Mayday. Я влюбляюсь (СИ) - Саммер Катя

– Да у меня только ребенок родился! – молодой второй пилот с психом выругался и ударил кулаком по форточке справа.

Ника вздрогнула от звука и закусила губу.

Не реветь!

– Отставить истерики! – не сказал, приказал Уваров, подтвердив, что не зря сидел за левым штурвалом. – Вероника, ищите! Мы на связи с саперами, фанатик Бродского нам не страшен. Эти цифры еще ничего не значат, нас просто хотят напугать. Действуйте.

11 минут 01 секунда.

Цифры продолжали свой бег. Время утекало сквозь пальцы. И почему у Ники не было волшебной силы, как у какой-нибудь Пайпер из «Зачарованных»? Заморозила бы все здесь к чертям собачьим.

…поздно верить чудесам.

И, взгляд подняв свой к небесам,

ты вдруг почувствуешь, что сам –

чистосердечный дар.

Ника прислушалась: ей показалось или голос и вправду стал тише?

– Я все испробовала, отрубить это вытье не получается, но чуть прикрутили громкость с главного блока, – отчеканила Маша.

Ника увидела Алика, который вместе с другими пассажирами осматривал вещи, что-то говорил рыдающей женщине, успокаивая. Он поднял голову, нашел Орлову и улыбнулся. Он, блин, улыбнулся ей! В такой момент! Да Ника просто не верила, как ей повезло с людьми, которые оказались рядом в столь жуткий час.

– Эй! – одернул ее Игорь, ввалившийся на кухню с горящими глазами. – Пойдем за мной, кое-что покажу.

Парень, не спрашивая, схватил Нику под руку и повел впереди себя. Маша побежала за ними следом.

– Я две недели гоняю на этом самолете разворотки, – бормотал ей на ухо, протискиваясь сквозь толпу, – заметил, но не придал значения, а сейчас… Блин, сразу надо было сказать!

В хвосте Игорь упал на колени и указал на нишу между дверью и станцией бортпроводника.

– Эта хрень на посадке постоянно открывалась, я еще первый раз испугался, как увидел. Там хреновина такая здоровая. Радиомаяк, кажется, стационарный. Жаловался техникам сколько раз, а они своим волшебным скотчем металлическим все заклеивали!

Ника наклонилась ближе. И да, запыленные следы от клея все еще были видны. Но ящик оказался крепко закреплен: она попыталась подцепить ногтями, но не вышло.

– Вот и я о том же. Ванька, техник, говорил, что не сделают еще неделю. Как минимум! Болтов в наличии нет.

Девушка наклонилась, присмотрелась – все винтики были на месте, глубоко закручены. Она, не боясь запачкаться, села рядом и припала ухом к стене.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Не показалось. Тиканье.

…Талант – игла. И только голос – нить.

И только смерть всему шитью…

– Маша, пилочку неси. Срочно, – ни то прошептала, ни то прокричала Орлова.

08 минут 12 секунд.

Чехова прибежала через двадцать пять секунд, Ника следила. Протянула пилку, и Орлова попробовала выкрутить болт. Не тут-то было. Крепко затянуты оказались.

– Дай я, – донеслось из-за спины.

Алик. Ника чуть не разрыдалась от радости. Только сейчас поняла, что больше не было, не было сил, никаких запасов, все закончилось. И вот-вот прорвет.

Она пропустила Белозерова, но все еще держалась за плечо. Будто упала бы без него, разбилась.

Прошло всего пятнадцать секунд, а второй болт уже со звоном выпал из гнезда. После четвертого пилка оказалась безнадежно испорчена.

Куплю Машке новую, если выживу.

Абсурдные мысли вертелись у Ники в голове. И стали еще абсурднее, когда она столкнулась лицом к лицу с устройством, запутанным в сети разноцветных проводов.

Все-таки нашли. Но почему не становилось легче? Сердце выпрыгивало из груди, когда Ника смотрела на тот же таймер и циферблат под ним.

Четыре пустых столбика ждали положенные им цифры, а пока горели нулями. Код.

