День револьвера - Андрей Уланов

— Пожирнее… — повторил я. Где-то внизу, в районе желудка, у меня начало возникать жутковатое подозрение… плавно переходящее в тошноту.

— Впрочем, — продолжил демон, — это бедро тоже выглядит неплохо. Жестковато, но если как следует проварить в святой воде…

Оглянувшись на Лиссу, я увидел, что китаянка цветом лица сейчас вполне может сойти за белую женщину — и медленно, старательно зажав рот, побрел за ближайший кактус. Конечно, за ним вполне мог прятаться брат-близнец пришибленного монстра — но это сейчас меня волновало меньше всего.

— Главная проблема Зла, — заявил гоблин, — заключена в том, что Зло никак не может понять, насколько подлым и коварным иной раз бывает Добро.

Воображение живо нарисовало мне картинку, как подлое и коварное Добро на цыпочках крадется к ничего не подозревающему Злу, затем прыгает, с радостным воплем всаживает ему нож в спину, валит на землю и остервенело пинает ногами.

— И вчерашняя ночь в этом отношении показательна. Заманить в ловушку и навалиться многократно превосходящими силами — это типично для вашего так называемого Добра.

— Странно, — пробормотал я, — думал, это любимая тактика гоблинов.

— Эй-парень, а ты не думал, у кого мы её позаимствовали?

— Хватит! — судя по повышенному тону и рывкам юбки в районе хвоста, на вторые сутки знакомства Лисса начала разделять мое отношение к Толстяку. — Перестань бредить о вещах, которые стократ выше твоего убогого понимания. Почитай проповедь Будде!

— Да неужели? А ты, значит, вообразила, что знаешь больше?

— Воображать мне не требуется, — холодно произнесла китаянка. — Хватит и того, что я повидала.

— Эт-та, намекаешь, что тебе вчера триста лет исполнилось?

В ответ Лисса начала произносить длинную — очень длинную — фразу на каком-то не встречавшемся мне доселе языке. Судя по редкости глухих согласных, это был не гоблинский, однако походило на то, что гобл его прекрасно понимал — а значит, это был и не китайский. Ну а из экспрессивности речи, а также живейшему интересу Толстяка явно следовало, что все произносимое девушкой являлось отборнейшими ругательствами. Послушав минуты три, я сдался и прибавил шаг, пытаясь одновременно насвистывать старую походную песню техасских пионеров: «We go out at dawn, from the desert blows wind…».

— Эй-парень, а ты-то что думаешь об этом?

— О чем «этом»?

— Ну, Добро, Зло и всякая такая прочая, как вы, люди, говорите, философия.

— А-а… — Я на миг задумался. Да, пожалуй, так будет лучше всего. — У меня очень простая философия. Видишь этот «винчестер»? — Для вящей наглядности я перекинул карабин с левого плеча на правое.

— Ну, вижу.

— Так вот, он запросто может быть и Добром, и Злом. Весь вопрос — по какую сторону ствола находишься ты сам. Так что давай, шевели копытами… проводник.

Чертова сковорода в небе уже почти добралась до зенита — и жарила вовсю. Наверное, тут бы и ангелы на облаках вспотели… впрочем, в раскаленной синеве не было и намёка на облако. Интересно, вяло подумал я, тут сезон дождей бывает? Чего бы я сейчас не отдал за хороший ливень. Смыть пыль и пот, а главное — пить, пить, пить…

Хотя, если даже тут и бывает «мокрый» сезон, можно держать пари — это нечто столь же пакостное, как и теперешняя жара. Пара недель непрерывного капанья с небес, когда кажется, что сам воздух можно разливать по бочкам. А вокруг, на земле — где не лужа, там грязь.

Ничего. Уже сегодня мы сможем заночевать на равнине. А потом и вовсе перейти на ночные марши, пережидая полуденный зной где-нибудь в тенистой прохладе… если, конечно, сумеем её отыскать.

До приезда в Приграничье я искренне полагал, что Запретные Земли кишмя кишат жуткими монстрами, которых на каждый тамошний дюйм приходится малость побольше, чем ангелов — на кончик иглы. В эту легенду свято верит подавляющее большинство людей в стране, да и за ее пределами, наверно, тоже. Здесь же мою веру развеяли в прах за неполные десять минут и два стаканчика виски.

Все дело в давлении. Магодемо-чего-то-там — я не запомнил словечко, которым щегольнул мой просветитель. И в Дикой Магии. Когда первые поселенцы сошли с «Майского цветка», вся Америка была землей Дикой Магии, ну и местных божков. Люди привезли через океан своего Всевышнего, и свою магию — одобренную церковью или не очень. Но это в любом случае была жестко струк-ту-ри-ро-ван-ная — это слово я запомнил — магия Старого Света, загнанная в клетки пентаграмм еще жрецами Рима.

