Еще не все потеряно - Марина Серова

— Ты же, Татьяночка, сказала, что для любви не те условия!

А когда подошел, желание шутить с него как рукой сняло.

— Домкрат!

И замер, одурев от счастья. Ко мне вернулось хладнокровие, и я прокомментировала:

— Вот-вот, а я смотрю, что-то знакомое, а как называется — не припомню. Любопытство, знаешь ли!

— Домкрат!

Он вцепился в эту грязь обеими руками, поднял не без усилия и бухнул на свободное место. Присел рядом, позабыв обо всем.

Через десяток минут Дмитрий, избавившийся от мешавшей ему куртки, стал потным, грязным и счастливым. Механизм действовал, хоть и не был вполне исправен. Это я, дилетантка, поняла из бессвязных восклицаний, на которые Дмитрий не скупился. Сунулась было помочь, когда он, с трудом подняв тяжелую железяку, потащил ее к лестнице, но, посланная к бесу, покорно вернулась к роли пассивной наблюдательницы. Дмитрий, пыхтя от усердия, со знанием дела долго пристраивал находку на пришедшийся так кстати чурбак, подводил подвижную его часть под крышку люка, разыскал и приладил к месту металлический штырь и, лихорадочно работая им, проверил получившуюся систему на жизнеспособность.

— Действует! — только и сказал, утомленный всей этой суетой.

Я была счастлива от появившейся надежды и смотрела на него, как на героя. Это было ему приятно.

Выудив из-под лестницы вал, он вручил его мне и, заставив встать рядом, перекрестился и заработал штырем с изумляющей скоростью. Шток домкрата медленно двинулся вверх, уперся, чурбак просел, продавливая ступеньку. Издав прерывистый скрип, крышка подалась, а когда между ней и притвором образовалась щель, в домкрате что-то тоненько запищало.

— Давай! — взвыл Дмитрий, еще более убыстряя движение штыря. Я с размаху вбила вал между крышкой и притвором. Дмитрий расслабился, вытер пот со лба, передохнул.

— Начало есть! — проговорил он, довольный результатом.

Домкрат он запускал еще два раза, подкладывая под него всякую всячину, но тот, сочась маслом, действовал все хуже Дело дошло до того, что Дмитрий, потеряв терпение, с проклятиями спровадил бывшую только что драгоценной железяку вниз, в просвет между ступенями. Та тяжко, глухо воткнулась в пол. Щель была уже достаточно широка для экспериментирования с более простыми предметами, способными служить рычагом и упором, и через некоторое время, манипулируя отобранными из хлама орудиями, нам удалось расширить ее до размеров, удовлетворяющих наши желания. На этой стадии работы мы старались производить как можно меньше шума, хотя, конечно, полностью стуков и звяканья избежать не удалось. Поэтому, добившись своего, мы не кинулись сломя голову выбираться наружу, а замерли в обнимку, вслушиваясь и всматриваясь в то, что делалось наверху. Наверху же было тихо и безлюдно. Мир виделся нам в одном направлении и на уровне пола, но и этого было достаточно, чтобы понять, что в мастерской никого нет.

— Тс-с! — остановил меня Дмитрий, когда я, подавшись вперед, взялась руками за край притвора. — Сначала я!

Сжав в руке штырь, которым он работал с домкратом, с трудом протиснулся в щель и встал там во весь рост. Переступив несколько раз башмаками, а только они и были в поле моего зрения, он стукнул пальцами по крышке и отошел в сторону. Некоторое усилие, и я оказалась рядом с ним, на свободе.

На крышке подвала стоял колесом «Ниссан», скособоченный сейчас в результате наших подземных усилий.

Дмитрий, осмелев от безлюдья, шагнул без опаски к воротам, но я поймала его за руку и кивком указала на лестницу, ведущую в сторожевую будочку на крыше. Он все понял без слов, крадучись двинулся вдоль стены, держа штырь наготове, чтобы пройтись этой дубинкой по голове возможного охранника, который — если он есть в будочке — обязательно спустится к нам, уж я об этом позабочусь. Сдернув с гвоздя возле раковины полотенце, я догнала Дмитрия и, остановив, шепотом попросила обернуть штырь и, если случится, бить не сильно. Возражений не последовало, и вскоре он сел в засаду под лестницу, держа наготове свое усовершенствованное таким образом оружие. Предположение об охране, похоже, готово было подтвердиться — из полутемной сейчас мастерской был хорошо виден свет там, куда вела лестница, и в тишине ясно различались звуки какой-то простецкой песенки. Радио или телевизор без человека неподалеку работать не будут. Так что стоило попробовать. Я повнимательнее осмотрелась и направилась к верстаку, стоящему поблизости. Подойдя, с силой пнула один из стульев, и тот, подлетев, с грохотом покатился по цементному полу. Для верности я негромко вскрикнула, простонала и, повернувшись к лестнице, стала ждать результатов. Они не замедлили последовать. Мягко зазвучали шаги, что-то передвинулось, и сверху глянул на меня хлопчик, который выгнал нас из «Ниссана». Бедняга, вот, оказывается, кому придется подставлять голову под удар штырем в полотенце. Хлопчик со свету видел плохо, а я не дала ему времени привыкнуть глазами к полумраку — отошла в сторону, стуча каблуками так, что шаги отзывались коротким эхом.