Дурацкие мысли лезли в девичью голову. Что и не пожила толком, замуж так и не вышла, не родила ребенка. Ничего после себя не оставила. Что нужно было слушать маму и, наверное, выбирать мужчин проще. Уже давно бы сидела дома с детьми, смотрела сериалы, как отчаянная домохозяйка, а не вот это вот все.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

06 минут 48 секунд, каждая из которых отдавалась болезненным уколом в сердце.

В немой паузе Ника перевела взгляд на Алика и поняла, что плевать ей было на простых мужиков. Сейчас, опираясь на его плечо, она жалела лишь о том, чего полжизни не замечала.

В пилотскую кабину она мчалась, не чувствуя ног. Почему в такой ответственный момент она думала не о смерти, не о жизни, а об Алике? Может, от страха сердце раскрыло все карты перед ней?

– Мы обнаружили взрывное устройство в хвосте, – протараторила Ника, подгоняемая секундами, утекающими в никуда, и показала фотографии на телефоне.

Второй пилот жалобно заскулил, раскачиваясь взад-вперед. А всегда изображал из себя такого брутального мачо.

Командир тотчас настроил связь с землей.

– Говори, – приказал он.

И Ника рассказала все. Перечислила каждый проводок.

К концу повествования осталось четыре минуты с хвостиком, хоть и старалась говорить быстрее. Начались переговоры. Но когда командир озвучил оставшееся в их распоряжении время, повисла тишина, которая ясно дала понять – рассчитывать они могли только на себя.

Озарение пришло, когда не ждали. К Нике оно ворвалось в сознание с двумя нулями рядом с цифрой четыре на экранах. Пошла на убыль четвертая оставшаяся минута, и она снова услышала тихий шершавый голос, вещавший свою правду.

…ты можешь

размышлять о вечности

и сомневаться в непорочности

идей, гипотез, восприятия

произведения искусства,

и — кстати — самого зачатия

Мадонной сына Иисуса…

Ника чуть не захлебнулась догадкой.

Фанатик Бродского…

Он так и не обратил свой взор к небу…

Обрывочные фразы из воспоминаний загудели в голове.

Стихотворение на ее телефоне. Это же точно был Бродский! Она же изучала его творчество в институте! И как не вспомнила раньше?

Руки задрожали с новой силой – она здесь неслучайно. Она – ключ. У нее есть ключ. Точнее, был, пока она не удалила его из айфона.

А-а-а!

Тот самый случай, когда ругаться хотелось невыносимо. Ника прикусила язык, попыталась напрячь мысли, чтобы вспомнить. Не обращала внимания на уставившихся на нее пилотов. Она пробовала расшевелить извилины, встряхнуть память, ведь точно знала – в тексте был год. Четыре цифры. Не просто так. Она уже не верила в совпадения. Кто-то играл с ней, с ними.

– Вы можете найти стихотворение? – обратилась девушка к диспетчеру по микрофону. – В «Гугл»? Или как-нибудь еще? У нас чуть больше трех минут, и это единственная зацепка. Черт, я не помню, как там было точно. Помню Женеву, помню… взор, что ли, к небу. Это Бродский.

– Нашел! – спустя всего несколько секунд вскрикнул диспетчер. – Стих об испанце Мигуэле Сервете, еретике, сожженном…

– Конец! – перебила Ника мужчину. – Нужны цифры в конце, год.

– Так.

Он зачитал последние строки.

…Он,

Изучавший потребность

и возможность

человека.

Человек, изучавший Человека для Человека,

Он так и не обратил свой взор

к небу,

потому что в 1553-м году,

в Женеве,

он сгорел между двумя полюсами века:

между ненавистью человека

и невежеством человека.

– Есть!

Ника сорвалась с места, еще не дослушав до конца.

Сейчас в ее голове засел образ малышки Миры, такой взрослой и красивой. И как она справится со всем в этом безумном дивном мире без старшей сестры?

1-5-5-3. 1-5-5-3. Она повторяла про себя, как мантру. 1-5-5-3.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

В хвост добежала пулей. Свалилась на пол, не почувствовав, что разбила коленку. В ушах звенело, кровь кипела, челюсть сводило от того, как были стиснуты зубы. Руки у девушки тряслись. Сильно. Но она нажимала кнопки.