Василий Тёркин - Александр Твардовский

БКП, 1942

30 Смелым будь со страха.

3, БКП, 1942

Помни все, однако.

1944С

42-44 Как, друзья, ни горько,Как ни что, а надо бить,Бить его — и только.

3, БКП, 1942

59-60 Может, что-нибудь про насДоброе напишут.

1944, 1946В

61-64 Да прикрасят, да приврут,От себя добавят,Чего не было. Но тутДела не поправить.

Горевать из пустяковНам не стоит, братцы.То ж стихи. А от стиховДети не родятся.

3

209 Кровь течет, дела табак.

1944

214 Сдохнуть с мокрыми ногами,

КП, К, 3, БКП, 1942, 1944С

215 И пораненным плечом.

К

215 Жалко жизни, той жестянки,

КП, К, З

250 Или снайпер с автоматом,

КП, К, 3, 1942, 1944С

279-282 Поправляйся, парень бравый,Отдыхай себе в тепле…Без тебя идет кровавый,Смертный бой — не ради славы,Ради жизни на земле.

КП, К, 3, БКП, 1942, 1946В

В 1944, 1944С — нет.

9 Воевали — не гуляли.

БКП, 1942, 1944, 1944С

61-77 В 1944, 1944С — нет.

54-62 Стихи 54-58 и 59-62 переставлены местами (1970).

После 97 Что-то медленно по слухуПодбирал, как будто лень,На гармонь склонившись ухом,Шапку сдвинув набекрень.

1946СП, 1946В; в КП, К, 3, БКП, 1942, 1944, 1944С эта строфа стоит вместо стихов 98-101

98-101 В 1946Г — нет.

208-209 Как там ни было — на фронтеСлучай может быть любой.

КП, К, З, БКП

Заглавие: В избе солдата

КП, К, 3

15 Как покорная подруга,

1944-1944С

93-96 А хозяин плутоватоГостя под локоть: — Дела!Вот что значит — мы, солдаты —Ни за что бы не дала…

К, З

145-156 — Что ж, не знал. Не та эпоха.Воевал и так не плохо.Но и ты отметить рад,Ничего, видать, солдат.— Говоря иначе — воин,

1944, 1944С

162-164 Отпихнем ли за межу?..— Погоди, отец, наемся,Закушу, тогда скажу.

КП, К, З

162 Неприятеля побьем?

БКП, 1942, 1944С

О потерях

Потерял боец кисет,Заискался, — нет и нет.

Говорит боец: — Досадно,Без кисета хуже нет.Потерял жену. Ну, ладно.Нет, так на-тебе, — кисет!

Без кисета жить бойцуНеудобно. Не к лицу.

Незадачный номер вышел,Столько вдруг свалилось бед.Потерял боец детишекЗа войну. А тут кисет.

Без кисета разве жизнь —Хоть под бомбой не ложись.Кабы годы молодые,А не слишком сорок лет.Потерял края родныеЧеловек. И вдруг — кисет

Теркин — потеря шапки.

Головной вернуть уборПотерять голову

Хорошо, брат, холостому,Нет тоски такой по дому.

Мне б денек один хотя бы.И скажу — не так до бабы,Как до деток…

Холостому? Это точно,Это ты, как угадал.И, поверь, что я нарочноНе женился. Я, брат, знал..

Знал вперед, что не дадут нам жить, как мы жили.

Сколько лет живут на свете.

Двадцать? Скоро двадцать пять.

Четверть века. Ну и будет привыкнут люди.

Мы на лодке днем

Лодка кверху дном (теплая)

Tам сидели мы с одной…(чувство близкой утраты всего)Вот что, милые друзья,Потерять жену не стыдно,Потерять башку обидно.Потерять кисет с махоркойЧеловеку тоже горько,Потеряешь — не найдешь.Потерять страну — нельзя.Потеряешь — не найдешьНе найдут потомки наши.А найдут, то так нескоро,Что забудут нас с тобой.

РТ

123-126 Без кисета, как я вижу,Ты вояка никакой.Не годишься. Ладно, рыжий,Принимай подарок мой.

КП

127-130 Принимай, я добрый парень,Мне не жалко отдавать,Мне еще пять штук подарятВместо ордена опять.

КП, 3, БКП, 1942, 1944С

Ранняя редакция(КП, 3, БКП):

Поединок

Ночь. Идут в разведку двое.Светит снег, а все ж темно.Охраненье боевоеПозади уже давно.

На пожарищах деревни,На земле торчат ничьейОбгорелые деревьяУ обрушенных печей.

За пустынным, странным тыном,За какой-нибудь стеной —Ни собаки, ни скотины,Ни одной души живой…

Хлопнул выстрел близко где-то,И, склоняясь на восток,Поднялась, пошла ракета,И за ней — наискосокПоднялись — другая, третья,Освещая все вокруг.И рванул, хлестнул, как плетью,Пулемет.35

— Ползком, Савчук.

Снова снег мерцает синий.Стихло все.— Ты что, Савчук?— Теркин, друг, лежу на мине…Вася, милый, мне — каюк.

