Миры Филипа Фармера. Том 05. Мир одного дня: Бунтарь, Распад - Филип Фармер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Желаете что-нибудь еще, граждане?
— Нет, спасибо, — сказал Дункан.
Когда официант наконец ушел, он наклонился к Кабтабу и тихо заговорил. Конечно, в стоящем в зале шуме их не могли подслушать, но ведь, например, те двое, за соседним столиком, могли использовать направленные микрофоны. Хотя они и выглядели вполне невинно, но Дункан чувствовал органиков нюхом и мгновенно отличал их по властному выражению, которым их лица буквально светились. Он, конечно, мог и ошибиться, но зачем искушать судьбу?
— Я и не знал, что у тебя есть любовница.
— Я бы не хотел называть ее так, — ответил Кабтаб. — Она привлекательна и к тому же интересуется моей теорией и практикой теологического объединения всего спорного и затрагивающего все основы. Но иногда мне кажется, что ее больше привлекает моя просторная квартира и допкредиты, не говоря уже о том, что в сексуальном плане я почти Самсон.
— Да что с тобой случилось? Не прими за оскорбление, но я считал, что твое огромное эго избегает столь унизительных самоупреков и сомнений в себе.
— Да не огромное у меня эго! — запротестовал Кабтаб. — Я всего лишь реалист и вижу все таким, как оно есть. Но аз есмь человек и слишком завишу от окружающей среды, чтобы чувствовать себя физически здоровым. Физически здоровый — духовно здоровый, как говорится в лозунгах. И пока я ем столько, сколько мне нужно, моя душа цветет и пахнет. Но когда это общество пигмеев вынуждает меня сесть на диету, я теряю свою внутреннюю защиту — доспехи, необходимые мне, как раковина для краба. И тогда я страдаю, томлюсь, сокращаюсь, ужимаюсь. Когда мое тело теряет часть субстанции, то же происходит и с моей душой. Пища — живительное солнце для меня. А без солнца разве я могу иметь тень? А если тень — это моя душа, то…
Кабтаб говорил уже во весь голос, не обращая внимания на предостерегающие жесты Дункана — парочка за соседним столом, без всякого сомнения, их внимательно слушала. И хотя Кабтаб еще не сказал ничего подозрительного, он вполне мог развить свои эксцентрические идеи выше дозволенного уровня и договориться до недовольства правительством, что само по себе уже было противозаконным — органики-то фиксировали все, что хотя бы отдаленно напоминало свободомыслие. Но Кабтаб был не в том положении, чтобы позволить себе стать объектом расследования. И, конечно же, этого не мог себе позволить Дункан.
Он схватил гиганта за запястья и прошипел:
— Ешь! У нас не так уж много времени.
Кабтаб заморгал, помотал головой и сказал:
— Мне нужно учиться быть поскромнее. Может, тогда боги будут ко мне более благосклонны.
«Иисусе! — подумал Дункан. — В таком-то возрасте быть примитивным политеистом!»
Набив рот творогом, Кабтаб продолжил:
— Если надо, я извинюсь. Если только действительно пойму, что это надо. Но прежде всего я проповедник. Ты даже не можешь себе представить, как тяжело воздерживаться от моей богоданной страсти нести людям Истину и склонять их ей следовать.
— Пора. — Дункан с сожалением оторвал взгляд от прелестей Пантеи Сник. Когда он смотрел на нее, в груди у него сладко ныло. Он взглянул на Болеброк. А потом снова на Сник.
— Она собирается в сортир.
Сник, оживленно болтавшая с соседями, тоже не выпускала Болеброк из поля зрения. Надсмотрщица встала из-за стола. Следом за ней поднялись со своих мест Дункан и Сник и неторопливо двинулись в сторону комнаты отдыха. Прежде чем они достигли выхода, приметная вавилонская башня из затейливо уложенных медно-рыжих волос уже исчезла из поля зрения. Дункан прошел по извилистому коридору в большую комнату. У писсуаров стояли двое мужчин. Створки дверей, в которые вошла Болеброк, еще подрагивали. Дункан бросил взгляд в ту сторону и убедился, что под дверьми виднеется только пара женских ног. Чтобы отвлечь внимание мужчин, он пристроился к писсуару и сделал пару замечаний по поводу предстоящего голосования. Вошедшая за ним Сник достала из сумочки аэрозоль и уверенно шагнула в кабинку Марии. Если Болеброк и возражала, то Дункан этого не слышал. Мужчины вышли, но тут же явился еще один. Дункан упорно стоял у писсуара, громогласно рассуждая о проблемах с простатой у мужчин — надо же было как-то оправдать свое промедление.
