Жена Цезаря вне подозрений - Евгения Горская

Летом, когда подруги приехали на дачу, Света все ждала, что те спросят про бабушку Клаву или скажут что-нибудь обидное, но девочки ничего не спрашивали. Она долго терялась в догадках, почему, и даже хотела поинтересоваться сама, знают ли подруги, что ее бабка сумасшедшая. Но промолчала. Хотя отчего-то понимала, что подружки все знают. В конце концов сообразила, что те жалеют ее, и от этого стало особенно обидно и больно. Тогда впервые Света почувствовала себя с ними чужой.

Если бы Лера с Милой чем-то ее обидели, с ними можно было бы поссориться, а потом помириться, и отчуждение бы исчезло. Но девочки молчали о бабушке Клаве и ничем Свету не обижали. И она сама при каждом удобном случае старалась обидеть подруг, почему-то главным образом Леру, с которой была дружна больше, чем с Милой.

Повзрослев, Светлана поняла, что тогда ей необходимо было выговорить свое детское горе, выплеснуть со словами таившуюся внутри боль. Да только в этом подруги не могли ей помочь, потому что сами были детьми. Да, она давно все поняла, но обида на Леру осталась. Даже не обида – злость. Поэтому Света, не осознавая, зачем ей это, собственно, нужно, часто цеплялась к Лере. Даже хотела рассорить ее с Милой.

Проворочавшись в постели до половины шестого, Светлана наконец не выдержала и поднялась, сварила себе кофе. Потом выпила чаю, затем опять кофе и все сидела просто так, тупо глядя в кухонное окно.

В десять часов приехал вызванный ею Николай Сергеевич, бывший инженер, который занимался в фирме Кузьменко всем, от ремонта мебели до ремонта электропроводки. Света боялась, что степенный, обстоятельный мужчина обязательно полюбопытствует, с какой стати ей пришло в голову заменить вполне исправные итальянские замки на новые, но инженер ни одного ненужного вопроса не задал. Осмотрел внимательно дверь, что-то записал в крошечную записную книжку, куда-то съездил, привез точно такие же замки, недолго повозился, выпил чаю, похвалил уютную обстановку квартиры замдиректора фирмы, вручил ей три комплекта ключей и уехал, предварительно предложив подвезти на работу.

Однако Светлана отказалась. Ей совсем не хотелось вызывать ненужное любопытство сослуживцев и ненужные разговоры. И любопытства, и разговоров в ее адрес и без того хватало. Бросила в сумку новенькие ключики, повесив их на старый брелок с подвеской из потертого аметиста и мельком подумав, что подвеску давно пора сменить, два других комплекта сунула в тумбочку в прихожей, затем внимательно вгляделась в себя в большое зеркало и осталась довольна: безумно вытаращенных глаз, как вчера вечером, больше не было. Выглядела она после бессонной ночи, конечно, не очень, но это ерунда – ей же не на съемочную площадку идти, а для фирмы сойдет.

Весенний полдень оказался таким чарующим, что казалось нелепым не только думать о чем-то пугающем, но и просто сидеть в офисе.

– Кать, кто у нас сейчас из компьютерщиков есть? – едва войдя в приемную, спросила Света.

– Не знаю, – задумалась девушка. – Могу выяснить?

– Да, пожалуйста. И пусть ко мне один зайдет. Все равно кто.

Неожиданно ей опять стало страшно. Так же страшно, как вчера вечером. Мучительно захотелось курить. Светлана, поколебавшись, приоткрыла окно кабинета, села на широкий подоконник и закурила, используя вместо пепельницы пустую кофейную банку. Виктор Федорович курение на рабочем месте считал недопустимым, и ей вдруг очень захотелось, чтобы Кузьменко прямо вот сейчас неожиданно вошел и отчитал ее за нарушение правил внутреннего распорядка. Пробурчал бы что-нибудь недовольное, и она выбросила бы из головы мысли о бабушке Клаве. О том, что у нее в роду были сумасшедшие, а значит, и она… не застрахована…

– Здрассьте, Светлана Леонидовна.

В кабинете без стука появился высокий, крепкий, хотя и чуть излишне полноватый, но все равно похожий на былинного русского богатыря компьютерщик Никита, фамилию которого Света все время забывала.

– Здравствуй, Никита. – Света потушила сигарету и слезла с подоконника. – Скажи, пожалуйста, если отправить кому-то письмо, а потом его удалить, можно это письмо восстановить?

– Нет, – слегка удивившись, сразу ответил парень и глянул на начальницу с жалостью.

– А… хоть какие-то следы найти?

– Адресата? – сам у себя спросил компьютерщик и пожал могучими плечами. – Можно попробовать.

– Попробуй, пожалуйста. Письмо было отправлено в пятницу вечером. Часов в шесть.

Никита с любопытством посмотрел на замдиректора, кивнул, бесцеремонно и задумчиво уселся в кресло перед компьютером. А минут через пять позвал:

– Вот, готово.

