Новый Мир ( № 11 2008) - Новый Мир Новый Мир

Эльф и Сатир тренировались наравне со всеми. Первое время было тяжело. После занятий гимнастерки пропитывались потом и, подсохнув, становились жесткими и шершавыми, как картон. Однако постепенно русские втянулись в солдатскую жизнь, а Сатир еще и умудрился снискать славу одного из лучших бойцов отряда. Лишь несколько человек могли худо-бедно противостоять ему в рукопашном бою. Йон смотрел на его спарринги с восхищением.

— Белый Мохаммед Али! — говорил он.

Белку же заинтересовал лазарет. До ее прибытия в лагерь врачом был пожилой, но очень проворный негр, когда-то подвизавшийся разнорабочим при больнице. Он брался лечить любого, кто приходил к нему за помощью, но методы лечения применял такие, что Белка, столкнувшись с ними, пришла в ужас. В первый же день она увидела, как он нечеловечески туго

обмотал одному негру голову резиновыми жгутами для остановки кровотечения. Больной ушел из палатки-лазарета, морщась от боли и держась за сдавленный череп. Белка позвала Йона, чтобы тот попросил врача объяснить, что же случилось с бойцом и что это за странные методы лечения. Оказалось, у бедняги попросту болела голова, а поскольку боль была пульсирующая, то доктор решил ограничить поток крови, идущий к мозгу.

— Занятная метода, — покачала головой Белка. — Йон, ты же взрослый человек, тебя же лечили нормальные врачи, как ты мог допустить этого монстра до медицины?

— Я никогда ничем не болел. Думал, что так и надо.

— Замечательно, невинное дитя природы. В общем, друг дорогой, если ты не хочешь, чтобы потери в твоем отряде начались уже сейчас, увольняй этого парацельса из медиков и ищи другого.

— Мы искали, — широко улыбнулся Йон, обнажив ярко-белые, как лепестки ромашки, зубы, — но нашли только его. А что, эти резинки от головной боли не помогают?

— Помогают, но только их надо на шею накладывать. Врачу.

Йон, не переставая улыбаться, соглашаясь, кивнул:

— Понимаю. Я и сам слышал, что он плохой доктор. Послушай, а может, ты будешь нашим врачом?

Белка взвилась:

— Вот тоже командир! Тебе что, людей своих не жалко? Чем я лучше его?

— Ну ты хоть попробуй. А? Пожалуйста. Я очень прошу.

Белка пожала плечами:

— Хорошо, но ты даешь мне десять процентов личного состава для опытов. Идет?

Йон в ужасе отшатнулся.

— Это шутка, Йончик. Шутка. — Она хлопнула его по плечу. — Но ты правда сдурел. Поручаешь людей абы кому. Не морские же свинки…

И Белка стала врачом. Раскопала где-то медицинские справочники и с тех пор целыми днями штудировала их. Бывшего врача она назначила своим помощником и посадила за составление перечня имеющихся медикаментов. А когда здесь был наведен порядок, поручила ему изготовление повязок, которые нужны при сложных ранениях.

— Учти, я заменяю доктора, только пока не начались бои, — предупредила она Йона. — Сразу после выступления надо захватить госпиталь или хотя бы несколько серьезных врачей. Учтите это при разработке плана восстания.

Обычно повстанцы ложились спать довольно рано. Тело требовало отдыха. Но иногда негры устраивали праздники. После наступления темноты разводили костры, раздевались, снимали одинаковую для всех форму, делали себе диковинные наряды из трав и листьев. В джунгли загодя отправлялись группы заготовителей, которые возвращались груженные огромными и яркими, как салют, цветами, листьями размером с хороший сарафан, лианами, то тонкими, как волосок, то толстыми, как удавы. В одно мгновение повстанцы превращались из похожих друг на друга оловянных солдатиков в галдящую стаю диких цветистых птиц. Откуда-то являлись бубны, маракасы из кокосовых орехов, какие-то гремелки и шуршалки. Негры становились вокруг костров и начинали петь и плясать, шумя и громыхая своими инструментами. Ритмы при этом получались такие зажигательные, лица повстанцев, исчерченные ритуальными шрамами, в отсветах огня сияли такой чистой радостью и весельем, что остаться в стороне было невозможно.

Эльф, Сатир и Белка праздновали вместе со всеми. Йон помогал им соорудить подходящее одеяние, и они вливались в хороводы. Русские не знали языка, на котором поют негры, они не знали правил, по которым танцуют, им всего лишь хотелось быть вместе со всеми, и этого было достаточно. Белые скакали, горланили, смеялись, сверкали глазами, гремели маракасами, сливались с общим ритмом.

