Плохие кошки - Марта Кетро

Не хочу про нее думать. Надо настроиться. Я иду. А как вы думаете, какие у нее руки? Маленькие пальчики с крохотными ноготками? Или, наоборот, длинные, будто из мрамора выточенные? Руки — очень важная часть человека. Одна знакомая рассказывала мне про драму мужчины, который поехал с женой в Париж в туристическую поездку. Обыкновенный такой мужик. Жену его Машей зовут. Приехали, ходили по магазинам, по церквам. Пришли в Лувр, в зал, где Джоконда висит. Леонардо да Винчи. Она там находится отдельно, за стеклом, не видно почти ничего. Вокруг толпа, азиаты с фотоаппаратами. Мужик протолкался поближе, встал — и замер. Как окаменел, только губы шевелятся. По прошествии некоторого времени жена потянула его, пора уже было уходить, а он ни в какую. Стоит, как каменный. Автобус ждет, ехать пора, а он шепчет еле слышно: «Пальчики, пальчики…». Знакомая сказала, что он с ума сошел, а я его понимаю. Вы помните, какие у Джоконды пальчики? Припухлые, а к ноготкам заостряются; длинные — вот где совершенство. Не в грязи, не в подлости, не быдлячестве этом, а в красоте.

Пальчики, пальчики.

Есть тут какая-то логика. Я же и не женился, потому что у нее был кривой ноготь на большом пальце. Красивая девушка, кудрявая, в очках с тонкой оправой, длинные ноги, буквально от ушей. И по возрасту подходила мне, и по росту, подруга моей коллеги нас познакомила Не знаю, не могу, конечно, сказать, что потерял от нее голову. Но было очень приятно, она была очень доброй, глупости не говорила. Зарабатывав даже лучше, чем я. Однажды утром сидим мы у меня, кот по ногам трется, она намазывает масло на хлеб, а я смотрю — у нее кривой ноготь на большом пальце. Все ногти красивые, ухоженные, а этот кривой и желтый. Грибок, что ли…. Меня чуть не вырвало прямо там. После того уже не мог с ней нормально общаться. Стоит передо мной все такая же, а я ногтя ее забыть не могу. Она будто сама превратилась в один большой желтый ноготь, как у старой карги. Не могу, тошнит.

Да, наверное, есть в этом какой-то резон. Мы живем и не замечаем, что события выстраиваются в определенную последовательность, во всем есть какой-то особенный смысл, только мы его не видим. Если б не было того ногтя, то не шел бы я сейчас к девушке моей мечты. У меня были бы уже дети. Наверное, две девочки. Я хотел бы, чтобы у меня были девочки, я бы воспитывал из них принцесс. А хочет ли она детей? Певицам некогда заниматься детьми. У них гастроли, концерты, записи. Другая жизнь. Но они тоже люди, да еще и женщины. Женщины всегда хотят детей. Это заложено в их природе. Мне кажется, что она очень одинокий человек. Ее воспринимают как источник голоса, но не всякий же слышит, что в голосе том бьется душа. Души ее не замечают. Или замечают, но как-то вскользь, не придавая особенного значения.

Я читал, кошку подарила ей мать, а вскоре умерла (как мы похожи), но какие-то люди украли кошку, она пришла к себе в гримерку, а кошки там не было, она кричала, плакала и чуть не сорвала гастроли, о ней писали, что она груба и невоспитанна, но я ее понимаю, если бы у меня украли душу моей матери, то я, ну, не знаю, пошел бы к памятнику Ленина и взорвал бы его ко всем чертям. Про нее часто пишут плохо, ругательно, но я ее понимаю, я слышу ее.

Душа-кошка.

Я купил билет за неделю и тут же забыл. Не знаю, скорее всего, я и правда «немного тю-тю», верно говорят. Я сказал себе, что ждать мне нечего, лучше забыть до поры до времени — и представьте! — забыл, начисто. Человек может быть роботом, если захочет. Я на работу ходил, с работы, ел, пил. Сейчас думаю, что одна только была странность. Музыку не включал абсолютно. Я всегда включаю музыку. Едва прихожу домой, включаю проигрыватель — у меня большая фонотека. Во всю стену стеллажи с пластинками и компакт-дисками. Беру что-нибудь и ставлю. А иногда еще по дороге домой начинает вертеться в голове мелодия, мое внутреннее радио играет; прихожу, нахожу нужный компакт-диск и ставлю. Всегда так было. А в эти дни — как отрезало. Не хотел ничего слушать. Готовился, что ли? Не знаю, не пойму, неважно.

Я иду.

Я вот-вот встречусь с девушкой моей мечты. Я не лежу на своем диване, закрыв глаза, заткнув уши наушниками, слушая пронзительные щемящие звуки. Я иду.

Я иду и не чувствую, как вытекает из меня жизнь, как все потихоньку темнеет — и диван, и брюки, хорошие новые брюки, а в кармане (наверное, правом) — билет в филармонию. Я иду. Я скоро с ней встречусь. Наверное, прямо в тот момент, когда покинет меня последняя часть такой ненужной, такой глупой, бессмысленной такой жизни, я окажусь с ней рядом Я увижу ее пальчики, само совершенство, она погладит меня, приласкает, и алы пойдем куда-то вперед.

