Вот теперь ты пожалеешь, Кулакова! (СИ) - Дюжева Маргарита

На пути к остановке нашла тот номер, что мне дал Северный, позвонила и договорилась с хозяином о показе квартиры через полчаса. Откладывать дальше не было смысла. Беспощадная машина материнской любви не остановится, пока полностью не подомнет под себя, руководствуясь не только самыми благими намерениями, но и упрямством, навязчивым желанием прогнуть меня под свои идеалы.

Этого я допустить не могла. Любовь любовью, но жизнь у каждого своя.

***

Мама вернулась домой ближе к вечеру, пребывая в отличном расположении духа и сверкая словно начищенный бриллиант. Наверное, все со своей подруженькой обсудили, распланировали мою жизнь от и до, решили, как будут контролировать, учить уму разуму, вести бестолковую молодежь за руку в светлое будущее.

Что ж, пришло время расстроить мамочку, обрушив все ее благие планы до самого основания.

— Мама! — вышла к ней на кухню, в тот самый момент, когда она, напевая себе под нос, заваривала чай в изящной фарфоровой кружечке, которую ей привез из Китая, один из любимых выпускников. Этой кружечкой она пользовалась только в исключительных случаях, по праздникам.

— Да, доченька? — развернулась ко мне с милейшей улыбкой.

— Я подумала, и пришла к выводу, что квартира Юлии Николаевны мне не подходит, — не стала ходить вокруг да около и сразу озвучила свое решение.

Улыбка медленно стекла с лица родительницы.

— Что? То есть как не подходит? Все отлично подходит!

— Нет, — строго покачала головой.

— Дина, не дури! Это замечательный вариант! И не дорого, и под присмотром!

— Вот как раз присмотр мне и не нужен.

— Так. Хватит! — она звонко поставила кружку на стол, так что бедный фарфор негодующе зазвенел, — я больше не могу выносить твои капризы. Или ты переезжаешь в эту квартиру, или не переезжаешь вообще! Все. Это не обсуждается!

— Ты права. Обсуждений больше не будет, — просто согласилась я и ушла к себе в комнату.

Маменька влетела следом ровно через пять секунд.

— И как это понимать?

— Ты все прекрасно понимаешь, не притворяйся, — я снова села за компьютер, открыла документ и попыталась продолжить работу.

— Нет уж, дорогая моя, поясни! — мать стояла надо мной как надзиратель, грозно сложив руки на груди.

— Что тут пояснять? Я перееду после Нового года. Квартиру выберу сама. Вернее, уже выбрала. Никаких Юлий Николаевн под боком, никаких «присмотров», никакого общения с противным Стасом.

— Дина! Как тебе не стыдно? Приятный молодой человек! Умный! Начитанный! Воспитанный!

— Рукожопый, поверхностный и самовлюбленный, умеющий только за столом сидеть, да о пустом разглагольствовать. Неопрятный, неприятный и…рукожопый, — повторяюсь, но плевать.

— Внешность в человеке не главное, — назидательно произнесла она.

— То-то ты за отца замуж вышла. Высокий, здоровенный, первый красавец в универе, — не удержавшись подколола ее.

— Я выбрала его не поэтому! — тут же взвилась маменька.

— Знаю. У вас любовь. Вот и я любви хочу, но не со Стасом.

— Вам просто надо больше общаться.

— Тебе надо — ты и общайся, — пожала плечами, — а я, пожалуй, воздержусь от этого сомнительного удовольствия.

— Как ты разговариваешь с матерью? — видя, что на меня не действуют ее увещевания, она решила включить режим грозной родительницы. Она в детстве всегда так делала, заставляя прогибаться под ее волю. Только детство давно прошло, а она этого никак не могла понять.

— Спокойно разговариваю, предельно вежливо, в миллионный раз пытаясь донести очевидные вещи, — я только отмахнулась. Мое терпение уже настолько истончилось, так надоело всегда молчать, угождать и быть примерной дочерью, что мамины грозные взгляды на меня просто не действовали. Видать, иммунитет выработался, — возвращаемся к теме моего переезда. Хочу сразу предупредить. Ключей от моей квартиры у вас не будет.

— В смысле! — она чуть не подавилась от возмущения, — как это ключей у нас не будет? А если вдруг случится что-то? Если вдруг нам потребуется внезапно придти, посмотреть…

— Проверить, — закончила за нее фразу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Да даже если проверить! Что такого? Мы, как родители, имеем право на доступ в твое жилище. Вдруг у тебя вообще ничего не получится, тогда заберем домой.