– Спасибо, – кивнула Света, бросив взгляд на компьютерщика.

Никита исчез мгновенно и совершенно бесшумно, как привидение.

Светлана с интересом разглядывала незнакомый адрес, чувствуя, как страх сменяется веселой злостью.

Она оказалась права: Лиза действительно воспользовалась ее электронной почтой. А адрес наверняка принадлежит Шпику.

«Я тебя найду», – весело написала Света и нажала «отправить».

– Я тебя найду, мерзавец, – так же весело, но с угрозой произнесла она вслух.

– Костя, скажи, отчего умерла Тамара?

Мила варила кофе, и Тишинскому нравилось за ней наблюдать. Он даже не сразу понял, о чем жена спрашивает. А сообразив, сказал первое, что пришло в голову:

– Тамара была тяжело больна.

Константину Олеговичу не хотелось говорить о смерти своей давней подруги. А говорить о Тамаре с Милой было просто неприятно. Он поднялся из-за стола, подошел и обнял жену.

Какое счастье, что у него есть Мила. Жаль, что ему стало это понятно только сейчас. А ведь еще неделю назад не понимал и не наслаждался своим счастьем.

– И умерла от болезни? – Мила сняла турку с плиты, аккуратно разлила кофе по чашкам.

– Я не знаю толком, отчего она умерла. Бог с ней, Милочка. Как здорово, что скоро праздники. На дачу поедем?

– Мне все равно. Как ты захочешь.

Мила села за стол, обняла пальцами чашку, посмотрела куда-то мимо мужа и – опять стала похожа на Инну. Отчего-то у него сразу испортилось настроение. Константин уже не считал себя счастливым, наоборот, ему показалось, что накатила смертельная усталость. Да, он устал. От Тамары, от Инны, которую так и не смог забыть, от работы. От всего.

– Дорогая, я не хочу больше думать о Тамаре.

Тишинский протянул руку и накрыл тонкие пальцы своими.

– Костя, а что тебя с ней связывало?

Мила высвободила руки и отпила кофе.

Константин Олегович резко поднялся, прошелся по кухне и отвернулся к окну.

– Я тебе потом расскажу. Когда-нибудь потом. Не сейчас.

Он и сам не понял, почему не стал врать и утверждать, мол, с Тамарой его не связывало ничего, кроме юношеской привязанности. Наверное, потому, что Мила все равно не поверила бы, а ему хотелось, чтобы жена верила ему всегда и во всем. В конце концов он расскажет ей правду. Не целиком, конечно, а то, что можно рассказать. Потому что рассказать все он не мог никому.

Константин Олегович отвернулся от окна и посмотрел на жену. Слава богу, та больше не напоминала Инну. И почему раньше ему так хотелось, чтобы Мила была похожей на его мучительную любовь? Так хотелось, что саму Милу он словно и не замечал, все искал это сходство. А теперь вот не знает, чем интересуется его жена, чем занимается, когда его нет, о чем думает.

Инна производила впечатление интеллектуалки – была в курсе литературных и театральных новостей, сыпала фамилиями представителей богемы. Но Костя отлично знал, что собственно интеллекта у Инны кот наплакал. Впрочем, его это не смущало, ему это даже нравилось. Может быть, потому он и от Милы ждал такого же шаловливого лепета на модные темы. Только Мила не лепетала. Она была умна и прекрасно образована, а Константин этого как бы не видел. Хотел видеть в ней Инну, и видел только ее. Ему, в общем-то, не о чем было разговаривать с Инной, и он по инерции почти не разговаривал с Милой. То есть серьезно не разговаривал, не о повседневных мелочах. И сейчас испытывал перед женой настоящий стыд.

– Чем заниматься будешь?

– Не знаю, – пожала та плечами и улыбнулась. – Тебя ждать.

– Жди. – Тишинский наклонился и обнял изумительные плечи, чувствуя, как снова возвращается чувство радостной легкости. – Ты меня всегда жди. Пожалуйста.

В следующий момент ему опять стало стыдно, потому что он понял, что рад смерти Тамары. Это было отвратительно, и Константин Олегович попытался вызвать в себе сейчас жалость к женщине, которую сделал несчастной. Но не смог. Он слишком долго ее жалел и устал от жалости.

Только подъезжая к институту, Тишинский вспомнил один неприятный момент. Тогда, в прошлую среду, когда они с Тамарой подходили к ее дому, на пути им попался дружок Леры. Ее гражданский муж, это теперь так называется. Правда, Константин Олегович не был уверен, что тот их видел, а тем более узнал. Парня этого он встречал всего несколько раз и даже не помнил, как его зовут, только все равно факт был неприятный. То есть ничего опасного в той встрече не было. В смерти Тамары вообще нет ничего для него опасного, но… Это может дойти до Милы и вызвать ненужные подозрения. Или уже вызвало, и ее вопросы с тем и связаны?