Испанский гамбит - Стивен Хантер

– Фашистская свинья!

– Ах ты грязный ублюдок!

– Вышибить из него мозги – и дело с концом!

Крики становились все слышнее.

– Интересно, кто окажется тем счастливчиком, кому выпало спустить курок? – спросил Джулиан.

– Нет, это в самом деле…

В эту минуту какой-то человек вспрыгнул на платформу, и Флорри увидел, что это тот толстый одноглазый Стейнбах, который только что рисовал в саду мосты.

– Смерть фашистам! – заревел он.

– ¡Viva Cristo Rey![48] – успел прокричать связанный и упал на колени от толчка Стейнбаха.

В следующую минуту палач вынул револьвер и кинематографическим жестом показал его толпе, вызвав шквал приветственных криков. Стейнбах взвел курок. Сознание Флорри, оглушенного и загипнотизированного зрелищем, отчетливо отмечало каждую деталь: едва слышный стук заостренного цилиндрика, втягивание ударника затвора, перемещение патрона под удар спускового крючка.

В следующую минуту Стейнбах приставил револьвер к вздрагивающей спине приговоренного и выстрелил. Звук оказался приглушенным. Несчастного швырнуло вперед на платформу, от лица его мгновенно отхлынула кровь. Стейнбах, стоя прямо над жертвой, выстрелил еще три раза. Флорри увидел, как на сером полотне мундира от порохового ожога появилось несколько черных пятен. Толпа оглушительно ревела.

С неожиданным проворством Стейнбах спрыгнул с грузовика.

– Унесите прочь этого мерзавца! – крикнул он.

Тело, плоское и неподвижное, лежало ничком на полу, и его такая очевидная смерть, будто страшное заклинание, отогнала людей в стороны. Флорри проводил взглядом Стейнбаха, прошагавшего сквозь толпу к своему шезлонгу. Там он снова уселся и принялся что-то вычерчивать.

– Ну и молодчага этот Стейнбах, – задумчиво проговорил Джулиан.

Гул летящего артиллерийского снаряда разбудил Флорри. Он резко открыл глаза и увидел над собой облачко пыли. Чуточку помигав на колеблющееся пламя свечи в бункере и окончательно проснувшись, он с большим трудом вспомнил, как накануне свалился в безбрежное темное море сна без сновидений.

– Покладистый парнишка, однако, – проворчал Джулиан где-то поблизости.

– Который час?

– Скоро рассвет.

– Ух ты, я же проспал свое дежурство.

– Не переживай. Весь график пошел к черту.

Только теперь, приглядевшись к Джулиану, Флорри заметил, как необычно тот взволнован.

Он выбрался из тепла одеяла и уселся, прислонившись к земляной стене, под неразберихой развешанных на ней фляг, штыков, связок бомб и кинжалов. Попросил сигарету.

Джулиан протянул ему пачку и дал прикурить. Флорри увидел, как дрожат его руки, и почувствовал на себе странный – блестящий и жгучий, – почти печальный взгляд.

Флорри затянулся, узкое пространство на мгновение осветилось призрачным, зловещим светом. Ужасно болела голова, и он был до смерти голоден.

– Вонючка, – послышался голос Джулиана, – сегодня ночью мы идем в атаку. После пяти месяцев дерьмового ожидания – это первая серьезная вылазка. С другой стороны Уэску будут атаковать анархисты. Им выступать в девять. В десять пойдет в наступление немецкий батальон, а нас запустят в десять тридцать. План совершенно идиотский, одна из тех затей, которые даже морская пехота после месяца репетиций не выполнит. Что трехрогая вилка не сработает, было ясно с самого начала. Завтра в это время мы будем уже мертвы. Но хочу сказать, что я даже рад этому. По крайней мере, закончится это житье в грязевой ванне. С нас хватит, Вонючка.

Странное чувство облегчения испытал Флорри. Да, он тоже рад этому, рад покончить с окопной жизнью и с другими трудностями, смущавшими душу.

«Все в порядке, – подумал Флорри. – В конце концов, если ты и в самом деле шпион, не станешь же ты рисковать своей шеей в битве за никому не известный, глупый испанский городишко».

– Отлично, – сказал он, – если кого-то интересует мое мнение, то скажу, что рад возможности схватиться с этой сворой негодяев в открытой схватке.

Джулиан рассмеялся.

– Черт тебя побери, Вонючка, твое итонское прекраснодушие подведет нас обоих. Ты лучше пали сразу в брюхо или старайся перерезать горло, тогда, может, от тебя завтра что-нибудь да останется.

– Я только не понимаю почему. Можно подумать, что они гадали на картах с тех самых пор, как мы здесь оказались. Почему именно завтра, так внезапно?