Нет, это просто не выносимо!

— Все у меня получится, — прошипела я, ни капли в этом не сомневалась. Я все смогу, все сумею, только надо вырваться из золотой клетки и зажить своей жизнью.

— Ерунда, — пренебрежительно фыркнула она, подчеркивая мою никчемность, как взрослого человека.

Я вскочила на ноги и гневно посмотрела на маму:

— Передай Юлии Николаевне, что я не нуждаюсь в ее помощи. У меня уже есть квартира на примете. Неплохая, близко от работы. Я уже внесла аванс.

Только услышав о деньгах, родительница поняла, что я настроена серьезно. У нее аж лицо перекосило от гнева.

— Зачем? Здесь и дешевле, и удобнее! — мама заметалась и стороны в сторону, заламывая руки. Ее утонченное лицо, обычно отличающееся аристократической бледностью, пошло пунцовыми пятнами. Ладно хоть не вспомнила свой любимый прием: упасть в обморок и жалобным голосом просить воды.

— Кому, мама? Кому???

— Всем! — отрезала она.

— Ты хотела сказать всем, кроме меня? — я безнадежно махнула рукой, — в общем, спасибо, что попытались помочь и решить мою проблему с квартирой, но я как-нибудь сама справлюсь.

— Какая же ты неблагодарная, — маменька не на шутку разошлась, — мы для тебя все, а ты нос воротишь! Людей хороших напрягли, договорились начет жилья. Только въезжай и живи, а тебе опять не так! Не слишком ли много капризов, дорогая? — сурово на меня уставилась, пытаясь профессиональным взглядом матерого учителя придавить к полу, завалив неподъемными кирпичами вины.

— Никаких капризов, — ответила отстраненно и снова села за работу, — Все, мама, разговор закрыт. Извини, мне надо работать.

Мать еще постояла у меня над душой, разглагольствуя о том, что они с отцом всю жизнь только ради меня старались, а я выросла неблагодарной хамкой, не слушаюсь, не ценю их заботу. Я молчала. Кипела внутри, но молчала, потому что продолжать дальше этот разговор — не было смысла. Мы ходили кругами, я раз за разом повторяла одно и то же, а она меня не слышала, игнорировала все разумные доводы, давила, гнула свою линию.

Спустя десять минут, устав в пустую сотрясать воздух, она ушла, сердито хлопнув дверью, а я со стоном ткнулась лбом в клавиатуру, прикрыла глаза и замерла.

Не могу больше. Замучили.

Действительно, скорее бы уж переехать. Лучше жить неподалеку, и ходить к ним в гости три… да хоть пять раз в неделю, чем вот так — постоянно на нервах, на ножах, не имея ни единой возможности спокойно вздохнуть. Невыносимо!

Глава 11

Обстановка накалилась до предела. После того, как я отказалась переезжать под теплое крылышко Юлии Николаевны, маменька просто озверела и развернула широкомасштабные боевые действия. В ход шло все. И ругань, и слезы, и холодный игнор. Не достучавшись до моей совести и дочерней покорности, они принялась возделывать во мне чувство вины. Дескать я такая-сякая, не люблю, не ценю, а они всю жизнь только ради меня и старались, не ели, не пили, в обносках ходили, лишь бы у девочки все было. А девочка выросла и нарисовала им свиную морду — работу выбрала не ту, советов не слушает, мужиками замечательными раскидывается.

Замечательный мужик — это Стасик, который, узнав, что я отказываюсь переезжать к нему поближе, позвонил с претензиями. Типа я не думаю о нашем будущем. Не о моем будущем, а именно о нашем. Не знаю, чего они там со своей маменькой напланировали, но быть частью этого плана мне совершенно не хотелось. Кстати, Юлия Николаевна тоже звонила, попыталась отчитать меня, как последнюю двоечницу, но тут мое терпение иссякло, и я, изо всех сил пытаясь сохранить остатки воспитания и хороших манер, порекомендовала ей не соваться куда не просят. Она едва не задохнулась от возмущения, услышав мои слова, а через пять минут в комнату ворвалась мама. Оказывается, я нахамила, накричала, довела ее бедную подругу до слез. М-да, вот и верь после этого людям.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})