Праздник шумел и бросался искрами до середины ночи. Потом понемногу все стихало, и лагерь отходил ко сну. Утром дежурные дочиста убирали остывшие угли костров, увядающие цветы, начавшие жухнуть травы, затоптанные в золу листья, и начинались будни.

Первое время после прибытия в лагерь Эльф, несмотря на одуряющую вечернюю усталость, подолгу не мог заснуть. Он лежал с открытыми глазами, слушал доносящиеся из джунглей звуки, такие необычные и таинственные, словно они шли с другой планеты. Временами, когда ветер приносил чей-то далекий и гулкий вой или раскатистое рычание, Эльф зябко ежился под простыней, представляя, кто бы мог так кричать. Ветер трепал стены палатки, и они то выгибались с легким хлопком, как паруса, то опадали складками. “Бог знает из каких мест прилетел этот ветер, — думал Эльф. — Может, с океанских просторов, где дельфины скользят вслед за кораблями и сверкают на солнце упругими, как мячи, телами. Оттуда, где прибой дробится брызгами и кипенно-белой пеной моет каменистые берега. А может, он явился из саванн, где бродят, мотая головами, зебры, плывут, как паруса, жирафы, змеями перетекают в густой траве львицы в песочных шкурах, высматривающие жертву. Может, он встречал по пути задыхающиеся в красной пыли города, где люди укутывают лица тканью. Может, он пришел из пустыни, где злым хохочущим божеством царит солнце да выгнули верблюжьи спины барханы. Господи, сколько же всего можно увидеть в мире!” Шелестели травы, скрипело дерево, попискивали какие-то мелкие существа. На крышу палатки с глухим стуком падали ночные насекомые, Эльф слышал, как их крохотные лапки скребут по материи. Шевелился полог у входа, волнующие и незнакомые запахи ночи врывались внутрь вместе с ночной прохладой. Эльф жадно вдыхал их, трепеща и все еще не веря, что оказался в самом сердце Африки.

Сатир в свободное время любил погонять с неграми в футбол. По вечерам, когда, казалось бы, и сил уже ни на что не оставалось, человек

двадцать собирались на краю лагеря и, пока не наступила стремительная южная ночь, носились за мячом. Вокруг играющих собирался почти весь лагерь. Сатир никогда не видел, чтобы зрители так искренне болели. Они кричали, закатывали в отчаянии глаза, сверкая белками, плясали от радости, когда побеждала их команда, швыряли в пыль кепки, воздевали руки к небу, вопрошая своих богов, как можно так играть. Каждое движение футболистов, каждый пас вызывали бурю криков, зрители не замолкали ни на секунду, галдя, словно птичий базар.

К моменту прибытия русской троицы повстанцы находились в лагере уже около трех месяцев. Многие из них имели кое-какой боевой опыт.

В годы правления Ассаи Руги да и при полковниках им приходилось

бороться с бандами, приходившими в Дого из соседних стран. Одни бандиты проникали ради грабежа, при помощи других соседи прощупывали почву для вторжения.

Правительства большинства стран Африки так или иначе контролируются западными державами — США, Англией, Францией, Германией... В Дого, как ни странно, Запад почти не имел влияния. Так было при Руги, так

осталось и при полковниках. Страна была слишком маленькой, а недра слишком бедными, чтобы западный капитал рвался сюда. Да к тому же и

Руги, и полковники совсем не собирались делиться с кем-то своей властью.

День выступления неумолимо приближался. Эльф боялся его. Боялся до дрожи в коленках и до спазм в горле. Именно в этот день надо было начинать убивать.

Иногда он уходил в джунгли и сидел там, невидяще глядя перед собой, пересыпая с руки на руку горсть сухой земли и неслышно шелестя губами: “Скоро мы будем убивать. Убивать просто, буднично или со страшными криками, но убивать. От ненависти к людям или от любви. С верой в ничтожество или в величие человека. Со слезами или смехом. Кто как умеет. Но каждый, словно ребенка, понесет смерть на руках своих”.

Хотя день Сатира был заполнен до отказа, у него тоже выдавались

минуты для размышлений. Как и Эльфа, его тревожил приближающийся момент выступления.

“Автомат Калашникова, — думал он, оглядывая лежащий на его коленях, похожий на неведомого черного хищника АКМ. — Автомат Калашникова. Холодный, надежный, мой. Вот и все. С тем и пойдем”.