Звёздный странник - Семён Слепынин

Незнакомка помолчала.

— Человек зажег первый костер, обтесал первый камень и тем самым начал создавать свое собственное отрицание. В недрах биологической эволюции возник ее смертельный враг — эволюция технологическая. Техноэволюция была еще в пеленках, но человек заботливо растил ее и нянчил. Понимал ли он опасность? Нет. Да если бы и понимал, иначе поступать было уже нельзя. Люди изобретали все новые орудия труда, орудия взаимоистребления и истребления окружающей природы. Темпы технологического развития стремительно нарастали. Первобытная металлургия, изделия из бронзы и железа. Затем век электричества, безудержной урбанизации — роста огромных городов. Над ними вместо чистого неба плескались клубы дыма и пыли. Люди бездумно отравляли воздух и воду, уничтожали леса и животных. Возникла опасность экологическая, опасность истребления окружающей природы. Люди осознали это, не подозревая, что на смену экологической идет совершенно неотвратимая опасность — технологическая.

И вот век термоядерной энергии, полетов в далекий космос, — продолжала Незнакомка. — Приблизительно это ваше время. Люди одумались. Заговорили о содружестве с природой. Сохраняя леса, жили среди садов и парков. Это была для человека прекрасная пора. Люди жили физически и духовно в здоровых условиях. Что произошло в исторический отрезок между вашим веком и моей эпохой — не знаю. Но в мое время все изменилось. Техносфера ураганом пронеслась над планетой и стерла с ее лика биосферу. Как я уяснила из ваших книг и микрофильмов, незадолго до вашего века, в середине двадцатого столетия, началась эпоха атомной энергии. Началась знаменательно — с бомбы. Технология впервые показала себя смертельным врагом человечества. Расщепленный атом сразу же стал ее тупым, не рассуждающим солдатом. Водородная бомба — это топор в руках технологии, топор, которым она рубила биологическую эволюцию с плеча. Но беда в том, что она одновременно уничтожала и себя. Техноэволюция на этом этапе еще не встала на ноги и нуждалась в человечестве — в своей няньке. К счастью, у нас и почти на всех других населенных планетах Вселенной этот кризисный этап миновал благополучно: ядерный конфликт не состоялся. В космосе только на одной планете биоэволюция в результате атомной войны уничтожила себя, положив тем самым конец эволюции технологической. И планета сейчас являет печальное зрелище: руины и тучи радиоактивного пепла… Другие миры, избежав атомного самоуничтожения, застыли на биологической фазе развития. Только наша планета сделала гигантский качественный скачок вперед.

— И вместо радиоактивного пепла — глобальная пустыня. Так?

— Именно так. Вы проницательны, Федор Стриганов, — примирительно улыбнулась Незнакомка. — Вас, представителей биологической фазы развития, одинаково страшат и глобальные руины, и глобальная пустыня.

— Руины, пустыни, гармония, Сатана… — пробормотал Иван и умоляюще посмотрел на капитана. — Не улавливаю связи. Разъясни.

Капитан молча пожал плечами.

— Попробую разъяснить я, — улыбнулась Незнакомка. — Кажется, я психологически подготовила вас… Итак, шея человечества избежала атомного топора техноэволюции. Но эта же самая шея попала в петлю еще более страшного и коварного врага — электрона. Если атом — не рассуждающий топор техноэволюции, то электрон — ее ум. Ум хитрый и изворотливый. Электрон расставил коварные сети, обещая человеку сытую, бездумную, комфортабельную жизнь. И человек охотно пошел в сладостный плен, не подозревая, что здесь ему и конец.

— Как это произошло? — сухо спросил капитан.

Предупреждаю: я не историк и не могу объяснить, что произошло после того, как вы покинули свой двадцать первый век. Протекли, вероятно, многие столетия. На планете не осталось почти ни одного зеленого островка…

Я рассеянно смотрел в угол каюты, и в моем воображении со слов Незнакомки рисовалось футуристическое царство электронно-вычислительной техники, огромный всепланетный город и стадо стандартных людей — этих «капелек биосферы», затерявшихся в электронной утробе техносферы.

— Муравейник, — послышался голос Ивана. — Мы, кажется, видели его в пустыне.

— Да, муравейник… Я жила в нем четыреста лет назад, — задумчиво проговорила Незнакомка. — Да, вы видели этот город. Вернее, его фотонный отблеск из несовмещенного времени.

— В нем уже властвует не человек, а электрон.

— А строй? Общественная система? — допытывался капитан.

Незнакомка растерянно посмотрела на Федора Стриганова. Она не поняла его. После наводящих вопросов капитана Незнакомка не совсем ясно рассказала о социальной системе, о Генераторе Вечных изречений, о двух враждующих планетах, населенных людьми.

— Все ясно! — сказал капитан. — Виноват не электрон, а сам человек… Тоталитарное отношение к человеку. Техника, кем-то повернутая против человека. И это — на нашей Земле? Нет, это не могло…

— Человек стал жалким узкоспециализированным винтиком системы технологической, — продолжала Незнакомка. — Технология, получившая у нас конкретное воплощение в саморегулирующемся кибернетическом сверхгороде, вышла из-под контроля человека, обрела самостоятельность, осознала себя как разум. И она…

— Упразднила человека? — догадался Иван.

— Да, упразднила. Но в снятом виде, в полном соответствии с диалектическим законом отрицания отрицания… В снятом виде, — Незнакомка говорила торопливо, проявляя беспокойство. Потом встала. — Извините, засиделась с вами. Так приятно побыть в земной оболочке. Но она еще эфемерней вашей… Вихри… Там, в пустыне, мои вихри. Вихри… Они устают, расшатываются. Им надо отдохнуть, стабилизироваться… Продолжим беседу завтра.

Незнакомка поспешно удалилась в рубку электронного универсала. Немного спустя Иван осторожно заглянул туда.

— Ну и как? — насмешливо спросил капитан.

Иван развел руками. Ревелино хохотнул. Он будто ожил и был счастлив, что Незнакомка наконец-то ушла.

— Капитан, — взмолился Бурсов. — Ты мужик смышленый. Объясни.

— Гравитационный коллапс, — загадочно ответил Федор. — Знаешь, что это такое?

— Конечно, — удивился планетолог. — Катастрофическое сжатие огромной массы звезды, неудержимое падение ее на себя. Под действием возрастающих сил гравитации звезда сжимается и сжимается. Наконец, тяготение образуется такое чудовищное, что ни свет, ни другие излучения не могут от нее оторваться. Звезда становится невидимой, превращаясь в нечто крохотное, быть может, в ничто… И появляются в космосе так называемые «черные дыры». Звезда, как говорят, проваливается в гравитационную могилу.