Прорвемся, опера! Книга 4 - Никита Киров

якобы сбил Кобылкин, и про странности с побегом Кащеева, а уж про почти фанатичное желание следака упечь озабоченного за решётку все и так знали. Рассказал и про его детское прозвище, про заячью губу и острую реакцию Кобылкина на любое упоминание про это, и про наши телефонные консультации с профессором, и про то, что следак прокуратуры таксует, а значит, может мобильно в ночное и иное время перемещаться по городу и охватывать значительную территорию…

Короче, обсудили почти всё, кроме того, что я знал из первой жизни — что тогда убийства прервались после ареста и смерти Кащеева в камере СИЗО, и что Кобылкин через какое-то время после этого ушёл на повышение в Питер, став замом районного прокурора.

— Прямых доказательств нет, — обрисовал я ситуацию предельно ясно. — И прямо сейчас подрываться его крепить — не призываю. Но отработать версию насчёт него стоит, причём негласно. А наработки и улику пока придержим, до завтра-послезавтра.

Конечно, я понимал, что доказуха косвенная, и матёрый следак разобьет мои обвинения в пух и прах. Мне даже вспомнился увиденный в первой жизни корейский фильм про маньяка, основанный на реальных событиях. Там корейские менты колотили каждого подозреваемого, силой выбивая признания, а настоящий маньяк так и не был найден на момент выхода фильма. Там даже концовка была, где один из расследующих это дело копов пристально смотрел в камеру, мол, видит настоящего маньяка, который этот фильм смотрит, чтобы ему в реальности в этот момент стало неуютно и страшно.

Это уже потом, через много лет выяснилось, что, оказывается, маньяк угодил в тюрьму по другому поводу, тоже кого-то убив, но это к серии не привязали, даже не поняли, что взяли опасного серийного убийцу. Причастность выяснили по следам ДНК через много лет, тогда он и сам признался. Жаль только, что замысел режиссёра с пристальным взглядом не удался, потому что маньяк хоть фильм и смотрел, но концовку не понял.

Но это всё лирика, надо работать, и не так, как работали в том фильме, избивая каждого подозреваемого и подделывая улики.

Мужики задумались, а Якут пристально рассмотрел струну через пакет.

— Магазин музыкальный есть в центре, — сказал я. — Сейчас схожу, спрошу, что там знают про это.

— Угу, — протянул Якут, морща лоб.

Устинов ждал, что ответит его старый друг, я тоже. Матёрый Филиппов сейчас напряжённо думает, а когда он так думает, то вполне может выдать какое-то дельное, весомое решение.

— Тут два варианта, — наконец, сказал он. — Брать его и колоть, но это риск, если не расколется — мы-то вылетим нахрен из органов и сами пойдём под следствие. Второй — сначала надо самим убедиться, причастен он или нет, причём наверняка, от этого уже и плясать будем. Подгребайте-ка вечером ко мне, есть одна мысль. Часиков в… — Якут посмотрел на часы. — Пашка, во сколько он таксует?

— После работы и до полуночи обычно.

— Вот часов в девять давайте у меня. Но надо бы его сначала отвлечь.

— Я вот как раз тоже придумал на этот счёт, — я кивнул.

Старший опер явно накидывал у себя в голове какой-то план, и я догадывался, что именно он задумал, но я и днём без дела сидеть не буду. Вернулся в ГОВД, написал пару справок, подбил бюрократию по плану работы по некоторым текущим и незначительным темнухам и свалил, пока Шухов опять не запряг под какую-нибудь надуманную ерунду.

Сан Саныча оставил Витьке Орлову, строго велев не давать собаке сладкое и не гладить по ушам.

Сначала зашёл в вещевой магазин неподалёку от рынка, поговорил с продавщицей насчёт того, слышала ли она что-то подозрительное вечером? Конечно, она не слышала, потому что у её магазина ничего и не происходило, но эта уставшая сорокалетняя женщина, рано поседевшая, ещё и не подозревала, что она — одна из будущих жертв Душителя.

Пугать её не стоит, а то знаю я эту бабочку с её крыльями: только что-то поменяешь, предупредишь, как ход событий сразу пытается повториться, да с новой силой. Просто пригляжу за этой продавщицей сам пока, а для начала предостерёг её не ходить одной, чтобы с работы её обязательно встречал муж. Постращал, мол, сумочку и серьги отберут, да ещё ножиком станут грозить, банда завелась. Вроде, убедил. Проняло женщину.

Если поразмыслить насчет жертв маньяка, то эта продавщица тоже выбивалась из общего ряда маргиналов, каких зачищал — или думал, что зачищает, маньяк. Ничего за ней криминального не водилось, обычная женщина, сто лет назад закончила советскую среднюю школу, потом ПТУ, работала на фабрике, вышла замуж за слесаря и родила двоих детей. Когда фабрика закрылась, устроилась в магазин. На первый взгляд, вообще никакой связи с прочими жертвами — с пьющей медсестрой, проституткой и спортсменом-нацистом. Но я чувствовал, что связь есть…

Закончив с ней разговор, я прямиком направился в единственный в городе музыкальный магазин «Jam». Что примечательно, дорогого товара в нём отродясь не было, только журналы и фото на витрине да пара электрух бэушных, причем одна из них — допотопный «Урал», остальной же ассортимент якобы на дальнем складе, и если надо, то принесут для осмотра завтра, если заказать сейчас. А вот струны имелись в изобилии. Товар не слишком дорогой и ходовой.

А внутри у них царил такой холод, что легко мог бы навредить деревянным элементам нструментов: декам, обечайкам и прочим грифам. От таких перепадов температуры инструмент сразу поведёт. Это даже я знал, спасибо телепередачам.

Так что в стене просто торчали гвоздики, на которых летом, бывало, висели простенькие гитары-ленинградки. Разве что в углу громоздилось темным горбом старое пианино, но оно было из тех, что в объявлениях отдают даром, лишь бы сами забрали и утащили эту неподъёмную тяжесть. Сверху на пианино торчала давно увядшая герань в глиняном горшке.

Посетителей не было, пол из грубых досок скрипел при каждом моём шаге. По стене под окном, от которого сильно сквозило (даже был слышен свист), тянулись аж три трубы парового отопления, но они не грели, и продавец, похожий на заучку-ботаника, сидел в меховой телогрейке и даже в матерчатых перчатках.

Этот толстый нескладный парень в очках на меня особого внимания не обращал, листал какой-то иностранный цветастый журнал на музыкальную тему — на обложке ещё почти не известная в наших краях немецкая группа Rammstein. Он и обычно ни на кого не реагирует, музыкантов у нас в городе