Золотой ключик для Насти - Анна Гаврилова

— А зовут её как?

— Э не!.. — хитро протянул старик. — Я и без того много о ней рассказал. Ты, конечно, девушка хорошая, но всего не открою. А то мало ли… пожалеешь для старого услужливого Хабыча телегу шелка и эти, как их, джинсы. К тому же, сама всё равно не найдёшь, даже если улицу и дом назову.

Я смущённо опустила глаза. Подозрения торговца вновь распалили щёки.

— Я вовсе не думала…

— Не оправдывайся! Всё понимаю. И недоверие твоё тоже. — Старик обернулся, уставился на меня с сожалением. — Ты ведь думаешь, дескать отравить пытался? А я же лучшее вино поставил, уважить хотел. И не догадывался, что вас от южного нектара так скрутит. Поди никогда такого не пили? Может оттого и поплохело?

Под этим взглядом стало по — настоящему стыдно. Что если дело не в отраве? Может у нас с Косарем банальная аллергия на какой‑то ингредиент этого вина? А мы уже записали Хабыча и его товарища в преступники.

— Нет, — попыталась оправдаться я. — Мы совсем не думали…

Старик отвернулся, выдав напоследок грустную, отеческую улыбку.

Зато Косарь, в отличие от меня, остался на своём. Больно ткнул в бок и покрутил пальцем у виска.

Чёрт, и кому из них верить?

Глава 11

Ближе к полудню, подъехали к перекрёстку. Здесь, невзрачная дорога, которую искренне считала трактом, пересекалась с другой — по — настоящему широкой, утоптанной до состояния камня.

— Главный тракт, — гордо сообщил Хабыч, — по нему за две недели до столицы домчимся. Деревень по пути много, можно и запасы пополнять и ночевать, при желании. А вот в города заезжать я бы поостерёгся. Там стража, коли пристанут — не отбрешешься.

— А много городов? — спросила я.

— Три. Ну так что, эту ночь на постоялый двор просимся? Или в лесу? — этот вопрос старика адресовался Косарю. — Я и за четверых заплатить могу, если ещё телегу шелка накинете.

На щеках моего спутника взыграли желваки. Я уж открыла рот, чтобы согласиться, но Косарь опередил, выдавил с великой неохотой:

— Не надо. Мы сами за себя заплатим.

Что? Значит, деньги у нас всё‑таки есть? Вот зараза! Ну погоди, я тебе устрою допрос в лучших традициях гестапо!

Мой душевный порыв был замечен и истолкован совершенно правильно. Косарь отодвинулся и принялся насвистывать незатейливый мотивчик, подозрительно похожий на известную попсовую песенку из моего мира.

— Ну и кто ты после этого? — зло прошипела я.

Он приложил палец к губам и сделал страшные глаза.

Тракт был прямым и не слишком оживлённым. Мимо проплывали (верее проползали) островки леса, луга и поля. Изредка, вдалеке виднелись скопления домиков и одинокие постройки. Солнце пекло в полную силу, заставляя обливаться потом и часто прикладываться к флягам с водой.

Подъехав к мосту через какую‑то речушку, возница притормозил, чтобы позволить нам с Косарем наполнить все фляги. Тут‑то я деревенского громилу и достала…

Едва спустились к реке, набросилась на Косаря с кулаками.

— И как это понимать? — прошипела я, примеряясь к шее здоровяка. Тот факт, что по сравнению с Косарем, я — хилая пигалица, пугал не больше, чем выпрыгнувший из воды лягушонок.

— А что? — смущённо отозвался он. — Ну подумаешь, приврал чуток…

— Чуток? И дорогу ты, значит, случайно перепутал! И в комариный лес случайно завёл? И медведь нам встретился совершенно случайно, так?! Да как тебе не стыдно, зараза?!

— Ну… медведь и вправду… не нарочно.

И всё‑таки не удержалась, треснула кулаком в грудь. Это было лишним…

Через секунду я оказалась в медвежьих объятьях Косаря. Не обращая никакого внимания на мои трепыхания, парень ласково скалился и жмурился от счастья, как обожравшийся сметаны кот.

— Косарь! Я не шучу! Объяснись! Немедленно!

— А что тут объяснять? — просиял здоровяк. — Разве непонятно? Не хочу тебя отпускать.

Я глухо зарычала. В отличие от него, я в этой ситуации ничего весёлого не видела. Косарь, кажется, осознал, тут же посерьёзнел.

— Да не рычи ты… Я ж как лучше хотел. Думал, пыл остудить…

— Пыл?

— Ну да. Сама подумай: чего тебе дома делать? Там тебя стражники под белы рученьки возьмут…

— Не возьмут! Я уже объясняла!

— Да ладно, ладно… Насть, ну ведь правда незачем туда возвращаться.

— Там мой дом!

— Ну не смеши. Видел я этот дом. И город твой видел. Ну чего в нём хорошего? Кроме электричества и джинсов?

— Косарь!

— Ты живёшь одна. Родители на тебя плюнули. Людей из своего мира избегаешь. Боишься каждого шороха… Там ты несчастна. — Он помедлил, собираясь с мыслями. — А здесь расцветаешь, как майский цветок. Настя, ты должна жить с нами. В Вешенке. Мы построим тебе дом, поможем освоиться, научим, расскажем.

— Нет, Косарь! Деревня не для меня. Я никогда не привыкну к такой жизни.

— К какой такой? — насторожился парень.

— К жизни в навозе! Все эти грядки, куры, рыба, чёрт бы её побрал. Посмотри на мои руки — через пару лет, кожа станет неотличима от рыбьей чешуи. А моё лицо? Оно обветрится, покроется морщинами! Что ещё? Рожать буду по ребёнку в год? Мечтать о хорошем урожае, чтобы зимой не сдохнуть от голода? С восторгом смотреть на очередное самодельное платье соседки и втихушку мечтать о таком же?

— Значит, вот как о нас думаешь… — убито отозвался Косарь, разжал руки.

Никогда не видела его таким. Лицо утратило краски, серо — голубые глаза потемнели, замерли, как две стекляшки. Кажется, парень даже пошатнулся.

— Извини, — запоздало буркнула я. — Не хотела тебя обидеть.

— Не хотела, но обидела. — И добавил, нарочито бодро: — Ладно, Настя, пойдём к телеге. А то уедут без тебя, и будешь… всю жизнь в навозе возиться. Как я.

Стыд застелил глаза, распалил щёки. На негнущихся ногах выбралась к телеге, с трудом перевалилась через бортик. На недовольный вопрос возницы «Чего вы там застряли?» только вздохнула.

Теперь уже я отодвигалась от мрачного Косаря и чувствовала себя вселенским злом. Ведь могла промолчать, а вместо этого выкатила всё, что думаю, обидела единственного друга.

«Ну и сволочь ты, Настя, — подумала я, пряча лицо в ладони. — Он ради тебя на воровство пошёл, из дома сбежал, жизнью рисковал, а ты… Тварь неблагодарная.»

Я закусила губу и постаралась не разреветься. Только слёзы из глаз всё равно выпорхнули, покатились, обжигая щёки.

Из этого оцепенения не вывел даже громкий, настигающий стук копыт и удивлённый возглас Хабыча:

— Да это же… королевский гонец! Эй, любезный, что случилось?

Гонец не ответил, промчался мимо, будто за ним сам чёрт бежит.