Она. И я — душа ее, кошка.

Да, иду я. Иду….

Остановите же этот треклятый рояль!

Кирилл Готовцев

МЫ ГДЕ-ТО РЯДОМ

Первый звоночек прозвенел весной.

Вернувшись с вечернего построения, Маша начала отряхивать с куртки въевшийся сырой пепел и застыла с поднятой рукой. Посреди коридора валялся пакет с сушеной рыбой. В меру грязный, совершенно сухой, завязанный необычным узлом сверху. Сколько рыбин там было внутри, Маша сразу не поняла, а когда поняла, то еле удержалась, чтобы не завизжать от восторга. Рыбин было ТРИ! Если не торопиться и растянуть удовольствие, их должно было хватить на неделю, а то и больше.

Останавливало только то, что было совершенно непонятно, откуда это сокровище взялось в закрытой квартире. Котика Маша тогда еще ни разу не видела.

Впервые Котик появился в квартире на Астраханском недели через две, когда рыба была давно съедена, кости перетерты в муку и тоже употреблены по назначению, а сама история уже казалась недостоверной городской легендой типа легенды о Последнем Байкере, в последнюю, правда, Маша по секрету от сослуживцев верила. Когда, проснувшись утром, Маша услышала шорох на кухне и влетела туда, размахивая уже снятым с предохранителя дыроколом, Котик сосредоточенно ссал в ведро с песком, по уставу стоящее у окна На появление хозяйки квартиры он никак не отреагировал. Завершив начатое, тщательно нагреб поверх горку песка и только тогда повернул голову к двери и демонстративно зевнул.

Что удержало Машу от соблазна полакомиться нежной кошатинкой, она и сама не поняла, но совершенно очевидная мысль: «Лови его!» даже не посетила ее ни при виде Котика, ни чуть позже, когда он совершенно невозмутимо прошел мимо нее в коридор, махнув распушенным хвостом по голой ноге. Машу чуть не скрутило от давно забытого чувства прикосновения чего-то мягкого и пушистого к коже. Ступор прошел за секунду, но кота в коридоре уже не было, впрочем, как и в комнате. Собственно, его нигде не было.

Второй раз Котик появился в квартире перед Новым годом, последним не запрещенным Старым Праздником, который еще разрешали праздновать, хотя и осуждали достаточно демонстративно. Маша услышала шум в прихожей, как и в прошлый раз, выскочила и чуть не выстрелила в шевелящуюся на полу груду одежды, упавшую с вешалки. Шевеление было каким-то мирным, а груда не такой большой, чтобы под ней мог спрятаться даже самый маленький арлекин, поэтому, когда из-под старой куртки наконец показался рыжий пушистый хвост, Маша целилась уже скорее для проформы и общей осторожности, чем из опасения. В этот раз Котик не стал никуда уходить, а сел прямо на одежду и начал вылизывать лапу. В этот раз Маша смогла рассмотреть его как следует.

Котик был поразительно ухоженным, что само по себе уже было загадкой. Его рыжая шерсть блестела и лоснилась, как будто последние несколько лет он не только питался исключительно какими-то кошачьими деликатесами, но и минимум по полдня проводил в каком-то поразительно чистом месте, где мог приводить себя в порядок. Его мощные лапы были чистыми, словно он не ходил по грязному, уже давно не мытому полу, его усы не были ни поломаны, ни обожжены, уши не несли никаких признаков дворовых драк. Поверить в то, что сейчас такое может быть в принципе, было совершенно невозможно, однако Котик явно существовал, и отрицать это никак не удавалось.

Маша сделала маленький шажок. Потом еще один, так же медленно, чтобы не спугнуть, потом еще — более уверенный, побольше. Котик пугаться явно не собирался, ему было некогда: он зачищал лапу, вылизывая ее розовым язычком, на конце которого мелькало маленькое черное пятнышко. Не повернул он голову и в сторону протянутой к нему руки. И только когда пальцы коснулись его загривка, он взорвался.

Совершенно оторопевшая Маша прижала к груди изрядно располосованную руку и смотрела на совершенно спокойно сидящего кота, слизывающего с лапы ее собственную кровь. Она понимала, что, несмотря на закипающую внутри ярость, совершенно не готова воевать с этим внешне безобидным зверьком. Смешно признаться, но младший сержант Армии Христа, унесший жизни как минимум двух десятков арлекинов, банально боялась. До дрожи в коленях. Боялась встать и пойти помыть руку, боялась шевельнуться, боялась совершенно непонятно чего. Она так и сидела на полу, не сводя с кота глаз, пока тот не повернулся к ней спиной и, задрав хвост, не проследовал в комнату. Только после этого Маша стала возвращать на вешалку упавшие вещи и только тогда нашла под пальто банку тушенки. Снова в пакете, завязанном хитрым арлекинским узлом.