Теркин — к другу. Сам встревожен— Эх, товарищ боевой,Что со смерти слезть не может,А лежит на ней живой.36

И с мальчишечьей отвагойРуку — в снег:— Позволь-ка, я…Будто рака под корягойДостает: а вдруг — змея?

Откопал, глядит на свет.Капсюль — вон. И мины нет.

Подползли к кустам, к оврагу,Вот уж проволока видна.Стали, будто бы на тягу,И — ни шагу до видна.

Просидели ночь в овраге,Ночь не жаркая была.Раза два из общей флягиПотянули для тепла.

Втихомолку закусили,Закурить бы — так побудь.Ночь прошла. Вздохнул ВасилийИ — ни с чем в обратный путь.

Не с великою отвагойПодползал Савчук к оврагу,Но зато в обратный путьНе пришлось его тянуть.

Как-то вовсе и не страшноПо следам ползти вчерашним,Где, казалось, каждый шаг,Вдох и выдох слышит враг.

Да, товарищи родные,Правду молвить долг велит.Кто в разведку шел впервые,Испытал и страх и стыд.

Испытал тоску и жалостьПо себе. И песью дрожь.Так вот прямо ты, казалось.В клешни тепленький идешь.

А бывалые ребятаНе боятся тех клешней.Пусть тебе и страшновато,Да врагу в сто раз страшней.

Ты врагу за каждой веткойНочью мнишься невпопад.Ты один не спишь в разведке,А зато там все не спят.

И за зря, свой выдав трепет,В небо враг ракеты лепит,Гонит пули в белый свет.Ты здесь был. Тебя тут нет.

Ты ушел, богат удачей,Не найти в ночи следа.Правда, может и иначеПолучиться. Как когда…

На знакомые задворкиВышли Теркин и Савчук.Вскинув разом автоматы,В снег ребята пали вдруг.

Немец шел, пригнувшись низко,Белый, шел навстречу самВидно, тоже ночью рыскал, —Мы к нему, он в гости к нам.

Под бойцами — снег горячий:Взять «язык» была задачаВот «язык», да хоть хорош,Только вряд ли доведешь.

Вряд ли целого осилишь.Вот он мимо их шагнул.И товарища ВасилийТихо под локоть толкнул.

Ни стрельбы нельзя, ни крика —Обхватить, свалить назад.Силы был Савчук великой, —Для того и в дело взят.

Смотрит Теркин: что ж он, Ваня?Покачнулся, сбит, повален,Кувырнулся, как мешок.Лишь вспорхнул за ним снежок.

И лежит Иван, как мертвый,В снег уткнулась голова.И один вцепился ТеркинНемцу в оба рукава.

Двое дальних, неизвестных,Порознь выросших людей,Незнакомых, бессловесных,Каждый с жизнью всей своей, —

На пустынном том задворке,На утоптанном снегу,Были — да! — и тот, и Теркин —Зверю — зверь и враг — врагу.

Немец был силен и ловок,Ладно скроен, крепко сшит,Он стоял, как на подковах, —Не пугай — не побежит.

Сытый, бритый, береженый,Даровым добром кормленый,На войне, в чужой землеОтоспавшийся в тепле.

Он ударил, не стращая,Бил, чтоб сбить наверняка.И была, как кость, чужаяВ русской варежке рука…

Не играл со смертью в прятки, —Взялся — бейся и молчи, —Теркин знал, что в этой схваткеОн слабей. Не те харчи.

Есть войны закон не новый:В отступленьи — ешь ты вдовольВ обороне — так ли, сяк,В наступленьи — натощак…

Немец стукнул так, что челюстьБудто вправо подалась.И тогда боец, не целясь,Хрястнул немца промеж глаз.

И еще на снег не сплюнулПервой крови злую соль,Немец снова в санки сунулС той же силой, в ту же боль.

Так сошлись, сцепились близко,Что уже обоймы, диски,Автоматы — к чорту — прочь!Только б нож и мог помочь.

Бьются двое в клубах пара.Об ином уже не речь, —Ладит Теркин от удараХоть бы зубы заберечь.

Но покуда Теркин санки,Сколько мог,В бою берег,Двинул немец, точно штангой,Да не в санки —Вдруг — под вздох…

Охнул Теркин: плохо дело,Плохо, — думает боец.Хорошо, что легок телом —Отлетел. А то б — конец.

Устоял — и сам с испугуТеркин немцу дал леща,Так, что собственную рукуЧуть не вынес из плеча.

Чорт с ней! Рад, что не промазал.Хоть зубам не полон счет,Но и немец правым глазомНаблюденья не ведет.

Драка — драка, не игрушка:Хоть огнем горит лицо,Но и немец красной юшкойРазукрашен, как яйцо.

Вот он — в полвершке — противник.Носом к носу. Теснота.До чего же он противный —Дух у немца изо рта.

Злобно Теркин сплюнул кровью.Ну и запах. Валит с ногАх ты, сволочь, для здоровьяНе иначе — жрешь чеснок.

