Атаман Платов - Анатолий Корольченко

Казаки пытались бить закованных в латы всадников пиками, но безрезультатно. Тропин-старший, нацелившись, ударил одного пикой в голову. Сделал это с такой силой, что голова вместе со шлемом отлетела напрочь, ударил фонтан крови.

— Братцы! Сбивай с их колпаки! — закричал он товарищам. — По шишакам бей! Вот та-ак! — И нацелился на второго.

— По ши-ишака-ам бей! — понеслось над полем. — Лупи-и по шашака-а-ам!

Нащупали казаки слабое место кирасир и начали их ссаживать с коней. Ивану удалось сбить двоих, Семену Гавриловичу — трех. Распалясь, отец действовал с удивительной ловкостью и сноровкой. Он кричал что-то и тут же бил насаженным на древко стальным наконечником в голову всадника.

Несдобровать бы французам, да подоспели на подмогу драгуны, и казаки отступили.

Иван Тропин бросился искать отца.

— Тро-опин! — кричал он во весь голос. — Тро-опин! Ба-тя-ня-я! — И бросался от одной сотни к другой. — Батяню мово не видали? Тропика Семена Гаврилыча.

— Схватили твово отца французы, — сообщил кто-то. — Схватили и уволокли.

— Куды уволокли? Не может того быть!

Проезжая мимо, Платов услышал этот разговор. Нахмурил брови, дернул плечом. Приказал урядника подозвать.

— Что, казак, проворонил отца?

— Дык, в схватке рази узришь?.. Гурт на гурт сошелся…

— Отца и в гурту должен видеть. Отец один, стало быть, глаза с него не спускай: одним зри на неприятеля, а вторым — на отца. Эх, казак! А еще урядник…

— Ваше превосходительство, дозвольте ошибку справить… Только прикажите.

— Справляй, если сумеешь.

К вечеру сражение затихло, и Матвей Иванович со своей свитой расположился неподалеку от бивуаков Денисова. Тот, зная слабость атамана к донскому вину, приказал нацедить из своих скрытых запасов цимлянского. Застолье подходило к концу, когда один из офицеров доложил Матвею Ивановичу:

— Какой-то казак просит принять его. Говорит, что очень нужно.

— Коль нужно, пусть войдет.

Казак приблизился, лихо щелкнул каблуками, вскинул к папахе руку:

— Дозвольте доложить: приказ ваш выполнил и ошибку справил!

— Какой приказ? Какую ошибку? — Матвей Иванович приподнялся, вглядываясь в вошедшего.

— Это урядник Тропин, что отца в сражении потерял, — подал голос Денисов.

— Высвободил отца из плена? Ну-ка, сказывай, что и как.

— Сказывать-то нечего. Пустил я коня к лесу, а от него метнулся к дороге, что ведет к городу. Думаю, непременно батяню там поведут. И точно: смотрю, два француза гонят пешего. Присмотрелся: отец! Э, думаю, была не была! Наскочил на драгун: одного из пистолета, а второго пикой ссадил. Отец на лошадь, а я другую под уздцы. Все сделал в аккурат.

— А отец где?

— Где же быть? Тута.

— Зови его.

Вошел отец, коренастый, чернявый, с заросшим лицом. Сын-урядник стал в полшага позади.

— Какой станицы?

— Казак Семен Тропин, станицы Пятиизбянской!

Матвей Иванович поднялся из-за стола.

— Спасибо, донцы, за службу верную и лихость. — Глаза его горели, лицо сияло. — Перво-наперво спасибо, Семен Гаврилов, тебе. Не потому, что избежал плена, а за то, что вырастил такого сына.

— Семен Тропин — казак, каких в полку немало, — похвалил того Денисов.

— А потому хочу с тобой выпить чарку нашего донского вина.

— Это можно, — казак вытер пальцами уголки рта.

Они чокнулись.

— А теперь хочу выпить и с тобой, Иван. Я вам скажу, господа, — обернулся Платов к сидевшим за столом, — что вот он, урядник, потому и свершил такое, что отец его воспитал настоящим казаком. Как говорят, яблоко от яблони недалеко катится. Он хороший казак, с большими надеждами. И заслуживает особливой награды. Уж я об этом самолично похлопочу. Налейте, господа, и давайте выпьем за будущего георгиевского кавалера Ивана Тропика, казака из станицы Пятиизбянской!

…Бои у Гутштадта и Гейльсберга отличались особой напряженностью. Французы бесконечно предпринимали удары превосходящими силами, чтобы сломить и уничтожить перед рекой корпус Багратиона и казачьи полки Платова. Однако все попытки кончались для них неудачей.

