Оракулы перекрестков - Эдуард Шауров

– Только с рубашкой погоди, – сказал он, – пускай пластырь застынет.

Пока Бенджамиль под невозмутимо-бесстыдным взглядом Кассандры торопливо натягивал брюки, Шестерня отошел в глубь операционной, бросил свой инструмент в керамитовый утилизатор и нажал ногой педаль. В комнате слегка запахло горелой пластмассой. Девушка, потерявшая всякий интерес к пациенту, зевнула и, раскачивая полными бедрами, вышла из операционной.

– Одно б…во на уме, – задумчиво проговорил Шестерня, глядя ей вслед.

– Можно мне надеть рубашку? – робко спросил озябший Бен.

Джозеф тронул пальцем нашлепку пластыря и вытер руку о штаны.

– Можно. Одевайся, бери своего помоечного приятеля и вали отсюда! Будут проблемы – заходи. А теперь чтоб духу вашего здесь не было! Джиз за вами закроет.

Уже на лестничной площадке Бенджамиль спросил у Мучи:

– Видел девушку с оптическими протезами?

– А то! – ответил батон. – Вот она, говорят, точно Джосова дочка, а еще говорят, будто дивайсы он ей сам поставил. Может, врут, может, нет, но то, что имплантаты, установленные в гражданина, можно проверить только с санкции суда – это факт. – Он замолчал и, прислушиваясь, поднял кверху указательный палец.

Кто-то шел по лестнице им навстречу. Кто-то крупный и уверенный, шумно сопящий в такт тяжелым шагам.

– Может, вернуться наверх? – прошептал Бен.

Мучи покрутил головой.

– Не успеем, – сказал он тихо. – Это не стоп. Легавые по одному не ходят. Пошли тихонько, авось пронесет.

Они спустились на один марш и увидели рослого дородного мужчину. Тот остановился посреди площадки, переводя дух. Верхние пуговицы его полосатой рубахи были расстегнуты так, что в разрезе виднелась мощная волосатая грудь. Тщательно выбритая голова здоровяка поблескивала. Крупный нос в красных прожилках торчал вперед, будто ручка кофейной кружки, небольшие светлые глазки походили на пуговицы, а узкие бакенбарды разделяли гладкие щеки ровными плавными дугами. Человек приветливо улыбнулся.

– Что, старина Джозеф уже на ногах? – Голос у него был под стать фигуре, значимый и сильный.

– Угу, – сказал Мучи, – на ногах. – И, спохватившись, добавил: – Вы о чем, сударь?

Мужчина усмехнулся благодушно и понимающе и, ни слова не говоря, двинулся дальше. А наши герои поспешили вниз и перевели дух, только оказавшись на улице.

Бродяга остается бродягой до тех пор, пока ему все равно куда идти. Сообразуясь с вышеозначенным манифестом всех батонов, Мучи почти сразу согласился проводить Бенджамиля до станции тубвея. Он гордо заявил, что этот крюк до поры до времени не нарушает его планов.

Несмотря на дискомфорт, причиняемый порезом на спине, Бен исполнился бодростью и оптимизмом. Впервые за последние сутки он был на сто процентов уверен в благополучном исходе своего приключения. Полное отсутствие денег немного омрачало его боевое настроение, но Бен решил, что главное – это добраться до станции трубы, а там уж он что-нибудь придумает.

Хаджмувер Мучи говорил почти без умолку. Сначала он хвастался своими связями с полезными и нужными людьми, которые не чета даже Джозефу Шестерне, потом в очередной раз ударился в теософские рассуждения.

Бенджамиль внимал ему с большим интересом. Во-первых, потому что ему было все равно, чему внимать, во-вторых, потому что так было веселее, в-третьих, потому что время от времени Мучи говорил по-настоящему удивительные вещи, которым нельзя поверить, но и не поверить которым тоже нельзя. От него Бенджамиль узнал много нового об устройстве мира, а также о личности Всевышнего, о Его чаяньях и насущных нуждах.

По словам Мучи получалось так, что Господь уже больше ста тысяч лет занимался планетой по имени Земля, в поте лица курировал двуногих прямоходящих. Что земная цивилизация зародилась отнюдь не сама по себе, да и не зародилась вовсе. Просто по необозримым просторам космоса рассеянны миллиарды миров, населенных различными multimodus sapiens (простите за тавтологию, сударь). И миллиарды Богов на протяжении вечности следят каждый за своим уголком вселенной, пекутся о том, чтобы всякое сотрудничество было продуктивным, а всякая деятельность – благотворной, чтобы правители любили вверенные им народы, мужья – своих жен, жены чтоб не чаяли души в детях, а дети не дрались в песочнице.

На планетах, вверенных заботам многочисленных Всевышних, не случается войн или техногенных катастроф, не бывает болезней и старости, там не найдешь маньяков, насильников или просто обманщиков, даже лень там считается серьезным отклонением от нормы.

– Какие-то идеальные получаются у вас миры, невероятно счастливые!

– Конечно, сударь! Чертовски счастливые миры! Но до идеальных чуточку недотягивают, как говорится: семья не без урода.

Вся беда не совсем идеальных миров в аномалах. Время от времени то там, то здесь рождаются на свет люди с пресловутыми отклонениями от нормы. Как выразился Мучи, нечто среднее между генетическим дефектом и заразным заболеванием. Такие аномальные субъекты нарушают гармонию мира, сеют пороки, причиняют массу неприятностей себе и окружающим. Тогда-то и возникает нужда в планетах вроде Земли. Именно там воплощаются во временные тела все опасные ублюдки. На родных планетах этих существ держать нельзя просто категорически, поскольку они заразны в самом прямом смысле этого слова. Вот и приходится собирать их в одном определенном месте.

– Выходит, Земля – это что-то вроде тюряги? – удивился и огорчился Бенджамиль.

Мучи был не согласен с подобным определением.

– При чем здесь тюрьма? – воскликнул он, горестно поднимая домиком светлые брови. – Скорее уж изолятор в лечебнице!

И одетый в лохмотья бродяга принялся рассказывать Бенджамилю Мэю про то, что каждому ущербному индивиду отпущена тысяча жизней, прожив которые он либо избавится от своей болезни и вернется в лоно родной цивилизации, либо канет в небытие. Это может показаться жестоким решением, но это крайняя необходимость, вроде лепрозория. Главный врач лечебницы под названием Земля проявляет массу изобретательности для того, чтобы направить своих пациентов на путь истинный, чтобы вытравить из них вирус жестокости, лени и эгоизма, спровоцировать лейкоциты души на борьбу с заразой. Способы лечения разнообразны, но случается, что и Создатель заходит в тупик. Тогда-то и происходит то, что невежды почитают концом света, – кардинальное изменение мира, то самое, чему соответствует число шестьсот шестьдесят шесть. Мир становится с ног на голову, революции сметают целые государства, меняются технологии, катастрофы гонят людей с места на место. Неудачный эксперимент стирается из емкостей с памятью, и все начинается сызнова.