Чужая в чужом море - Александр Розов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— К прозе жизни, — задумчиво повторила Чубби, — Вы пессимист, Макс. Сразу видно, что. вы выросли в стране, где примерно 250 пасмурных дней в году. Назвать жизнь прозой…
— Проза тоже бывает разная, — перебил Микеле, — Например, Экзюпери…
— Экзюпери это не проза, — отрезала она, — это поэзия без рифм. Макс, вы согласны?
Британец сделал еще пару глотков и поставил стакан на столик.
— Знаете, Чубби, я бы с удовольствием поговорил о литературе, но ваша служба похитила меня не ради этого, а ради некой операции, связанной с триффидами. Я бы хотел знать, о чем именно идет речь.
— Ну, что ж, — сказала она, и внезапным гибким движением, вскочила из шезлонга, — Будь по–вашему. Речь идет об одной маленькой стране в Транс–Экваториальной Африке. Как вы думаете, Макс, это — бедная страна или богатая?
— Рискну предположить, что богатая, — ответил он, — Иначе вы бы не задали этот вопрос.
— И вы чертовски правы! – объявила она, закуривая сигарету, — Она побольше Кувейта, поменьше Объедненных Арабских Эмиратов, и богаче их обоих, вместе взятых. У нее такие запасы полезных ископаемых, по сравнению с которыми аравийская нефть это мелкая монета, которая не стоит даже того, чтобы за ней наклоняться. Люди ходят по этому богатству, нищие и голодные. Им редко перепадает больше пол–доллара в день.
— А кому достаются полезные ископаемые? – поинтересовался Макс.
— Никому. Они так и лежат в земле, потому что из–за идиотской политики предыдущих десятилетий в стране такая обстановка, при которой все это невозможно добывать. В Меганезии создан пул коммерческих партнерств, цель которого – получить доступ ко всем этим богатствам примерно за 10 процентов рыночной цены. Свинство, верно?
— Как и вообще колониальная коммерция, — согласился британец, — Негры так и будут нищими. Ничего другого я не ожидал.
— Бедными, — поправила Чубби, — Если все это сработает, то средний доход на семью из четырех человек уже в следующем году будет около 5000 долларов, что соответствует примерно уровню годового дохода в Болгарии, если сравнивать со странами Европы.
— А что помешает вашим коммерсантам ограбить этих негров более радикально?
— Жажда наживы, — сказала она, — Рациональные инвестиции в развитие дают больший доход, чем вульгарный грабеж. Концлагерь с рабами и надсмотрщиками гораздо менее рентабелен, чем территория с самоподдерживающейся инфраструктурой и умеренно — образованным населением, работающим по контракту. Система давно известна. Для ее реализации в этой стране не хватает только оружия и пищи. С оружием нет проблем. Скоро его там будет столько, что можно перестрелять пол–Африки. С пищей — сложнее. Это должна быть не какая–то гуманитарная помощь, которая сегодня есть, а завтра нет. Это должен быть собственный источник, не зависящий от внешних политических сил.
— Триффиды на африканских солончаках? – спросил он.
Чубби утвердительно кивула. Доктор Линкс снова взял стакан, покачал его в руке, сделал еще глоток и, со вздохом, сказал:
— Ничего у вас не выйдет.
— Если ваш сорт триффидов не подходит к африканским почвам… — начал Микеле.
— Нет, коллега, — перебил британец, — Вы же читали отчеты и знаете, что триффидам, в сущности, безразличен состав почв. В разумных пределах, разумеется. Но вам не дадут этого сделать. Вы здесь, на противоположной стороне планеты, даже вообразить себе не можете, какой колоссальный бизнес построен на том, что пищевая проблема в отсталых странах не решается. Иначе, все давно решилось бы с помощью трансгенных культур фасоли, кукурузы, сои и картофеля. Триффиды более элегантное решение, но это чисто теоретически. На практике, любого, кто тронет бизнес–потенциал голода — растопчут.
— Интересно, как? – спросила Чубби, и выпустила изо рта аккуратное колечка дыма.
— Посмотрите на меня, — предложил Макс, — Пять лет назад я был деятельным, здоровым человеком, у меня была известность, репутация и контракты с фирмами в США, Индии, Бразилии, Канаде, Франции и в Британии, разумеется. Но я ввязался в тему собственной агроиндустрии отсталых стран и теперь я нищий алкоголик. Я говорю с вами, с трудом удерживаясь от того, чтобы не попросить стаканчик виски. Меня удерживает только то, что я знаю: вы мне его не дадите, даже если я встану на колени.
— Хотите, я крикну Керка, и он вкатит вам что–нибудь, чтобы вас это не беспокоило?
Линкс медленно покачал головой.
— Нет, Чубби. Спасибо, но – нет. Иначе я буду зависеть от еще одного препарата.