— Кто там? — крикнул он громче, чем нужно. — Кто?

Не теряя времени на мысли о безопасности, хлопчик загрохотал ногами по лестнице и, опустившись до ее середины, встал, глазея на меня в полном недоумении.

— Ты кто?

Тот случай, когда наилучшим действием является полное бездействие.

Я стояла соляным столбом, без единого движения. Большинство светильников в мастерской были отключены за ненадобностью, а горящие находились за моей спиной, и на фоне такого освещения я должна была выглядеть темным силуэтом, без деталей и подробностей. Поэтому узнать меня охранник не мог. Он и не узнавал. Видел только, что женщина, а женщин у нас пока не опасаются. Озадаченный моим необъяснимым появлением в запертом на все замки помещении, хлопец, не сводя с меня глаз, медленно двинулся вниз. В его специфически функционирующеи голове сейчас шел процесс перехода от «кто это?» до «хватай ее!», и надо было уловить середину. Хлопец ступил на пол и, подчиняясь остаткам нерешительности, задержался и с опаской двинулся ко мне. За его спиной я заметила едва уловимое движение, и из-под лестницы по-звериному бесшумно появился Дмитрий, шагнул, поднимая вверх руку.

— Осторожно! — взвизгнула я так, что гул пошел по всем закоулкам. Хлопец дернулся от неожиданности. От неожиданности же и Дмитрий задержал движение руки.

— Ты чего? — спросил хлопец и, привлеченный шорохом за спиной, обернулся так, что падающий уже удар, направленный в затылок, угодил в лоб. Охранник пошатнулся" вцепился в Дмитрия, но, приняв еще удар, расслабил ноги и мягко повалился вперед. Дмитрий посторонился.

— Все! — сказал он и, постояв над упавшим, бросил на него свою железно-матерчатую дубинку. Я присела над хлопцем, ощупала его голову. Обошлось даже без ссадин. Удачно.

— Пошли, Татьяна, а то скучно девается.

К Дмитрию настроение возвращается. Хорошо! Посмотрела на него снизу вверх долгим взглядом. Нет, как все-таки неприятности сближают людей! Знакомы с ним всего ничего, а как родной он мне. Настроению его радуюсь.

Мы не торопясь обошли мастерскую, потолкались во все двери, ворота, калитки, какие только попались нам по пути. Как я и ожидала, все входы-выходы были добросовестно заперты.

— Наверх? — предложил Дмитрий.

— Да, там окна есть, — ответила я и первой потопала в будочку, откуда неясно шептала музыка.

Имел место риск нарваться на еще одного охранника, но небольшой, поскольку времени с момента выхода хлопца прошло немало, а никакого беспокойства мы пока не заметили. Разве что спит он там беспробудно.

Мои опасения на этот счет были напрасными. Будочка оказалась клетушкой со столом, стулом и тремя окнами, выходящими на три стороны света. Под настольной лампой лежала раскрытая книга, за ней — транзисторный приемник. Вдвоем здесь было бы тесно. В заиндевевшие окна видна вся округа, освещенная прожектором, находящимся вне поля зрения, — заснеженные крыши, хорошо уезженный проезд между гаражами, в котором, приткнувшись в тупичке, совсем рядом, виднеется крыша оставленной на улице машины. Мои глаза пристыли к ней, захотелось рассмеяться и хлопнуть в ладоши или Дмитрия по плечу. Мне ли не узнать свою «девятку»!

Дмитрий начал нудную возню с телефонным проводом от аппарата, прикрепленного к стенке, крутил его и дергал. Для хорошего рывка ему не хватало места. Выдернув провод из его пальцев, как вырывают какую-нибудь дрянь из рук малыша, я властным движением отодвинула его, слегка опешившего, в сторону, с силой швырнула бормочущий транзистор в окно и, не успели еще отзвенеть осколки стекла, жестом пригласила его в путешествие.

— Прошу вас, милостивый государь!

— А телефон?

Послав телефон к черту, я спровадила его на крышу гаражного ряда. С крыши он спустил меня за руки, и вскоре мы сидели в машине, радостные и нетерпеливые. Только бы ворота на выезде из гаражного городка оказались открытыми!