Свободная любовь - Гленда Сандерс

      — Дори? Я не сделал тебе больно?

      Другой странный звук. Встревожившись, он приподнялся на локте.

      — Дори?

      Она тихо смеялась, а освободившись от тяжести его тела, засмеялась от души. На этот раз он позвал ее скорее из любопытства, чем от беспокойства. Ее слова прорывались сквозь приступ смеха.

      — Я знаю, что делают, желая поскорее открыть подарок, но ты даже не пы-тал-ся сохранить лен-точ-ки.

      Он озадаченно посмотрел на нее, не зная, что делать с неожиданным поворотом в настроении Дори. Все еще смеясь, она села, обняла его за шею и звонко поцеловала в щеку.

      — Веселого Рождества. — Она поцеловала его в другую щеку. — Счастливого Нового года. — Затем в лоб. — С днем Святого Валентина. — В левое веко. — Счастливой Пасхи.

      Ко Дню Благодарения она достигла его рта, и поцелуй был по-настоящему крепким. Когда она отклонилась, Скотт отвел прядь волос с ее щеки и признался:

      — Я не рассчитывал...

      Новый приступ смеха прервал его.

      — Такое невозможно рассчитать.

      — Но я не сделал тебе больно?

      — Мне — больно? — спросила она, удивленная его заблуждением. Она вновь легла на постель, взглянула на него и вздохнула. — Я чувствую себя такой желанной.

      — Ты уверена, что ты... что я не был слишком груб?

      — Ты даже не представляешь, что значит для девушки возбудить в мужчине такую безумную страсть.

      К концу дня Дори попыталась выбраться из постели, не побеспокоив Скотта, но он поймал ее за запястье в тот самый момент, когда она думала, что ей удалось сесть, не потревожив пружин.

      — Куда ты?

      — В душ. Мне надо начать уже сейчас, если я хочу прилично выглядеть к ужину.

      — Для меня ты и так выглядишь прилично. Даже более чем прилично.

      Усмехнувшись, Дори сказала:

      — Я говорю о внешних приличиях. На Рождество открыты только изысканные места. Ты не возражаешь, если мы отправимся куда-нибудь? Я знаю, ты привык, что обычно я готовлю дома, но половина кухонной утвари упакована и...

      — Ты же знаешь, что я не возражаю. На всякий случай я привез с собой костюм.

      — Тогда я действительно должна принарядиться. Все женщины будут пытаться увести тебя у меня. — Скотт засмеялся, и Дори улыбнулась. — Они будут глазеть на меня, завидуя тому, как мне повезло. — А я буду думать о том, как долго продлится мое счастье быть с тобой, подумала она в отчаянии. Он заметил неожиданную грусть у нее на лице.

      — Что случилось?

      Дори коснулась его щеки, затем ее рука обвилась вокруг его шеи, и она приникла к нему.

      — Ты так нужен мне.

      — Не больше, чем ты нужна мне, — ответил он. — Если сегодняшний день не доказал это, то это бездоказательно.

      — Не таким путем, — объяснила она. — Не так.

      Скотт знал, что ей хотелось бы услышать, но он не мог произнести эти слова. Точнее, произнести слова было несложно. Сложно было ощутить их, проникнуться ими, наполнить их содержанием. Он не мог произнести их без оговорки, а их можно было сказать только от всей души. Он мог бы сказать ей, что переедет в пригород и будет жить вместе с ней в доме, который она купила, но эта перспектива вселила страх в его сердце — страх ухудшения их отношений, которые до сих пор были безупречны из-за отсутствия ежедневной обыденности, порождающей негодование, горечь и апатию.

      Скотту хотелось смеяться с Дори, а не обсуждать семейный бюджет. Он хотел любить ее, потому что это так хорошо у них получалось, а не заботиться о бытовых нуждах, когда оба будут уставшими или раздраженными. Он хотел говорить о мечтах и глобальных проблемах, обо всем, что в данный момент попадалось им на глаза, а не спорить по поводу тюбиков с зубной пастой и о прочих бесчисленных, не имеющих значения пустяках, о которых пререкаются люди, когда они живут вместе в одной квартире.

      Он хотел приезжать к ней, когда ему хотелось ее компании, а не тогда, когда часы пробьют определенный час.

      Он хотел бы обнаружить в себе задатки мужа, но видел себя лишь любовником, в полном смысле слова. Он любил Дори больше, чем ожидал от себя, любил, возможно, даже больше жизни. Но он хотел иметь любовницу, а не жену. Хотел быть любовником, а не мужем. Хотел, чтобы ему улыбались, а не пилили.

      Дори быстро поцеловала его в шею, словно прощаясь, и выбралась из постели. Кровать неожиданно показалась просторной и пустой, и Скотт почувствовал себя в ней очень одиноко. Расставания сейчас, даже самые короткие, имели значительный подтекст, угрозу постоянству. Скотт встал, натянул брюки и направился, лавируя между коробками, в кухню, чтобы выпить чего-нибудь. Дори, должно быть, упаковывала что-то в кухне, когда он приехал, потому что дверки шкафа были открыты, а всевозможные банки — для сметаны и сахара, — солонка, перечница были сняты с верхних полок и рядом лежала стопка газет для завертывания.

      Скотт потянулся за стаканом в застекленном шкафчике, когда ему в глаза бросились обои, которыми он был оклеен изнутри. Они с Дори потратили целый уикенд, чтобы обклеить все шкафчики. Веселый рисунок вызвал воспоминания о том, как они сражались с неподатливым материалом, скрупулезно подрезали концы, чтобы совместить рисунок, и как они были по локоть в клею, и как они смеялись, измазывая клеем друг друга.

      Дори была так горда, когда они окончили работу, так довольна ею. И теперь она оставляет все это.

      Много лет назад в его жизни были другие обои. Прекрасные обои с космонавтами и космическими кораблями. Он выбирал их с такой торжественностью, на которую способны только шестилетние дети, и потом с видом человека, ответственного за то, чтобы работа была качественно выполнена, наблюдал за оклейкой его комнаты.

      Как он любил те обои! Дождливыми днями он лежал на кровати и становился одним из космонавтов в космическом костюме и прозрачном шлеме. В своем воображении он забирался в космический корабль и отправлялся в путешествие по Вселенной. Глядя на эти обои, он становился героем, звездным путешественником, как космонавты, которых он видел по телевизору.

      Но однажды, вернувшись из школы, он обнаружил, что его комната опустела. Он бросился к тетке, которая оставалась с ним на вторую половину дня, пока его мать была в больнице.

      Они забрали его мать в больницу на машине «Скорой помощи» со светящимися огнями и ревущей сиреной. Потом приехала его тетка, и они с отчимом долго перешептывались и качали головами, что сильно напугало Скотта. Всякий раз, как он спрашивал о матери, тетя целовала его в щеку и уговаривала не беспокоиться. Но он все же очень волновался, пока наконец они не позволили ему увидеться с матерью. Он пошел в больницу, и она появилась в приемной, сидя в коляске, которую вез его отчим. Скотт крепко обнял ее, сказал, что скучал, и попросил поскорее вернуться домой. Она объяснила, что ей предстоит пока оставаться в больнице, чтобы у нее появился здоровый ребенок, и уверила, что это случится довольно скоро. Через несколько недель у него появится маленькая сестричка или братик.