы хорошо выразить и о котором ты знаешь, ужасно хочется ясно показать весь обман и ужас правительств всяких, даже вашего швейцарского.

...Вчера, гуляя, встретил юношу, который вышел из технического училища, сын богатых родителей, и шел ко мне, а потом куда Бог приведет, чтобы спуститься до народа и работать. Хотя и знаешь как это - или вовсе неосуществимо, или страшно трудно,- нельзя видеть этого без умиления. Он случайно встретил у меня Булыгина и нынче ушел к нему".

18 июня он делает интересную запись о своих литературных проектах.

"Задумал три новые вещи:

1) Крик теперешних заблудших людей, материалистов, позитивистов, ницшеанцев,- крик (Мар. 1,24): "Оставь, что тебе до нас, Иисус Назарянин? Ты пришел погубить нас. Знаю тебя, кто ты, святый божий". (Очень бы хорошо).

2) В еврейский сборник: Веселый бал в Казани, влюблен в красавицу, дочь воинского начальника-поляка, танцую с ней; ее красавец старик-отец ласково берет ее и идет мазурку. И на утро после влюбленной бессонной ночи звуки барабана, и сквозь строй гонят татарина, и воинский начальник велит больней бить. (Очень бы хорошо).

3) Описать себя по всей правде, какой я теперь, со всеми моими слабостями и глупостями, вперемежку с тем, что важно и хорошо в моей жизни. (Тоже хорошо бы).

Все это много важнее глупого Хаджи Мурата".

К сожалению, из этих трех проектов был осуществлен только второй "После бала".

В то же время он чувствует себя уже не в силах бороться с окружающей его обстановкой и покорно отдается заботам о себе семейных; сознавая этот компромисс, он кается в нем в письмах к своим друзьям; так, он писал в это время между прочим мне:

"Я покорился совершенно соблазнам судьбы и живу в роскоши, которая меня окружает, и в физической праздности, за которой не перестаю чувствовать укоры совести. Утешаюсь тем, что живу очень дружно со всеми семейными и не семейными и кое-что пишу, что мне кажется важным. Очень много есть такого. Прощайте, милый друг, целую вас, вашу хорошую жену и капризных детей.

Л. Т."

2 сентября 1903 г.

Приведем еще одно интересное письмо Л. Н-ча одному наивному корреспонденту, пожелавшему убедить его, что не нужно верить в Бога:

"Вы не понимаете того, что значит слово Бог, и упоминание этого слова всегда раздражает вас. Из этого вы заключаете, что "пора человечеству перестать говорить о Боге, которого никто не понимает".

То, что вас раздражает употребление слова, значение которого вы не понимаете, очень естественно. Это всегда так бывает. Вывод же ваш о том, что никто не понимает того, что есть Бог, потому что вы этого не понимаете, по меньшей мере странен. То, что всегда все человечество употребляло это слово, нуждаясь в этом понятии, должно бы было навести вас на мысль, что виновато не человечество, а вы тем, что не понимаете того, что понимает все человечество или огромное большинство, и что поэтому вам надо не советовать человечеству перестать говорить о Боге, а самому постараться понять то, чего вы не понимаете. Каждый человек, так же, как и вы, не может не сознавать себя частью чего-то бесконечного. Вот это-то бесконечное, которого человек сознает себя частью, и есть Бог. Для людей непросвещенных, к которым принадлежит огромное большинство так называемых ученых, не понимающих ничего, кроме материи, Бог будет бесконечная в пространстве и времени материя. И такое представление о Боге будет очень нелепо, но все-таки у них будет свой, хотя и нелепый, но все-таки Бог. Для людей же просвещенных, понимающих, что начало и сущность жизни не в материи, а в духе, Бог будет то бесконечное неограниченное существо, которое он сознает в себе в ограниченных временем и пространством пределах. И такого Бога сознавало и признавало, и признает, и будет признавать человечество всегда, если только оно не превратится в скотское состояние".

28 августа 1903 г. Льву Николаевичу исполнилось 75 лет. Это круглое число считается юбилейным. Оно не прошло, конечно, незамеченным и в жизни Л. Н-ча, хотя он сам и не придавал этому никакого значения.

