Звездная пыль - Джудит Крэнц

— Я не могу в этом поехать на вечеринку.

— И не надо. Помочь тебе снять ожерелье? Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя неловко.

— Черт тебя побери! — Тесса отскочила подальше. — Даже не смей к ним прикасаться!

— Я всегда говорил, что женщины удивительно быстро привыкают к изумрудам. К рубинам привыкают дольше. Некоторые женщины вообще не могут носить рубины.

— Ты взял надо мной верх и теперь веселишься!

— Будь храброй девочкой, сделай вид, что ты вышла замуж за мужчину, чье «я» чувствует себя комфортно только в том случае, когда на тебе самые лучшие изумруды, которые продал за свою карьеру Гарри Уинстон — во всяком случае, он меня в этом уверял. Ты же актриса и можешь просто забыть об украшениях. И, честно говоря, на твоем месте я бы лучше подумал о том, что у тебя видны соски, стоит только поднять руки.

— Ничего подобного!

— Хочешь пари?

Тесса подняла руки, чтобы поправить плотную цепочку из бриллиантов, на которой держались изумруды. Груди ее поднялись, и соски показались над краем платья.

— О нет! — выдохнула она, не веря своим глазам.

— Ты не сможешь танцевать в этом платье, — с сожалением заметил Люк.

— Хочешь пари?

— Что бы сказала на это твоя мама!

— Агнес провела три дня в Париже, может быть, она теперь изменилась. Вдруг мой отец сводил ее в «Лидо» или в «Фоли-Бержер»? Сегодня утром они собирались вылететь домой. Я обязательно должна позвонить ей на этой неделе и спросить у нее, не следует ли мне сходить и исповедаться в грехе нескромности, совершенном не по моей вине.

— Если бы я тебя не предупредил, твоей вины в этом бы не было. Но теперь, когда ты знаешь, грех нескромности будет на твоей совести.

— Снявши голову, по волосам не плачут. Ты меня испортил этими изумрудами. На это потребовалось не больше минуты. О Люк, неужели я такая легкая добыча? Я и не знала, что люблю драгоценности, пока ты не подарил мне кольцо. И неужели в том, что я чувствую возбуждение и наслаждение, есть что-то греховное?

— Ты спрашиваешь меня как своего духовника?

— Мне больше некого спросить.

— Ты не шутишь, дорогая, правда? В глубине души ты в самом деле чувствуешь, что грешно наслаждаться этими драгоценностями?

— Возможно, — робко ответила Тесса. — Драгоценности — это самое реальное из всех наслаждений, самое материальное.

— Более четырехсот лет эти камни дарили женщинам счастье. Сегодня настал твой черед. Послушай меня, Тесса, ты ни у кого ничего не украла. Я хочу, черт побери, чувствовать себя свободным и дарить тебе драгоценности, когда мне вздумается. Я не желаю лишать себя этого удовольствия. Но если тебя это действительно смущает, я прекращу это. Не могла бы ты хотя бы попробовать к ним привыкнуть? Ради меня?

— Пожалуй, — ответила Тесса, помолчав немного. — Но есть кое-что, что могло бы существенно облегчить мне жизнь.

— Только попроси.

— Я чувствую себя потерянной, в голове у меня пустота, я ощущаю странную легкость. Это, наверное, шок. Мне кажется, что я могу улететь. Вероятно, мне необходимо нечто, основательно притягивающее меня к земле. Кажется, мне нужно совсем немного… Массивные, тяжелые браслеты!

Утром Люка разбудил настойчивый стук в дверь. Он узнал голос Лена Джоунса, которого он оставил вместо себя руководить бизнесом, и чертыхнулся. Больше никто в его офомной империи не знал, где он находится. Лену были даны инструкции не беспокоить его ни под каким видом.

Люк быстро вскочил с постели, оставив уютно свернувшуюся под одеялом Тессу, накинул халат и пошел открывать.

— Люк, прости меня, но ты должен об этом узнать…

— Черт побери, Лен, неужели это не могло подождать?

— Очень сожалею, но это подождать не могло. Речь идет о родителях Тессы. Плохие новости, Люк, очень плохие. Они возвращались в такси из аэропорта, когда в них врезался огромный грузовик-цистерна. Водитель такси и отец Тессы умерли сразу, ее мать пока жива, но долго не протянет. Мне позвонили люди, которые присматривали за сестрой Тессы.

— Черт, черт, черт! Слушай, возвращайся обратно в наш офис в Монте-Карло. Все должно быть готово к вылету моего самолета из Ниццы через три часа. Нет, через два с половиной. Я подготовлю Тессу.

— Мне прислать за тобой машину с шофером?

— В этом нет необходимости. Но тебе лучше полететь в Лос-Анджелес с нами. У меня на столе лежит список приглашенных на свадьбу. Позвони тетушкам Тессы и сообщи о случившемся. Они должны быть готовы вылететь на побережье. Мы все устроим после того, как выясним, в каком состоянии Агнес. Позвони еще Фионе и Мими, Тесса захочет, чтобы они были рядом. Позаботься о прессе, в газетах должно быть как можно меньше деталей. Так, что еще? Да, позвони агенту Тессы и Родди Фенстервальду. Попроси их как можно дольше ничего не сообщать журналистам. Забронируй для нас апартаменты в отеле «Беверли-Хиллз», хотя нет, лучше в «Бель-Эйр», туда труднее пробраться журналистам. Спасибо тебе, Лен. Прости, что взваливаю все на тебя, но сейчас для меня важнее всего Тесса. Встретимся в самолете.

Люк медленно вернулся в спальню. Он сел на край кровати и сидел так несколько минут, не в силах разбудить Тессу и сообщить ей новости. Все родители умирают, размышлял он, но не так внезапно, не сразу после свадьбы дочери. Он молился о том, чтобы у Тессы не возникло чувство вины. Ведь это она заставила родителей прилететь на свою свадьбу. Католическое воспитание с детства прививает чувство вины. Если бы только ее родители вернулись вместе со всеми на том самолете, что зафрахтовал для них Люк. Если бы ее отец не настоял на поездке в Париж, где он давно мечтал побывать. Люк поднял тяжелую прядь волос Тессы и пропустил сквозь пальцы. Он вдруг понял, почему во времена королевы Виктории люди носили медальоны с прядью волос ушедших навсегда возлюбленных. Он боготворит Тессу, беспомощно признался себе Люк. Он бы отдал все на свете, чтобы избавить ее от предстоящих страданий. Но вот он сидит и ничего, совсем ничего не может сделать.

Кончиком пальца Люк ласково провел по руке Тессы, пробуждая от сладких снов, пытаясь доставить ей хотя бы минутную радость перед тем, как сообщит ей страшную новость.

— Тесса, — прошептал он, — Тесса, дорогая, просыпайся. Просыпайся, сердечко мое…

— Она может говорить? — спросила Тесса медицинскую сестру, подойдя к двери палаты в отделении интенсивной терапии больницы Сент-Джон. Она настояла на том, чтобы Люк остался в комнате ожидания, понимая, что матери не захочется, чтобы зять увидел ее искалеченной и умирающей.

— Время от времени она повторяла ваше имя, но это все.

— Вы можете оставить меня наедине с ней?