— У меня есть на примете один препарат, который безотказно работает и не вызывает зависимости, — сказала она, — Надежная штука, я ее пару раз проверяла на себе.
— Хорошее начало, чтобы дать плацебо. Но оно работает, только если о нем не знаешь.
Капитан Чубби Хок покачала головой.
— Нет, Макс, это другое средство. Оно называется «вкус победы».
— Ах, вот вы о чем… — задумчиво произнес он, — Звучит красиво, но машина, ворочающая триллионами долларов, не по зубам вашей службе и даже всей вашей маленькой стране. Бедный и маленький не может победить большого и богатого, извините за банальность.
— Я тут вспомнил одну старую историю, – вмешался Микеле, — Примерно четыре тысячи лет назад было такое государство Древний Египет. Считалось, что он непобедим, потому что у него много золота и много жрецов, управляющих сверхъестественными силами. Но пришли простые парни, называвшиеся «гиксосы». Они не понимали ценности золота, не верили в могущество египетских жрецов и признавали только такие реальные вещи, как плодородие почвы и сила оружия. И Египет пал. Железо оказалось сильнее золота.
— Este fuerte ammonal real que oro nominal, — добавила Чубби, — Афоризм алюминиевой революции. Реальный аммонал сильнее номинального золота. Триллионы, о которых вы говорите, дорогой Макс, это даже не золото. Это всего лишь цифры на бумажках или в памяти банковского компьютера. Их нет в природе. Вы сами сказали слово «плацебо». Триллионы долларов или евро — такие же пустышки, только для целых народов.
— Неожиданный поворот, — заметил доктор Линкс, — Уж не хотите ли вы сказать, что в Меганезии отменены деньги?
Чубби уже собиралась что–то ответить, но Микеле остановил ее.
— Извини, любовь моя, но ты все запутаешь. Видите ли, Макс, моя жена, как офицер спецслужбы, говорит на жутком сленге, а я – faaapu, простой фермер, и объясняю вещи просто, — он запустил руку в ящичек тумбочки, вытащил оттуда десяток сине–зеленых бумажек, и протянул доктору Линксу, — Это 1000 меганезийских фунтов, коллега. Мой добровольный взнос в поддержку вашей публицистики. Знак читательской симпатии. Я имею в виду статью «О действительных причинах голода в Африке».
— Что–то вроде гонорара? – уточнил тот.
— Да. У нас принято, чтобы читатели платили любимым авторам такие частные премии.
— Хороший обычай, — с улыбкой, согласился британец, засовывая бумажки в нагрудный карман своего «koala» (он уже освоился с этой забавной одеждой), — значит, деньги, все–таки, не отменены… Не сочтите за нескромность, а чему это примерно эквивалентно?
— Не примерно, а совершенно точно, — поправил Микеле, — Это написано на купюре.
— Гм… — сказал Линкс, вынимая обратно одну из бумажек. — … Ах, вот как… Значит, эти бумажки представляют собой расписки на 100 весовых фунтов технического алюминия?
— Совершенно верно. Фунт на фунт. А если вас интересует обменный курс… — Микеле достал из кармана коммуникатор, — … Минутку… Сегодня на Лондонской бирже тонна алюминия стоит 2800 американских долларов. Значит, фунт идет за 1,26 доллара.
Британец задумчиво покрутил бумажку в пальцах.
— Остроумно… А почему именно алюминий? Почему, например, не медь или никель?
— Традиция, — ответил Микеле, — Кроме того, это удобно по цифрам. Курс оказывается обычно где–то между долларом США и британским фунтом.
— Но со значительными колебаниями, не так ли?
— Да, примерно в той же мере, как другие региональные валюты. Бразильский реал или мексиканский песо. При этом у нас не бывает финансовых кризисов, в виду отсутствия финансовых инструментов.
— Обменная экономика? – уточнил Макс, — Товар против товара? А как с кредитами?
— С кредитами – никак. Но вы можете взять «mutu».
— Извините, Микеле, но я не понимаю по–океанийски.
— Это не океанийский, а латынь. «Mutu» — это просто заем. Чубби, ваша контора может дать коллеге Максу заем на обустройство?
— Ты что, милый? INDEMI – это правительственное учреждение…
— Я имел в виду пул партнерств, ради которых заварена вся эта каша, — перебил он.
— Зачем заем? – спросила она, — Чтобы Макс платил проценты? Нет уж! Я позвоню и выбью из правления этого пула аванс за 3 месяца. Макс, если вы согласны на 96 тысяч фунтов в год, аванс будет у вас через четверть часа.
— И я его пропью, — спокойно сказал британец, — Вы не забыли, что я алкоголик?
— Я не забываю таких деталей, а то бы вылетела с работы, — …Уфти! Хватит жрать! ты лопнешь! Иди сюда, дело есть… O! Joder!