Повседневная жизнь восточного гарема - Шапи Казиев

Яды и отравления

Яды были излюбленным способом избавления от соперниц и провинившихся одалисок. Ядами пользовались и евнухи для устранения нежелательного наследника престола, как и многих других, на кого пала немилость повелителя.

Это опасное искусство развилось до такой степени, что и сами султаны вынуждены были с ним считаться.

Умение составлять яды и противоядия ценилось очень высоко. Мастерам этого тайного искусства позволялось многое. В их лабораториях процветала алхимия. Предания сохранили упоминания об эликсирах и других загадочных веществах, с помощью которых обычные металлы превращались в золото.

Для защиты от коварных отравителей во дворце существовал кущи-баши. Это отважный чиновник отвечал за подаваемую султану пищу, которая должна была быть изысканной, полезной и, главное, безопасной.

«Кущи-баши должен, во-первых, находиться в кухне во время приготовления обеда его величеству, — писал Осман-бей. — Когда все блюда готовы и уложены на носилки, он покрывает их красным сукном, которое припечатывает сургучом. Исполнив эту формальность, он представляет блюда султану, причем всегда первый отведывает их. Эта последняя формальность совершенно понятна, потому что без нее султан мог бы вдруг почувствовать себя дурно, поев какого-нибудь блюда; но раз уж кущи-баши подает пример, серьезных опасений быть не может и аппетит является сам собою».

Некоторые опасались отравления до такой степени, что запрещали в гаремах, как писал Джордж Дорис, «миндальные и жасминовые печенья, пудру, разноцветные карандаши, бархатные мушки и парики».

Впрочем, боялись отравлений не только турецкие султаны. История дает нам множество доказательств того, что такой способ устранения соперников был распространен повсеместно.

Не пренебрегал услугами отравителей и Иван Грозный, избавляясь от своих многочисленных жен и прочего неугодного люда.

Обитательницы гарема тоже использовали различные зелья, как в борьбе с соперницами, так и для того, чтобы по собственной воле расстаться с опостылевшей жизнью. Некоторые пили яд мгновенного действия, другие глотали большие дозы опиума, после которого редко кого удавалось спасти.

Сказки «Тысячи и одной ночи» содержат в себе и другие примеры использования подобных снадобий:

«…И он не переставал приходить к могиле в течение месяца. И случилось так, что халиф вошел в гарем, когда эмиры и визири разошлись по домам, и проспал немного, и у него в головах сидела невольница и обмахивала его опахалом, а другая невольница, у его ног, растирала их. И халиф спал, и проснулся, и открыл глаза, и зажмурил их, и услышал, как та невольница, что сидела в головах, сказала невольнице, бывшей у ног: „Послушай-ка, Хайзуран!“ И та ответила: „Да, Кадыб-аль-Бан!“ И первая сказала: „Наш господин не ведает, что случилось, он не спит, проводя ночи у гроба, где ничего нет, кроме обструганной деревяшки, которую сделал плотник“. „А Кут-аль-Кулуб, что же с ней случилось?“ — спросила другая. И первая девушка сказала ей: „Знай, что Ситт Зубейда послала с невольницей кусок банджа (сильное снотворное с наркотическим эффектом, изготавливаемое из конопли, подобие гашиша. — Ш.К.) и одурманила Кут-аль-Кулуб. Когда бандж овладел ею, Ситт Зубейда положила ее в сундук и велела Сауабу и Кафуру вынести его из дворца и поместить в гробницу“. И вторая невольница спросила: „Послушай, Кадыб-аль-Бан, разве госпожа Кут-аль-Кулуб не умерла?“ „Нет, клянусь Аллахом, да сохранит он ее юность от смерти! — отвечала невольница. — Я слышала, как Ситт Зубейда говорила, что Кут-аль-Кулуб у одного юноши, купца, по имени Ганим-ибн-Айюб Дамасский, и что с сегодняшним днем у него четыре месяца. А наш господин плачет и не спит ночей над гробом, в котором ничего нет“.

И они еще долго говорили об этом, и халиф слушал их, а когда невольницы окончили разговор, халиф узнал все: и то, что могила поддельная, ненастоящая, и то, что Кут-аль-Кулуб уже четыре месяца у Ганима-ибн-Айюба. И халиф разгневался великим гневом…»

РАЗВЛЕЧЕНИЯ

Если главной обязанностью гаремных див было развлекать своего господина, то главной потребностью оставалось развлечение самих себя. Это непростое искусство совершенствовалось веками и достигало порой блистательных высот.