Ах ты, племя нелюдское,Ну, чеснок, — куда ни шло,Нет, так мясо жрешь сырое,Чтоб до баб тебя звало.

Ты куда спешил — к хозяйке?Матка, млеко? Матка, яйки?Оказать решил нам честь?Подавай? А кто ты есть?

Кто ты есть, что к нашей бабкеЗаявился на порог,Не спросясь, не снявши шапкиИ не вытерши сапог?

Со старухой сладить в силе!Подавай? Нет, кто ты естьЧто должны тебе в РоссииПодавать мы пить и есть?

Не калека ли убогий?Или добрый человек?ЗаблудилсяПо дороге?ПопросилсяНа ночлег?

Добрым людям люди рады.Нет, ты сам себе силен.Ты наводишьСвой порядок.Ты приходишь —Твой закон.

Кто ж ты есть? Мне толку нету.Чей ты сын и чей отец.Человек по всем приметам, —Человек ты? Нет. Подлец.

Двое топчутся по кругу,Словно пара на кругу,И глядят в глаза друг другу —Зверю — зверь и враг — врагу.

Как на древнем поле боя, —Грудь на грудь, что щит на щит,Вместо тысяч бьются двое,Словно схватка все решит.

А вблизи от деревушки,Где застал их свет дневной, —Самолеты, танки, пушки —У обоих за спиной.

Но до боя нет им дела,И ни звука с двух сторон.В одиночку — грудью, теломБьется Теркин, держит фронт.

На печальном том задворке,У покинутых дворов,Держит фронт Василий Теркин,В забытье глотая кровь.

Бьется насмерть парень бравый,Так, что дым стоит сырой.Словно вся страна-державаВидит Теркина: — Герой!

Что страна! Хотя бы ротаВидеть издали могла,Какова его работаИ какие тут дела.

Только Теркин не в обиде.Не за тем на смерть идешь,Чтобы кто-нибудь увидел, —Хорошо б! А нет — ну что ж…

Бьется насмерть парень бравый —Так, как бьются на войне.И уже рукою правойОн владеет не вполне.

Кость гудит от раны старой,И ему, чтоб крепче бить,Чтобы слева класть удары,Хорошо б левшою быть.

Бьется Теркин.В драке зоркий,Утирает кровь и пот.Изнемог, убился Теркин,Но и враг уже не тот.

Далеко не та заправкаИ побита морда вся,Словно яблоко — полявка,Что иначе есть нельзя.

Кровь — сосульками. ОднакоВ самый жар вступает драка.Немец горд.И Теркин горд.— Раз ты — пес, так я — собака,Раз ты — чорт,Так сам я — чорт!

Ты не знал мою натуру,А натура — первый сорт.В клочья шкуру —Теркин чуруНе попросит, — вот где чорт.

Кто одной боится смерти,Кто плевал на сто смертей.Пусть ты — чорт. Да наши чертиВсех чертейВ сто раз чертей.

Бей, не милуй. Зубы стисну.А убьешь, так и потомНа тебе, как клещ, повисну,Мертвый буду на живом.

Отоспись на мне, будь ласков,Да свали меня вперед.Ах ты вон как! Драться каской?Ну не подлый ли народ!Хорошо же!И тогда-то,Злость и боль забрав в кулак,Незаряженной гранатойТеркин немца с левой — шмяк!

Немец охнул и обмяк…

Теркин ворот нараспашку,Теркин сел, глотает снег.Смотрит грустно, дышит тяжко, —Поработал человек.

Только видит: немец ожилИ пополз к себе домой,Видит, видит, а не можетВстать хотя бы Теркин мой.

Вот он немец, оглянулся.Ни души иной вокруг —Уползет! Но тут очнулсяНа снегу Иван Савчук.

Поглядит — плетень, деревняИ кругом натоптан снег.Не поймет, как та царевна,Что проспала целый век, —В чем тут дело, что такое?

— Теркин, где мы?— Тут пока.Теркин левою рукоюПоказал на след врага:— Упустил живую силу.— Ах ты пропасть!..— Язва с ним.А зато какой красивыйОн заявится к своим. —

Сам чуть жив, кровавой коркойЩеки, губы, нос покрыт,Через боль хохочет Теркин,Что у немца тот же вид.

А Савчук:— Однако жалко.Упустили. Вот дела.И опять же — зажигалкаУ него, небось, была?

Видит Теркин — в норме парень.Говорит:— Прошу учесть,У него часов по паре —Да каких! — вот здесь и здесь.

Тут Савчук насупил бровиИ на звезды свежей кровиПокосился, хмурый, злой, —Раз! — и валенки долой.

Напрямик как даст вдогонку —Может, слышал, может, нет, —— Только бей, Савчук, тихонько, —Крикнул слабо Теркин вслед.

Вот минута, две минуты,Три минуты, пять минут, —Разувался не для шуток —Шесть минут —И парень тут.

Босиком — добро, закалка.— Ну, Савчук, не так ты прост,Если вместе, с зажигалкойНемца заживо принес…

——————————