Интересные времена (пер. С.Увбарх под ред. А.Жикаренцева) - Terry Pratchett

– Алхимики? Вот уж чокнутые типы, все до одного, – выразил свое мнение Маздам.

– Однако к географии испытывают большой интерес, – заметил Профессор Спасли. – Иногда крайне важно правильно определить, где именно ты приземлился. Ешьте досыта, господа. Не исключено, что ночь выдастся длинная.

– А что это за штуковина? – Маздам ткнул палочкой в свою тарелку.

– Э-э. Чау-чау, – ответил Профессор Спасли.

– Я почему-то так сразу и подумал. Но что такое чау-чау?

– Такая порода… э-э… собак.

Взоры Орды дружно устремились на него.

– В этом нет ничего плохого, – поспешил заверить он со всей искренностью человека, который для себя заказал бамбуковые стебли и бобовые лепешки.

– Я ел все на свете, – нахмурился Маздам, – Но собаку есть не стану. У меня однажды был пес. Пиратом звали.

– Как же, помню, – отозвался Коэн. – Это тот самый, с шипованным ошейником? Который еще людей жрал?

– Говори что хочешь, а мне он был другом, – Маздам оттолкнул тарелку с мясом.

– Зато всем остальным – смертью от бешенства. Я съем твою порцию. Закажи ему цыпленка, Проф.

– А я однажды съел человека, – пробормотал Хэмиш Стукнутый. – Во время осады, вот так вот.

– Что, в самом деле съел? – спросил Профессор Спасли, одновременно подавая знак официанту.

– Не целиком, только ногу.

– Это ужасно!

– Да нет, с горчицей нормально. «Стоило мне только подумать, будто я их знаю…» Профессор Спасли покачал головой и потянулся за бокалом с вином. Ордынцы, внимательно следя за каждым его движением, нерешительно взяли свои кубки.

– Господа, у меня родился тост, – произнес он. – Да, кстати, не забывайте, пить нужно небольшими глотками, а не вливать сразу все вино себе в глотку. Иначе можно подавиться. Ну, за Цивилизацию!

Орда присоединилась со своими собственными тостами.

– Пчарнь'ков![37]

– Все мордами на пол, и никто не пострадает!

– Чтоб жил ты на интересном стрёме!

– Как там эта волшебная фраза?… Ах да, гони все, да поживее!

– Смерть большинству тиранов!

– Чиво?

– Стены Запретного Города поднимаются в высоту на сорок футов, – сказала Бабочка. – Ворота сделаны из бронзы. А сам город охраняют сотни стражников. Но ведь с нами Великий Волшебник!

– Кто-кто?

– Ты.

– Прошу прощения, иногда я об этом забываю.

– Ничего страшного.

Бабочка смерила его долгим, удивленно-уважительным взглядом. Ринсвинду припомнилось, что преподаватели иногда смотрели на него точно так же – когда он получал высокие оценки (согласно закону вероятности, иногда вы просто угадываете правильные ответы).

Он поспешно перевел глаза обратно на кривую, нарисованную углем схему, которую начертила Цветок Лотоса.

«Кто-кто, а Коэн знал бы, что делать, – подумал Ринсвинд. – Он бы просто взял и перерезал всех на своем пути. Ему даже в голову не приходит, что можно чего-то бояться. Вот кто пришелся бы сейчас как нельзя кстати…»

– О да, стена очень крепкая, но ты наверняка знаешь заклинания, которые разнесут ее на мелкие кусочки, – благоговейно произнесла Цветок Лотоса.

Ринсвинд опять задумался – а что с ним сделают, когда выяснится, что он таких заклинаний не знает? «Если я возьму с места в карьер, – решил он, – то, скорее всего, ничего». Ну, проклянут вслед, обзовут как-нибудь, но к этому он был привычен. «Словом шкуру не испортишь», есть, кажется, такая пословица. Ринсвинд всегда очень трепетно относился к собственному кожному покрову.

Даже Сундук бросил его. Нельзя сказать, чтобы Сундук был таким уж большим светлым пятном в Ринсвиндовой жизни, но иногда бодрого топота его ножек как-то не хватало…

– Однако, прежде чем мы приступим к делу, – сказал он, – думаю, вам стоит исполнить какую-нибудь воодушевляющую революционную песню.

Революционерам эта идея понравилась. Под шумок Ринсвинд бочком пододвинулся к Бабочке. Та улыбнулась ему понимающей улыбкой.

– Ты же прекрасно знаешь, я не смогу разрушить эту стену! – прошипел он.

– Учитель пишет, что тебя отличала необыкновенная изобретательность.

– Моей магией даже маленькую дырку не пробьешь!

– Не сомневаюсь, ты что-нибудь придумаешь. И, Великий Волшебник?…

– Да, что?