В этих сражениях с новой силой проявился полководческий талант Платова. Он использовал каждый удобный случай, чтобы напасть на противника, нанести удары в самых неожиданных местах, обеспечивая отход за реку русской армии.

В Тильзите

И в дальнейшем, действуя уже против подошедшего корпуса Мюрата — лучшего французского маршала, — донские полки обеспечили отход русской армии за Неман.

13 июня 1807 года выдалось в Прибалтике ясным и теплым. И с утра все население Тильзита устремилось к Неману: там, на реке, должна состояться встреча прекративших войну императоров.

Было около одиннадцати часов, когда Матвей Иванович, состоя в свите Александра, прибыл к реке. В подзорную трубу он видел прилегающие к Неману улицы с французскими войсками, у берега строй гвардии. И на ближнем берегу, у корчмы, где находился Александр, тоже были войска: два взвода высоченных русских кавалергардов и эскадрон прусской гвардии.

На самой реке покачивался удерживаемый канатами плот с двумя полотняными павильонами, большим и поменьше. На фронтоне большого павильона зеленой краской выведена буква «А», Матвей Иванович догадался, что с противной стороны тоже выведена буква, но «N».

— Едет! Едет! — послышались голоса.

Из города к берегу неслась кавалькада. В окружении конной охраны на светлой лошади скакал Наполеон. Его можно было узнать по серому сюртуку и шляпе-треуголке. Из корчмы вышел Александр и направился к лодке.

Первым поднялся на плот Наполеон. Он поспешил к лодке Александра, подал руку.

— Из-за чего мы воюем с вами, государь? — заговорил он. (Так передали позже свидетели.)

— Я ненавижу англичан так же, как и вы, — ответил Александр. — И буду помощником вашего величества во всем, что вы против них предпримите.

— Если так, то мир заключен. — Француз протянул руку.

Вдвоем они вошли в большой павильон.

— Я буду вашим секретарем, а вы моим, — предложил Наполеон.

И переговоры начались.

Несколько дней спустя состоялась церемония с участием батальона русских преображенцев и французской гвардии. Войска стояли на площади, строй против строя. С обеих сторон навстречу друг другу выехали верхом Наполеон и Александр. Под первым — рыжая арабская чистокровка, под вторым — вороной жеребец.

Русские и французские генералы стояли поодаль вместе. Рядом с Платовым находился высокий, под стать ему, французский маршал. Он искоса наблюдал за Матвеем Ивановичем. Не выдержав, спросил что-то, и переводчик сказал:

— Маршал Ней заметил, что вы смотрите на императора Наполеона так, словно влюблены в него.

— Это Ней?

— Так точно, он самый, маршал Франции.

— Скажи ему, что я и в самом деле любовался, только не императором, а кобылой, что под ним. Она чертовски хороша. На мой бы ее конный завод!

Переводчик сказал слова, и Ней обидчиво отвернулся.

К Наполеону у Платова двойственное чувство. Признавая в нем незаурядную личность, сумевшую завоевать почти всю Европу, он видел в нем и недавнего врага. Это по его приказу французские солдаты стреляли и уничтожали русских воинов, едва не погубили в Альпах армию Суворова, перед которым Матвей Иванович благоговел.

Но тут в памяти возникло другое. Он видел себя в сверкающем кабинете Павла. Худой, изможденный от ссылки и темницы, стоит он перед императором. «Мой друг Наполеон хотел, чтобы вы, генерал, возглавили казаков в походе на Индию».

И Наполеон желал увидеть казачьего атамана, полки которого так безжалостно трепали на поле брани французские войска. К тому же граф Коленкур передал ему случайно услышанный разговор в русском штабе.

— Наполеон намерен наградить отличившихся русских генералов. В их числе можете быть и вы, Матвей Иванович, — объявил тогда один из царедворцев Александра.

— Нет уж, увольте, батенька, — отвечал Платов. — Я Наполеону не служил, и незачем меня награждать. А если он вздумает это сделать, так я награды не приму.

Это сообщение покоробило тщеславного императора.

Когда Наполеону представляли русских генералов, он, проходя строй, всматривался в лица вчерашних своих врагов. На правом фланге стоял высокий, туго перепоясанный парчовым, с блестками, ремнем Беннигсен. Сияли ордена, пуговицы, эполеты. Воротничок сдавил шею, и лицо покрылось нездоровым румянцем. Казалось, что еще немного и генерал не выдержит, упадет. Наполеону вспомнилось, как по приказу этого Беннигсена русские, к полной неожиданности, снялись из-под Прейсиш-Эйлау, уступив победу.

Поразили фигура и лицо Багратиона. Настоящий воин. С чувством пожал руку генерала.