– Кто знает, как у них работают мозги? – отозвался Джулиан. – Генералы везде одинаковы, сам понимаешь. Что их, что наши, разницы никакой. Но, послушай, я не из-за этого пришел. Я тут договорился с одним парнишкой, он сейчас как раз отправляется в тыл. У меня есть несколько писем, которые я с ним отправляю. Так может, пока тебе голову не оторвали, ты захочешь передать что-нибудь нашей ненаглядной Сильвии? Тогда шевелись. Он уходит с минуты на минуту.

С этими словами Джулиан выскользнул из окопа, оставив Флорри в одиночестве. Юноша порылся в своем вещевом мешке, выудил оттуда блокнот и ручку и, скрючившись, пригнувшись к пламени свечи, принялся быстро писать. 

Апрель 26,1937

Сильвия!

Я знаю, что не имею права испытывать к тебе какие-либо чувства, но я все равно их испытываю. Нам завтра идти в бой, и я решил, что расскажу тебе об этом. Возможно, в другой жизни.

Роберт Флорри. 

«Какая околесица!» – подумал он и чуть было не скомкал письмо, чтобы выбросить, но решил, что без сожалений умирать гораздо легче, и оставил все как есть.

Потом стал писать еще одну записку, чтобы разобраться с одним незавершенным делом. 

Апрель 26,1937

Сэмпсон!

Шанс продвинуть наше расследование появится в ночь на завтра. Готовится вечеринка, и наш друг-поэт тоже приглашен. По его поведению мы поймем, какие напитки он предпочитает. Удачной охоты.

Флорри. 

Он сложил листочек и нацарапал адрес Сэмпсона.

Затем выбрался из окопа и отправился разыскивать Джулиана. Тот болтал с каким-то мальчиком у заграждения траншеи.

– Еще одну записку он не возьмет? – прошептал Флорри. – Заметка в «Таймс», которую я обещал.

– Почему нет?

И Джулиан бегло обратился к мальчику на испанском, чему Флорри немало подивился.

Парнишка сложил все послания в холщовую сумку, висевшую на поясе, и скользнул в темноту.

– Где ты отыскал такое сокровище? – поинтересовался Флорри.

– О, я умею устраиваться в жизни, Вонючка, дружище.

– А как он проберется через линию фронта?

– Карлос где угодно проберется. Он в этом деле мастак. Я уже пользовался его услугами, и он всегда отлично справлялся. Ну что, Вонючка, готов к большому параду?

– А то. Готов даже шагать впереди.

Флорри наконец почувствовал себя счастливым.

15

«Гранд-Ориенте»

Модное кафе «Гранд-Ориенте» в тот вечер было переполнено. Пространство казалось тесным то ли от множества молодых людей, то ли от революционных идей, носившихся в воздухе. Но еще более несомненно здесь витал зловещий призрак убийства.

«Кто-то непременно погибнет сегодня вечером», – думал Левицкий, явственно ощущая густую и мощную атмосферу злодеяния.

Будут кровь на тротуаре, визжащие женщины, разъяренные мужчины с пистолетами. Но для него наконец окончилось долгое терпеливое выжидание. После тяжелых месяцев скуки пришло время действий.

Он сделал глоток зеленоватого шнапса. Замечательно. Девушка сидела в группе поумовцев за столиком у барной стойки. Все они были молоды, веселы, переполнены ощущением собственной значимости, надеждами на светлое будущее и взбудоражены переменчивой политикой. Хотя весьма возможно, что для них это лишь вопрос моды, «жизнь – лишь игра». Ребята носили синие комбинезоны, береты были лихо заткнуты под погоны. Девушки все как одна тоненькие и довольно хорошенькие, хоть эта Лиллифорд явно красивее всех. И именно она держит в руках ключ к розыскам Джулиана Рейнса.

Левицкий сидел далеко от них, прислонясь спиной к стене. Добраться до «Гранд-Ориенте» оказалось совсем не сложно, стоило только покинуть убежище в угодьях анархистов. СВР со своими агентами из НКВД шнырял повсюду. Левицкого дважды останавливали патрули штурмовиков, довольно многочисленные, так как на днях их части были переброшены в Барселону из Валенсии. Но добытые им бумаги выручали, хоть положение было довольно опасным. Насколько густа сеть, сплетенная Глазановым? То, что эта сеть имеется, было совершенно ясно, вопрос лишь в том, когда наш комрад собирается вытягивать улов. Возможно, сразу. Левицкий точно знал, что чем дольше он будет выжидать, тем больше у него шансов.

Конечно, умный человек, с такими, например, мозгами, как у него, с известным присутствием духа, ну и с неплохим набором документов, сможет уйти от любой сети. Должно быть, бедняга Глазанов просто бесится от злости. Будь у него батальон энкавэдэшников, он бы накрыл весь город и прочесал его насквозь, до последнего переулка и последней привратницкой. И со временем обязательно отловил бы Левицкого. Но сейчас, лишь с немногими стоящими сотрудниками и балластом неопытных испанцев, Глазанову не добиться успеха.