Это моя школа - Елена Ильина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Катя вскочила с места и первая выбежала из класса.
— Девочки! — позвала она подруг, стоя в дверях. — Лена, Настенька, идемте скорее сюда, в самый конец коридора. Мне надо сказать вам что-то очень важное.
Но едва она переступила порог, как перед ней оказалась Оля. Они чуть не сшибли друг дружку с ног.
— Куда это ты, Катюша? — сказала Оля, отступая на шаг. — Постой, не убегай. Надежда Ивановна зовет вас к себе в пионерскую комнату.
— Кого зовет?
— Весь совет отряда и звеньевых.
— И меня тоже? — удивилась Катя.
— А как же! Если всех звеньевых, то, конечно, и тебя. Ну, собирайтесь скорей — и пошли.
— Оля, а ты не знаешь, что будет? — наперебой заговорили девочки. — Плохое или хорошее?
— А вот сейчас увидите, — слегка усмехнувшись, ответила Оля и быстро зашагала по коридору, а за ней — весь совет отряда и звеньевые.
Пионерская комната всегда казалась Кате самой красивой комнатой в школе, если не считать, конечно, актового зала. Все ей здесь нравилось своей нарядной, торжественной деловитостью — и большой, покрытый красным сукном стол, на котором были разложены детские журналы, и сшитые вместе номера «Пионерской правды», и дружинное знамя, стоящее у стены, а возле знамени — столик с горном и отрядными флажками. Здесь были всегда свежие цветы — на тумбочке, задрапированной кумачом.
Но сегодня Катя не замечала ничего вокруг — так сильно была она встревожена предстоящим разговором.
«Надежда Ивановна уже знает, конечно, как я вела себя все эти дни, — думала Катя. — А вот что я сегодня извинилась перед Анной Сергеевной, этого она еще не может знать. Ох, что-то будет? Что будет?..»
— Ну вот, Надежда Ивановна, все в сборе. Можно начинать, — сказала Оля значительно, и Катя по ее голосу поняла, что разговор будет серьезный.
Да, конечно, очень серьезный. Вон какое строгое лицо сегодня у Надежды Ивановны, как внимательно и пристально смотрит она на всех.
— Ну, девочки, — сказала Надежда Ивановна, поглядывая на свои ручные часы, — у нас очень мало времени. Так давайте не будем терять ни минуты. Садитесь, и потолкуем.
Девочки нерешительно присели на стулья, поставленные в ряд у стены. А Надежда Ивановна прикрыла поплотнее дверь, прошлась разок но комнате и остановилась прямо против девочек.
— Я бы хотела узнать, — начала она, переводя глаза с одной на другую, — почему у вас так неспокойно в классе? Что вас всех волнует? Говорите прямо.
Девочки переглянулись.
Старшая вожатая опять посмотрела на часы.
— Что же вы молчите? Перемена скоро кончится… Ну, Кузьминская, ты у нас председатель совсем — скажи ты.
— Надежда Ивановна, — начала Стелла, и лицо у нее сразу покрылось румянцем, — право, я не знаю… Я ничего плохого не сделала. На уроках я не шумела. И у меня нет ни одного замечания.
— Очень хорошо, — прервала Стеллу Надежда Ивановна. — Значит, ты не шумела и не получила ни одного замечания. Ну а другие? Тебя хоть немножко интересуют чьи-нибудь дела, кроме твоих собственных?
— Интересуют, — равнодушно ответила Стелла.
— Ну и что же ты заметила? Вес ведут себя так не примерно, как и ты?
— Нет! — сказала Стелла и сразу оживилась. — Другие на уроках шумят. Они почему-то недовольны.
— Чем же они недовольны?
Стелла замялась:
— Н-не знаю. Они, кажется, думают, что Анн Сергеевна слишком строгая и придирчивая.
— А по-твоему?
— По-моему, не слишком…
Надежда Ивановна кивнула головой и, заметив что Валя Ёлкина хочет что-то сказать, повернулась к ней:
— А ты как думаешь?
— Я думаю, что слишком! — сказала Валя. — Лене Ипполитовой чуть было тройку не поставила. Подумайте только, Надежда Ивановна: нашей Ленке! Придиралась — ужас как!
Лена Ипполитова круто повернулась к Вале и строго посмотрела на нее сквозь свои большие очки:
— Да что ты, Валя! В тот день я и правда почему-то плохо отвечала. Это я сама была виновата, а совсем не Анна Сергеевна. Она справедливая. Правда, девочки?
— Правда, справедливая, — сказала Зоя Алиева.
— И даже очень! — подтвердила Настя. — Вот, например, сегодня она вызвала к доске Нину Зеленову. По арифметике… Придиралась она к тебе, Нина? Скажи прямо.
— Ни чуточки не придиралась, — ответила, густо краснея, Нина (от застенчивости она обычно молчала, а если ее о чем-нибудь спрашивали на людях, краснела до корней волос).