Но Сник не понадобилось много времени. Уже через минуту она вышла из кабинки. Согласно плану Дункан последовал за ней.
— Как прошло? — спросил он.
— Я брызнула ей в лицо, прежде чем она успела открыть рот. Вырубилась мгновенно. Я спросила у нее коды, и она ответила четко и ясно, как на экзамене.
— Ты не забыла дать ей постгипнотический приказ забыть обо всем?
— Конечно! Она ничего не вспомнит. Если даже заметит, сколько времени прошло, то решит, что внезапно задремала. Но я приказала ей не обращать внимания на время!
— Я задал чисто риторический вопрос. Не будь такой раздражительной.
— Я нервничаю. Нет, со мной все в порядке. Я просто немножко возбуждена.
— Я тоже.
Оба замолчали. Сник присоединилась к компаньонам, а Дункан вернулся за свой столик.
— Все прошло нормально? — спросил Кабтаб.
— Как по маслу.
Приятели закончили обед и, опустив свои карточки в щель регистратора, вышли.
Вечером Дункан забежал в «Сногсшибаловку», где уже ждала его Сник. Он подсел к ней, получил добытые у Болеброк коды и, в конспиративных целях изображая отвергнутого ухажера, удалился, хотя предпочел бы, конечно, провести весь вечер вместе и еще успеть перед окаменением немного полежать с ней в постели. Но даже если отбросить все другие причины, последнее ему не светило, потому что он все еще не сумел показать ей, что испытывает к ней нечто большее, нежели простое чувство товарищества.
Около десяти, незадолго до закрытия, он зашел к магазин Изимова. Последний посетитель уже уходил. Дункан подошел к прилавку и попросил наркотик «Вольные сны», продававшийся без рецепта. В обмен на бутылку, которую, потея больше обычного, протянул ему Изимов, он сообщил ему коды.
Они, как решил Дункан, будут записаны специальным устройством, которое замаскировано под одно из украшений. Скорее всего это был медальон в виде улыбающегося Будды, который висел на цепочке на груди Изимова.
— Мне говорили, что эти данные вы вряд ли сможете достать раньше чем через месяц, — удивился Изимов.
— Я быстро работаю, — ответил Дункан.
— Надеюсь, что так. Вы можете встретиться со своим руководителем завтра в семь в Верморском гимнастическом зале восточного блока. Он велел передать вам это, как только я получу от вас информацию. Но думаю, что даже он будет удивлен.
— Передайте ему, что все прошло гладко. Можно не беспокоиться. Она (он знает, кого я имею в виду) даже и не обнаружит, что передала нам коды.
— Похоже, я знаю, что за этим последует, — сказал Изимов.
— И я тоже, — ответил ему в тон Дункан и взял бутылку. — Еще увидимся.
— Минуточку. Вы когда-нибудь уже принимали это? — Изимов указал на бутылку.
— Нет.
— Тогда советую предварительно ознакомиться с инструкцией на ярлычке. Иногда — хоть и очень редко, но такое случается, — вместо прекрасных сновидений вас могут посетить кошмары. Если это произойдет, прекратите прием наркотика и непременно известите меня. Я обязан сообщать о всех подобных случаях в Бюро Наркотиков: им нужны данные для статотчетов.
— Да ради Бога! — заверил его Дункан. — Но ничего себе — я только купил ее и уже обязан представить какие-то данные! Но я, кстати, не принимаю наркотиков без особых причин — и только в лечебных целях.
Изимов вытер рукой испарину.
— Да, конечно, я слишком нервничаю.
— Опасно быть таким нервным, — сказал Дункан. — Все остальные опасности — от органиков.
Он вышел, а Изимов еще долго таращился ему вслед. И хотя Дункан вовсе не хотел подкосить его окончательно, а только предупреждал, его слова разволновали Изимова еще больше. Дункану было даже как-то жалко Изимова, но он чувствовал, что этот человек не приспособлен к тому, чем занимается.
Дункан спокойно шел домой. Кто-то обгонял его, кого-то обгонял он. Последние автобусы спешили развезти всех по домам, чтобы люди успели приготовиться к каменению. Внезапно Дункан заметил стоящий на обочине небольшой зеленый электромобиль органиков с открытыми окнами. Сидевшие в ней мужчина и женщина пристально смотрели на него. Но в этом не было ничего особенного — органики следили за всеми.
Миновав ярко освещенную витрину, Дункан почти подошел к дверям своей квартиры и вдруг услышал женский голос с другой стороны улицы:
— Кэрд! Джефф Кэрд!
Несколько секунд он пытался припомнить, где он слышал это имя. И вдруг оно прорвалось в его мозг, как машина сквозь баррикаду. Ведь это же имя одной из его прежних личностей, точнее — основной прежней личности!