Семеро Тайных - Юрий Никитин

Россоха фыркнул:

— В вирие, конечно!

— Разве? Если война вот-вот, то он в первых рядах. К тому же вообще редко бывает на небесах. Боги его не жалуют, да ему и самому бы бродить по земле, петь свои песни...

Он осекся. Россоха смерил его недоверчивым взором:

— А это в Лесу откуда знают?.. Впрочем, так оно, может быть, и есть. Но узнать, где сейчас бог, зримо немногим из высших чародеев. Либо самим богам... ты чего вздрогнул?.. либо чародеям. А тебе зачем?

Олег ответил сдавленным голосом:

— Кто-то должен пойти к нему. А еще лучше, если пойдет не один.

Россоха отшатнулся в великом удивлении:

— Зачем?

— Попробовать убедить... Глупо? Но что-то же надо делать?

Россоха содрогнулся всем телом, как тонкое дерево, по которому ударили топором:

— Я к богу войны не подошел бы и на версту. А знай, где он, перебежал бы на другой конец света.

— Но почему? Разве для нас не самое важное — знать? Прошли дни, а города не пылают, кровь не льется! Войска в полной готовности стоят в крепостях, а то и, сняв доспехи, развлекаются охотой. Я все это видел в своем коротком странствии!

Россоха с неохотой отвел взгляд, не в состоянии смотреть в честное лицо молодого парня.

— Могу только сказать, что такого на моей памяти еще не было.

В комнате словно бы сумерки сгустились гуще, и Олег услышал далеко-далеко едва слышное:

— И... на... моей...

Россоха вздрогнул, метнул острый взгляд. Олег с холодком понял, что старый колдун мог тоже услышать, а то и подумать, что это он что-то затевает. А в этот миг в неведомой дали прозвучали слова на неведомом языке, который Олег все же понял:

— И... на мо... ей тоже...

В мучительном озарении, когда в мозгу словно лопнули все сосуды и горячая кровь разлилась так, что покраснело в глазах, он ощутил, как говорит некто, кто помнит еще первую пару людей, кто встречался с Каином, а великий потоп пережил, схоронившись в пещере глубоко под землей, где гномы передали ему за сорок дней многие свои тайны.

Видение погасло, он стоял, раскачиваясь от боли, посреди комнаты, где в каждое из окон яростно смотрят огромные солнца, похожие на жерла исполинских кузнецких горнов.

Россоха проговорил растерянно:

— Словно бы что-то... кто-то пытался... Нет, я не знаю, как его найти, как увидеть, но я попытаюсь... почему-то мне кажется, что попытаться надо бы...

Сейчас он растерял величавость, блеск непомерной мощи поблек, колдун суетился, морщил лоб, пожимал плечами и все проделывал как простой поселянин, столкнувшийся с неведомым.

Олег отступил, ждал. Отвернулся, да не подсмотрит даже случайно, что и как делает подозрительный колдун. За окнами полыхали страшные недра солнца. Свет был такой, словно светило уже рухнуло на землю, и весь мир в огне, но страшный свет все никак не слепил, хотя Олег с тупым непониманием смотрел уже в пылающую бездну, не отрывая взора.

За спиной послышался хриплый голос потрясенного старого колдуна:

— Я зрю исполинскую пещеру... Индрикам бы там...

Олег развернулся быстрее, чем если бы услышал за спиной лязг мечей. Колдун стоял с закрытыми глазами, руки щупали воздух, а губы дергались, подбородок дрожал.

Олег спросил шепотом:

— Какие стены?.. Какие стены?

— Красные...

— Кровь? Почему красные...

— Гранит, — вымолвил Россоха едва слышно, бы-ло видно, с каким трудом он старается удержать видение. — Красный гранит... нечеловеческой лепости...

Олег сказал ему в ухо негромко, но настойчиво:

— Каков рисунок?.. Красный гранит есть в Авзацких, Старых, на Колхиде, в Бескидах и Родопах... Подцвет...

— Красный... — прошептал Россоха, — просто красный... с серым и темными полосами... Ага, вон прямо завиток как на дереве...

— Каком?

— На вязе...

— Точно? — переспросил Олег. — Не подобный наплывам на клене? Они похожи!

— Что я, не отличу вяз от клена? — Голос Россохи стал громче, он открыл глаза, тряхнул головой, с досадой огляделся. — Надо же под руку гавкать!.. Я ж ни черта не разглядел. Правда, пещера на раменах трехглавой горы, такая нелепая, словно Змей вздыбил иглы на спине, а ему тут же отрубили голову и хвост...

Олег ощутил жар и возбуждение в душе, словно гончий пес, напавший на след зайца.

— Кажется, я помню такую гору.

— Ты-то как можешь помнить? — удивился Россоха. — Ты ж из Леса!

— Да, но я слез с печи, — пояснил Олег скупо. — Если те великанские ладони... ну, когда ты меня выставил... хорошо, пинка не дал... если еще служат... Хорошо бы мне к той пещере!.. И побыстрее.

Россоха буркнул:

— Пока храбрость не тю-тю?

— Пока Перун не ушел, — объяснил Олег.

Россоха кивнул с мрачным и отсутствующим видом. По его озабоченному лицу Олег видел, что старого колдуна больше волнует, кто и как незаметно... почти незаметно помог ему усилить взор настолько, что открылась пещера бога войны.

— Я не смогу, — ответил он. Пояснил громким отчетливым голосом: — Ни один колдун не может протягивать такие ладони так далеко. Ни один!.. Хотя... я могу попытаться.

Олег понимал, почему старый колдун говорит так громко, но молчал, подумает на досуге, если тот будет, а пока надо сцепить зубы и задержать дыхание, надо одолеть жуткий страх, когда тебя понесет в выси, а ты не знаешь, хватит ли силы даже с помощью того, что помогает, донести его до гор, не выронив...

Глава 15

Воздух уплотнился, пошел кругами. Олег напрягся, мелькнула тоскливая мысль, что вот бы на Змее, неспешно и не так жутко, а сейчас надо удерживать жуткий страх в кулаке, а от помертвевшего желудка к сердцу поползет холод смерти...

Его сорвало с места с такой силой, что желудок едва не выпрыгнул вместе со всеми внутренностями. Сжавшись в комок, Олег успел увидеть, как стенки и так мутные, как нечищеная воловья шкура, быстро обретают плоть, на них возникают черточки, что превратятся в линии на исполинских ладонях. Все равно страх не дает забыть, что под ногами жуткая пустота, а самый большой ужас придет потом, когда ладони зависнут над Бескидами...

Он часто и глубоко дышал, очищал мозг, наконец собрал всю волю в кулак. Под ногами пустота, хотя чувствовал, что подошвы упираются в жутко-твердое, словно стоит на туго натянутой над пропастью шкуре, но глаза видели проплывающие внизу скалистые вершины, и холод смерти поднялся к сердцу, начал всползать к голове.

— Бескиды, — прохрипел он, перед глазами мутилось, — я рассчитал правильно... Держись, трус!

Заставив себя смотреть вниз, он начал замерзать от ужаса, сердце почти остановилось, руки похолодели, но тут взгляд зацепился за трехглавую гору. Вскрикнув, он вытаращил глаза, не давая устрашенным векам наползти на глазные яблоки, из последних сил велел гигантским ладоням опускаться по дуге вниз, усмотрел быстро приближающееся нагромождение скал, огромные камни, мелькнула ровная площадка, в глазах начало темнеть, от напряжения лопаются кровеносные жилки, затем в подошвы ударило с такой силой, словно старалось в задницу вбить ноги вместе с сапогами.