Люди двинулись от берега в глубь материка, шаг за шагом оттесняя племена зеленошкурых, а заодно — чужую магию и чужих богов.

Уходили не все — это знал даже я. В моем родном графстве был один лесок, в который не стоило соваться с огнем или топором. Лесного духа звали О-оми, добавляя, что когда-то давно он был верховным божеством местных троллей. Но все же большинство уходило вместе со своими почитателями — в земли, где жили другие племена, которые совсем не были рады новым соседям.

Это как сгребать снег на Аляске, говорил тот парень. Поначалу идет легко, но рано или поздно ты упрешься в снежный вал. Так вот, наше долбаное Пограничье как раз и есть такой вал. Сотня миль, где человеку, в общем-то, совсем не место — а он, зараза, все равно лезет настырнее любого таракана.

— …накормил нас этой… дрянью, — донесся до меня обрывок фразы. — Не могу поверить.

— Мясо как мясо, жрать можно, — возразил гоблин. — И потом, сестренка, выбор у нас был не так чтобы очень. В этой стороне отсидеться можно либо у Безумного Проповедника, либо у Гарри-Мексиканца, но Гарри еще более чокнутый.

— Плоть демона… да ты хоть представляешь, что такое магическое отравление?!

— Выпадают волосы, роговеют уши, а то вдруг хвост исчезает…

Лисса снова перешла на свой загадочный язык. Толстяк внимал ей, растопырив уши.

— Зря тратишь воздух, компаньон, — сказал я. — Он — гоблин, и этим все уже сказано.

— Я была лучшего мнения об этой расе.

Мы с Толстяком дружно переглянулись и хором выдохнули:

— Н-наивная…

Кажется, девушку это слегка обидело. По крайней мере следующую четверть часа она молчала. Гоблин еще некоторое время продолжал разглагольствовать на тему Добра и Зла, однако неблагодарность слушателей оказалась действенным лекарством — минут через десять замолк и он.

— Долго еще идти?

— Семь-восемь.

— Миль?

— Нет, часов до заката.

Мул отозвался на это сообщение негодующим ржаньем. Я вполне понимал и даже разделял его чувства — но сейчас меня больше всего волновало другое. Ноги. Точнее — дыра на пятке в правом носке. Похоже, что, стесав шерстяную ткань, подошва принялась за кожу. Устроить привал? Заманчивая идея… а еще можно взгромоздиться на мула и остаток дня проехать верхом. Или на лошадь… Господи, чего б я только сейчас не отдал за возможность оказаться в седле!

— Горит.

— ЧТО?!

Только бы не мул, тоскливо подумал я, только бы не припасы.

— Точно не скажу. — Китаянка сняла шляпу и мотнула головой вправо-влево, забавно шевеля при этом ушками. — Дерево… ткань… металл… сложно разобрать.

В перечне Лиссы отсутствовало мясо, что слегка обнадеживало. Но совсем немного.

— Толстяк, а ты? — обернулся я к гоблину.

— Ы?

— Ты чуешь дым?

— Не, у меня насморк с утра. — В подтверждение своих слов гобл запрокинул башку, словно собираясь чихнуть, но в итоге ограничился лишь зевком.

— Зато, — добавил он, отзевав, — я его вижу. — И не глядя махнул рукой куда-то вправо.

Изучив полгоризонта в указанной стороне, я не заметил ровным счетом ничего, кроме горячего марева и надоевших до зеленых чертиков кактусов. Похоже, гобл в очередной раз…

— Да, вижу, — подтвердила Лисса. — Дым. И падальщики.

— Где он, орк вас проглоти! — едва не взвыл я.

— Там! Ну ты че, слепой?! Там!!

Я был слепым, да. Дважды слепым, трижды… пока, наконец, Лисса не подошла и не развернула мою голову в нужном направлении. Только тогда я разглядел её — тонкую, словно нить, темную струйку, почти неразличимую среди потоков раскаленного воздуха.

— И что это?

— Орочья дымовая азбука? — предположил я.

— Ыгы, — фыркнул гобл, — передает сигнал «здесь кто-то сдох!». Эй-парень, лучше бы почистил свой чердак от хлама. Тута настоящие Запретные Земли, а не людские басни про них.

Еще раз вглядевшись, я заметил несколько черных точек в небе над источником дыма. Это могли быть стервятники в паре миль от нас, мухи чуть поближе — или просто в глазах от яркого солнца мурашки бегают. Последний вариант нравился мне больше прочих, потому что…

— Куда?!

Выкрик был адресован, разумеется, гоблину, который уже успел завернуть за куст.

— Эй-эй, только без пальбы, — замерев на месте, Толстяк вскинул обе руки, старательно демонстрируя покорность судьбе и нам. — И без когтей! — Последние слова явно адресовались подошедшей китаянке.