– Помнишь Любимую Жемчужину, ту девочку с игрушечным кроликом…

– И что?

– Наша ячейка – это все, что у нее есть. То же самое можно сказать и о многих других здесь присутствующих. Когда вельможи дерутся, народ гибнет. Родители гибнут. Понятно? Я одной из первых прочла «КАК Я ПРОВЕЛ ОТПУСК», и лично я считаю, что там изображен никакой не Великий Волшебник, а просто глупец, которому почему-то всегда везет. И я очень надеюсь, что твоего везения хватит на всех нас. Ты уж позаботься об этом.

Во дворах императорского дворца тихонько звенели фонтаны. Периодически издавали призывный клич павлины – человек, никогда не слышавший их криков, ни за что на свете не поверил бы, что столь прекрасная птица способна так мерзко орать. Декоративные деревья отбрасывали декоративные тени.

Сады располагались в самом сердце города, поэтому порой сюда проникал приглушенный шум извне – приглушенный благодаря соломе, которой ежедневно выстилали близлежащие улицы, а также потому, что любой звук, подпадавший под категорию слишком громкого, гарантировал неосмотрительному горожанину очень недолгое, но весьма насыщенное пребывание в темнице.

Из всех садов наиболее эстетически приятным был сад, разбитый Одним Солнечным Зеркалом, первым императором Агатовой империи. Сад был целиком устлан гравием и булыжниками, столь мастерски обточенными и изысканно уложенными, что создавалось впечатление, будто бы сюда сошла горная лавина, обладающая крайне утонченным художественным вкусом. Именно в этот сад Одно Солнечное Зеркало, правлению которого Агатовая империя обязана своим объединением, а Великая Стена – строительством, приходил, дабы исполниться сил и поразмышлять об изначальном единстве всего сущего, попивая вино из черепа своего врага (или садовника, который недостаточно ловко управлялся с граблями).

Тогда как сейчас в садике находился Два Маленьких Вана, мастер императорского протокола. Он пришел сюда потому, что пребывание в садике помогало успокоить нервы.

В своих бедах он всегда винил число «два», которое считалось в империи крайне несчастливым и рождаться под которым очень не рекомендовалось. Ну а то, что его назвали Маленьким Ваном, это не более чем недостаток вежливости, капля голубиного помета рядом с огромной кучей воловьих экскрементов, вываленных Небесами на его гороскоп. И даже то, что Два Маленьких Вана стал у императора мастером протокола, ничуть не меняло общую ситуацию.

Хотя некогда это казалось такой хорошей идеей. Он осторожно продвигался по служебной лестнице Агатовой империи, овладевая навыками практического управления и администрирования (в частности, такими как каллиграфия, оригами, икебана и Пять Прекрасных Форм Поэзии). Добросовестно выполнял поручения и как-то даже не обращал внимания, что число высокопоставленных чиновников вокруг него медленно, но верно сокращается. А потом настал день, когда высокие мандарины (большинство из них, как он осознал чуть позже, гораздо старше его самого) вдруг бросились к нему в тот самый момент, когда он пытался подыскать рифму к слову «всадница», и принялись поздравлять с тем, что теперь он их новый господин.

Это случилось три месяца назад. И из всех мыслей, которые посетили его за эти три месяца, наиболее постыдной была следующая: Два Маленьких Вана пришел к твердому убеждению, что на самом деле Император-Солнце никакой не Повелитель Небес, никакой не Столп, Подпирающий Все Сущее, и не Великая Река Благословений, а всего лишь злобный безумец, которому давным-давно следовало бы сойти в могилу. Мысль эта была поистине ужасной. С равным успехом можно ненавидеть материнство, сырую рыбу или, допустим, возражать против солнечного света. Большинство людей обретают свое так называемое общественное сознание еще в молодом возрасте, во время краткого периода между окончанием школы и моментом, когда человек приходит к выводу, что несправедливость самая обычная вещь и не всегда ее следует осуждать. Но человека в возрасте шестидесяти лет подобное откровение способно ввергнуть в серьезный шок.

Не то чтобы Два Маленьких Вана выступал против Золотых Правил. Отрубить руки человеку, имеющему склонность к воровству, вполне логично. Таким образом вы не даете ему повторить свой проступок и тем самым уберегаете его от возможности еще больше запятнать душу. Крестьянина, который не может уплатить налоги, следует казнить, чтобы он окончательно не разленился, тем более что, как известно, все общественные беспорядки происходят от лени. И поскольку империю создали сами Небеса как единственный истинный и правильный мир для обитания человеческих существ, а все остальное вокруг – земля призраков, то вполне нормально казнить тех, кто сомневается в справедливости такого порядка вещей.