Если султаншами становились иностранки, в гаремы проникали новые веяния, вкусы, моды. Когда сами султаны увлекались достижениями европейской культуры, это тоже находило отражение в жизни сераля.

Каждая новая одалиска привносила в культуру гаремных развлечений что-то свое, унаследованное от традиций ее родины. Но приживалось лишь то, что было проверено временем, которое текло в гареме иначе, чем за его стенами.

Недостаток свободы и любви женщины замещали иллюзией счастья, снабженной весьма реальными атрибутами — роскошью, всевозможными яствами, изысканными развлечениями и показными душевными откровениями. Со временем они привыкали к этой иллюзии жизни, и она становилась более реальной, чем все остальное.

Как писал Александр Пушкин в «Бахчисарайском фонтане»:

Для них унылой чередойДни, месяцы, лета проходятИ неприметно за собойИ младость и любовь уводят.Однообразен каждый день,И медленно часов теченье.В гареме жизнью правит лень;Мелькает редко наслажденье.

Гаремные забавы

Шехерезадами в гаремах состояли кальфы-рассказчицы. Это были весьма образованные дамы, умевшие читать на персидском и арабском языках, знавшие произведения поэтов и ученых. Рассказчицы увлекали слушательниц гирляндами удивительных преданий, иногда меняя сюжет или придумывая свою историю. Популярными жанрами были легендарные сказания вроде «Кер-оглы» и месневи — романы в стихах.

Сказки из «Тысячи и одной ночи» и «Книги попугая», безумная любовь Лейлы и Меджнуна уже не казались одалискам вымыслами, потому что они и сами могли поведать не менее трогательные были из собственной жизни.

Чувственный гаремный эпос дополнялся музыкой, песнями, танцами, бесконечными сплетнями, прогулками в чудесных садах, плаванием в бассейнах, всевозможными играми и прочими увлекательными занятиями вроде прогулок за город или приема гостей. Все это вместе являлось незаменимым лекарством от скуки, которой, казалось, была пропитана вся атмосфера гарема. Хотя со стороны могло показаться, что красавицы гарема живут довольно весело и ни в чем себе не отказывают.

«Пение, музицирование, катание на лодке, а для некоторых — занятие фотографией и даже, говорят, велосипедные прогулки фигурируют в числе других их развлечений, — писал Джордж Дорис о гареме конца XIX века. — В основном же они проводят время в совершенно детских забавах: играют в куклы, изображают крики животных, пение петуха, жужжание мухи, лай собаки… Напудрив мукой лица негритянок, они заставляют их кривляться или драться друг с другом — короче, делают все, чтобы спастись от скуки. Лежа на диванах или софах, покрытых шелком, сидя на бухарских коврах в непринужденных позах, подчеркивающих стройность их тел и выдающих всю печальность их пустого существования, одни смотрят за голубыми струйками дыма от их сигарет или наргиле и перебирают рукой в браслетах янтарные или сандаловые бусинки своих тесбих (четки). Другие потягивают сироп и розовый шербет, едят мороженое, грызут фисташки, жуют мастику (род ароматной резинки), сосут леденцы. Все они любят конфеты, табак, цветы, благовония — особенно мускус и фиалку, запах которой особенно нравится султану, и к которой они питают явное расположение; они обожают кошек, попугаев, голубей; кофе, карты и фривольности; от двух вещей они просто без ума, потому что они им запрещены и потому что они женщины, — это вино и раки (восточная виноградная водка), которые им иногда доставляет услужливый евнух.

Время, которое им не удается „убить“, они проводят в бесконечных печальных думах — о далекой родине, покинутом очаге, пропавших родителях, о неизвестном будущем, о сказочном возлюбленном, о старом господине, угрюмом и безобразном…»

Будни гаремных див поэтично описал Александр Сергеевич Пушкин:

Младые жены, как-нибудьЖелая сердце обмануть,Меняют пышные уборы,Заводят игры, разговоры,Или при шуме вод живых,Над их прозрачными струямиВ прохладе яворов густыхГуляют легкими роями…Беспечно ожидая хана,Вокруг игривого фонтанаНа шелковых коврах онеТолпою резвою сиделиИ с детской радостью глядели,Как рыба в ясной глубинеНа мраморном ходила дне.Нарочно к ней на дно иныеРоняли серьги золотые.Кругом невольницы меж темШербет носили ароматный…

В Китае среди наложниц устраивались соревнования — нечто вроде фестивалей искусств. В романе «Сон в Нефритовом павильоне» читаем: