Дороги шли через войну - Александр Михайлович Александров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мурадян вспомнил о коробке с сувениром, которую привез венгерскому другу. Коробка была с ним, и он открыл ее. Это был макет первого советского искусственного спутника Земли, устремленного в космос. Виктор Асланович завел встроенный в макет механизм, и в наступившей тишине послышались четкие короткие сигналы советского спутника и величественная мелодия «Песни о Родине» И. Дунаевского. Стол окружило множество людей. Мелодия звучала вновь и вновь.
— Превосходно! Чудесно! — восторгались венгерские друзья. — Ведь этот спутник — символ могущества вашей страны, всего социалистического мира. Мы, венгры, гордимся вашими достижениями в мирном освоении космоса.
Поэт Григорий Харш заинтересовался надписью на сувенире. Мурадян поднял над столом макет спутника и вслух прочитал:
«Дорогому Бела Иллешу — на память о фронтовой дружбе».
— Да, много времени утекло после тех боев на Дону, — раздумчиво произнес Иллеш. — Из семнадцати наших товарищей, которые приезжали тогда в вашу армию, осталось только двое: я и Ференц Самбо. Он теперь наш видный композитор. Остальные сложили головы в боях с фашистами.
— А какова судьба того молодого офицера, с которым вы приезжали в наш полк? — спросил у Иллеша Мурадян.
— Йожеф Тоуд? Он погиб в конце войны у самой границы Венгрии…
Тоуд! Разве можно было забыть этого сильного духом, отважного, не боящегося смерти офицера-коммуниста! В годы войны Тоуд не раз пересекал линию фронта, совершал смертельно опасные рейды в хортистскую Венгрию, выполняя важные задания партии. Йожеф тогда говорил:
— Рабочий Будапешт не сломлен, не сложил оружия. Высок его революционный дух. Борьба продолжается, а ею руководят коммунисты.
Несколько дней в Будапеште пролетели быстро. Экскурсоводы возили советских гостей по улицам, рассказывали о трудовых свершениях рабочего Будапешта, о революционном прошлом венгерской столицы. В один из дней автобус с советскими туристами остановился на площади возле Исторического музея. На высоком постаменте стоял отлитый в бронзе памятник. Скульптор увековечил в металле молодого человека с высоко поднятой рукой.
— Шандор Пётефи — наша национальная гордость, — сказал стоявший рядом с Мурадяном Бела Иллеш. — Он прожил мало — всего двадцать шесть лет, а сделал на века…
Мурадян узнал тогда, что именно здесь, на ступенях музея, 15 марта 1848 года двадцатипятилетний Пётефи впервые прочитал свою знаменитую «Национальную песню». Пламенный призыв поэта послужил сигналом к революции.
Навсегда запомнился Мурадяну Красный Чепель. Туристы побывали в одном из красивейших мест Будапешта — на проспекте Баци. Он ведет в Уйпешт, где сосредоточены предприятия тяжелой и электротехнической промышленности, обувные и мебельные фабрики.
Уйпешт можно сравнить с Красной Пресней в Москве, с Арсеналом в Киеве. Уйпешт — цитадель венгерского рабочего движения и революционных выступлений пролетариата. И когда советским туристам говорили, что во время второй мировой войны уйпештские партизаны с оружием в руках героически сражались против фашистов, Мурадян вспомнил Тоуда и почему-то думал, что он приезжал с фронта именно к ним, уйпештским партизанам.
Автобус остановился на мосту через Дунай. Туристы вышли из автобуса и залюбовались красотой реки и величественным мостом, на котором стояли. Все было красиво, великолепно, дух захватывало от высоты и безбрежности раскинувшейся панорамы Буды и Пешта. Мост, словно гигантская рука, соединил их в единый архитектурный ансамбль огромного города, представляющего собой одну из красивейших столиц Европы.
Один из вечеров Мурадян провел на квартире у Белы Иллеша. Гость из Советской Армении сидел в мягком кресле в рабочем кабинете писателя и с удовольствием слушал венгерского друга, просматривал его книги, разглядывал картины, настольные вещицы-сувениры. К удивлению гостя, хозяин извлек из ящика стола небольшую квадратную коробку и, передавая ее Мурадяну, сказал:
— Вот эту вещь храню с войны…
— А что здесь? — заинтересовался Мурадян.
— Открывай коробку и взгляни.
В коробке была ручная граната. Увидев некоторое замешательство гостя, Иллеш улыбнулся:
— Бери, не бойся: граната обезврежена, без запала. Занятная вещица. С ней в феврале сорок пятого вместе с вашими солдатами я вошел в Будапешт. Так что это — последняя граната второй мировой войны, которая была у меня в руках.
Мурадян с любопытством взял гранату, подержал ее на ладони. Это была знаменитая лимонка — незаменимое солдатское оружие ближнего боя.
— Да, знакомая штучка, — задумчиво сказал Мурадян, возвращая лимонку хозяину. — Не раз выручала в бою.
— А меня ее боевая сестрица выручила, можно сказать, на пороге дома…
Иллеш оживился при воспоминании, прошелся по кабинету, остановился у окна.
— Ваши солдаты штурмовали эту улицу, — продолжал он. — Я продвигался сзади штурмовых групп вместе с начальником штаба батальона. Неожиданно из подвала дома выскочили четверо гитлеровцев. Я их запомнил, словно сейчас вижу: они были в касках и длинных грязных шинелях: заросшие щетиной лица перекошены злобой и страхом. Увидели нас, вскинули автоматы. Все, подумал, конец… Правда, подумать-то не успел. Прыгнул в сторону, за угол дома. Выхватил гранату и бросил из-за стены в фашистов. После взрыва выглянул — три трупа лежали на мостовой, а четвертый гитлеровец, волоча раненую ногу, пытался укрыться в подвале. Да не успел: очередь подоспевшего советского офицера сразила врага на ступеньках подвала…
— Виктор, а что тебе подарить на память о нашей встрече? — спросил Бела.
— У нас в Армении говорят: «Лучший подарок гостю — горы. Бери любую, только Севан не трогай», — пошутил Мурадян.
— Я знаю: Севан — красивейшее озеро. Видел его: им я любовался в тысяча девятьсот тридцать девятом году, когда приезжал в Ереван на тысячелетие армянского национального эпоса «Давид Сасунский»… Так вот — об озерах. Наш Балатон тоже красив, но ваш Севан в горах просто великолепен. Так что возьмешь на память? Выбирай…
— Бела Иосифович! Лучший подарок — твоя книга с твоим автографом.
— Договорились. Сейчас подпишу.
Бела Иллеш подарил книги, переведенные на русский язык. И теперь, когда писателя нет в живых, его книги на русском и венгерском языках и его портрет напоминают Мурадяну о пламенном революционере-интернационалисте, мужественном антифашисте, большом друге нашей страны и талантливом писателе, с которым Виктора Мурадяна свели дороги войны.
В Душанбе, в квартире Бобаджановых, заботливая Сабохат собирала чемоданы в дорогу. Военкомат выделил ветерану войны две путевки в Гурзуф. А тут из Полтавы пришла встречная телеграмма: городской комитет партии и городской Совет приглашали Бобаджанова в Полтаву на празднование 40-летия освобождения города от фашистских захватчиков. Телеграмма была официальной, она пришла в ЦК Компартии Таджикистана.
— Надо лететь, уважить просьбу полтавчан, — посоветовали в ЦК.
— Так мы в