— Ну вот, — сказала Настя, обращаясь к Надежде Ивановне. — Видите?
Надежда Ивановна обернулась к Кате:
— А ты как считаешь, Снегирева?
— Я тоже так считаю, — сразу ответила Катя. — Анна Сергеевна строгая, но справедливая. Вчера, когда мы с Аней были у Людмилы Федоровны…
— Вы были у Людмилы Федоровны? — разом заговорили девочки. — Что ж вы ничего не рассказали?
— Да мы еще не успели.
— Самое важное — не успели!..
— Тише, девочки! — остановила их Надежда Ивановна.
И когда стало тихо, спросила:
— Ну и что же, Катя, как чувствует себя Людмила Федоровна?
— Не очень хорошо…
— Не очень? А спрашивала она вас о том, что делается в вашем классе?
— Спрашивала, — тихонько ответила Катя и почувствовала, что краснеет сильнее, чем Нина Зеленова. — Только Людмила Федоровна не говорит, а пишет. В блокноте.
— Что же вы ей рассказали?
— Все!
Катя подняла голову и, глядя Надежде Ивановне прямо в глаза, сказала, как была огорчена Людмила Федоровна, как бранил их Петр Николаевич и как на площадке лестницы они с Аней дали друг другу честное пионерское, что теперь у них все пойдет по-другому…
— А сегодня я извинилась перед Анной Сергеевной, — решительно добавила она, — потому что… один раз… — но тут ей стало очень трудно говорить. А говорить надо было: Надежда Ивановна и Оля выжидающе смотрели на нее. Катя наморщила лоб, облизала сухие губы и продолжала через силу: — Потому что я один раз… сказала Анне Сергеевне грубое слово. То есть не то что грубое, а то, что не должна была говорить. В общем, обидела ее. Ну вот я и попросила у нее прощенья. Это было мне очень трудно.
— Я понимаю, — серьезно сказала Надежда Ивановна, и Кате показалось, что голос у нее сделался какой-то особенный — мягкий, добрый.
Теперь самое трудное было уже позади. Катя тряхнула головой и перевела дух.
— Анна Сергеевна сказала, что не сердится, — продолжала она, — но в классе у нас еще очень беспокойно, и мы никак не можем сделать, чтобы все сразу стало как следует.
— Сразу ничего не делается, — чуть улыбнувшись, проговорила Надежда Ивановна.
— Уж и не знаю, — Катя горестно и задумчиво покачала головой. — Наверно, не делается. Право, Надежда Ивановна, уж теперь мы все хотим, чтобы в классе у нас был порядок, а на уроках отчего-то делается все шумней и шумней. Вот и сегодня мне попало, потому что я все время говорила «тише», а новой учительнице показалось, что я больше всех верчусь и болтаю. Я хочу, чтобы было лучше, а выходит хуже!
Катя с обидой поглядела вокруг, как будто именно те девочки, которые тут сидели, были виноваты, что все выходит не лучше, а хуже.
— Понятно, — кивнула ей Надежда Ивановна. — На уроке никогда не нужно говорить «тише». От этого только получается больше шуму. Пусть во время занятия каждый следит за собой. А после уроков, на переменах, пожалуйста, — можете и пробрать кого следует.
Надежда Ивановна подумала немножко и продолжала:
— Вы должны понять вот что. Анна Сергеевна никого из вас еще почти не знает. Так же как и вы ее. Но пройдет еще неделя-другая — и она узнает вас ближе и разберется, кто как учится, кто хочет учиться, старается, а кто — нет. Одним словом, она присмотрится к вам, поймет каждую из вас. Ведь подумайте сами: не могла же она за несколько дней узнать вас так, как узнала за несколько лег Людмила Федоровна! И вы еще должны понять, что если уж взрослый человек не может сразу разобраться в людях — даже и в маленьких, — то тем более не можете вы, дети, сразу узнать и оценить взрослого человека. Понятно?
— Понятно! — звонко откликнулись девочки.
Раскатистый, всюду слышный звонок ворвался в комнату, и сразу же все встали.
— Ну вот что, — торопливо сказала Надежда Ивановна. — Надо будет на днях устроить сбор отряда и всех подтянуть. А пока — что сможете, сделайте сами. Поговорите с подругами серьезно. Как члены совета отряда. И поскорее. Не откладывайте в долгий ящик.
— Жалко, что сегодня не удастся, — сказала Оля. — У меня, как назло, шесть уроков.
— Это ничего, пусть девочки пока поговорят с отрядом сами.
Катя так и встрепенулась:
— Ага, Стелла! Вот видишь! А ты не хотела…
Стелла ничего не ответила и только пожала плечами.
Надежда Ивановна искоса посмотрела на обеих девочек, а потом на Олю. Оля чуть заметно кивнула головой.