"Русск. вед." сообщают, что день своего семидесятипятилетия Л. Н. Толстой встретил столь же бодрым, столь же полным духовного одушевления и физических сил, каким он был все последнее время. День этот прошел в Ясной Поляне в тесном кругу собравшихся детей Л. Н-ча с их семьями и нескольких близких друзей и знакомых. Утром Льва Николаевича приветствовали представители редакции "Посредника", поднесшие Л. Н-чу экземпляр выпущенного ко дню его 75-летия сборника "Мысли мудрых людей", составленного Львом Николаевичем. В это же время ему передан был глубоко прочувствованно написанный адрес, подписанный многочисленными московскими почитателями, и адрес от собравшихся в Ярославле во время выставки Северного края литераторов, представителей просветительных обществ, земских и других общественных деятелей. Адрес этот следующего содержания:

"Шлем горячие пожелания долголетней жизни тому, кто, пронизывая мрак светом своего гения, указывает путь к достижению правды и добра".

Побеседовав немного со всеми гостями, Л. Н-ч ушел, по обыкновению, к себе в кабинет работать. В третьем часу, окончив свои занятия, он поехал верхом, как делал это постоянно все лето. Затем, вернувшись, он провел все время обеда и вечер в оживленной беседе со всеми собравшимися в Ясной Поляне. Весь день и весь вечер приходили телеграммы с приветствиями из разных мест, начиная с Петербурга и Москвы и кончая Манчжурией, от лиц всевозможных классов и положений. Прочувствованную телеграмму прислала петербургская публичная императорская библиотека. Писатели, вышедшие из крестьянской среды, поднесли такой адрес:

"Дорогой и глубокоуважаемый Лев Николаевич! Позвольте и нам, вышедшим из простого народа и путем грамоты и любви к литературе, гордостью и украшением которой вы состоите, добившимся понятия, что люди живы не единым хлебом материальным, приобщиться ко всем другим, приветствующим вас по поводу 75-летия вашего, и выразить вам, всю жизнь горевшему огнем духовной жизни, пламя которого согревало и будет согревать всегда миллионы людей, горячее пожелание многих лет жизни, бодрости и плодотворной деятельности".

Интересна также телеграмма из Харькова:

"Проповеднику святости труда, гонителю предрассудков, рабства и несправедливостей человеческих отношений шлют привет рабочие города Харькова".

Было много сочувственных статей, особенно в провинциальных газетах; так, отметим "Киевскую газету", там были помещены две интересные статьи, одна Волошина, по поводу "Светлой жизни", и статья В. Львова "Великий старец".

Сам Л. Н-ч, по-видимому, тяготился этим торжеством и так отмечает его в своем дневнике:

"28-е прошло тяжело. Поздравления прямо тяжелы и неприятны неискренне: земли русской и всякая глупость. Щекотания тщеславия, слава Богу, никакого. Авось нечего щекотать. Пора".

На другой день после исполнившегося его 75-летия со Л. Н-чем случилось небольшое несчастье. Отправившись 29 августа на обычную прогулку верхом, он вынужден был слезть с лошади и вести ее на поводу при переходе одной канавы, причем лошадь как-то наступила ему на ногу. Сначала Л. Н-ч не испытывал особой боли, но затем нога стала пухнуть, и его уложили на несколько дней в постель.

В конце сентября он писал, между прочим, В. Г. Черткову:

"Вы знаете, что у меня всегда есть дорогие мне, потому что нужные для людей жизни мысли, которыми я руководствуюсь, подкрепляюсь, как духовным лекарством. И всегда так бывает, что как в материальном лекарстве организм притерпится к лекарству и оно уже не действует. Последнее же время, больше месяца, у меня есть лекарство, удивительно помогающее и до сих пор действующее. Лекарство это предназначено против того самого, от чего вы страдаете - от разлучения с Богом. У меня оно выражается, хотел сказать приготовляется, так: я напоминаю себе, как могу чаще, что во мне божеское начало - есть Бог,- такое существо, которое не может ни огорчаться, ни сердиться, ни стыдиться, ни гордиться, а может только делать то, что Бог, "что Отец делает, то и сын",- только делать добро людям, любить. И вот часто, напоминая себе это в спокойные минуты, когда один и можешь молиться, приучаешь себя к тому, чтобы вспоминать это, сознавать в себе Бога в трудные минуты жизни, когда ты огорчен, обижен, раздражен, испуган. И стоит только вспомнить кто ты, и такое устанавливается спокойствие,- если и не всегда любовь к обидевшему или огорчившему, то уж наверное отсутствие раздражения, недоброты. Даже какое-то особенное, почти физическое чувство радости и успокоения испытываешь. На меня это действует удивительно, но ведь все мы идем отдельными путями. Попробуйте, может быть, и вам годится. На меня же ни одно из моих духовных лекарств не действовало так благотворно и продолжительно".