Большой горизонт - Лев Линьков

Шары предназначались для запуска в наше, советское воздушное пространство — тут нечего и гадать!. Вопрос в другом — не успела ли «Хризантема» уже запустить несколько таких шаров-шпионов? И кто из команды руководил их запуском? Конечно же, не этот юркий шкипер?.. Однако все это будет выяснять уже не Баулин. Задача «Вихря» — задержав нарушителя границы с поличным, доставить его в пограничный отряд. И доставить как можно скорее, пока не испортилась вконец погода.

Баулин невольно прислушивался к шороху и скрежету за бортом: льды все напирают и напирают. Должно быть, где-то к северу тайфун разломал огромное ледяное поле. Вот о борт ударилась крупная льдина, еще одна. Шхуна задрожала от киля до клотика. А «Вихрь» ведь почти не приспособлен к плаванию в ледовых условиях, металлическая обшивка его корпуса не так мягко пружинит, как деревянная, усиленная дубовыми обводами обшивка «Хризантемы».

Поднявшись из трюма шхуны на палубу, Баулин понял, что заниматься «Симомото» уже нет времени: льды окружили суда со всех сторон.

— Останетесь со старшиной первой статьи Кирьяновым на шхуне, — приказал Баулин боцману.

Трюм с отсеком-тайником был задраен и опечатан, команду шхуны заперли в носовом кубрике, переброшенный с «Вихря» буксирный трос закрепили за кнехты на носу шхуны.

Разумеется, Баулин строго-настрого наказал боцману, чтобы ни одна душа из экипажа «Хризантемы» не пробралась в трюм: там вещественные доказательства того, что шхуна заслана в советские воды с преступными целями. На сей раз юркому шкиперу не увильнуть от суда!

С трудом развернувшись в битых льдах,

«Вихрь» лег курсом к острову Н.

Похолодало. Туман отступил перед крепчающим морозом, волнение было не больше трех баллов, и Баулин прикинул, что часа через три сторожевик ошвартуется на базе.

Время от времени поглядывая за корму, Баулин видел там кланяющуюся волнам «Хризантему», фигуру Алексея Кирьянова на баке и радовался, что на этот раз все обошлось как нелья более удачно.

Он вспомнил последнюю встречу с «Хризантемой», когда она пыталась отвлечь сторожевик от кавасаки, груженных креозотом, тайфун «Надежду» и то, как он волновался тогда за судьбу унесенных в ночь пограничников…

Теперь песенка разбойничьей шхуны спета!

Можно бы наконец-то спуститься в каюту, ну да успеем отдохнуть и дома. Он только попросил вестового принести в рубку термос чаю «погорячее и покрепче».

За годы службы на границе частенько приходилось сталкиваться с врагом, вступать с ним в схватку, но почему-то именно сегодняшняя победа казалась Баулину наиболее значимой.

И он вспомнил, как безошибочно угадывала всегда Ольга его тревоги и, ничего не выспрашивая, умела успокоить его. Как бы сейчас рада была она за него…

Всматриваясь в очертания скалистых островов, возникающих один на смену другому, он вновь переживал свою жизнь с Ольгой…

«Ты поедешь со мной на Дальний Восток?» — спрашивает он. «А ты возьмешь меня с собой?»

Они идут, взявшись за руки, по Ленинграду, аллеями Летнего сада, мимо мраморных статуй. Бог Сатурн, богиня Флора, Антиной и Весна понимающе смотрят на них с пьедесталов. Дедушка Крылов склонил голову, будто подслушивает.

«Там трудно будет, ты не боишься?» — говорит он. «С тобой мне нигде не будет трудно…»

И вот они на Чукотке, на Командорах, на Черном море. Опять на Дальнем Востоке, на Курилах. Все их имущество — в чемоданах, единственное их богатство — книги, но они счастливее и богаче всех людей на земле.

«Ты не соскучилась? — спрашивает он после первой злой зимы на острове Н. — Может быть, ты съездишь с Маришей на лето в Ленинград?»— «Разве я тебе надоела? — говорит она. — Разве у меня есть время, чтобы скучать?»

Она и в самом деле ни разу не посетовала на то, что здесь скучно, ни разу не запросилась на материк, в Ленинград, в привычную кипучую городскую жизнь. Ей нравилось здесь. С утра до ночи она была занята: хлопотала дома, занималась математикой с матросами, которые готовились поступать в училище, помогала соседкам по поселку…

Как они были счастливы друг другом, их солнышком Маринкой, счастливы всей жизнью, которая выпала на их долю…

От резкого ветра на глаза навернулись слезы. Сморгнув их, Баулин схватился за бинокль. «Этого еще не хватало!»

С юго-запада неслось сизо-свинцовое, растрепанное облако. Шквал! Минут через пятнадцать — двадцать он пригонит вздыбленные океанские волны.

Не будь за кормой «Вихря» шхуны, Баулин поставил бы его встречь шквалу. Но «Хризантема» беспомощна: машина не работает, у штурвала один боцман Доронин. Кругом битые льды. Шквал, без сомнения, оборвет буксирный трос. Слишком памятен был капитану 3 ранга тайфун «Надежда», чтобы он отважился рисковать и людьми, и шхуной… «Вихрь» находится неподалеку от необитаемого скалистого островка. Там есть бухточка. Нужно завести туда шхуну и поставить на якорь. Баулин отдал необходимые команды.

За несколько минут до того, как налетел шквал, Доронин и Кирьянов успели отдать якорь за скалистым мыском. Для второго судна места в бухточке не было, и «Вихрю» пришлось выйти в открытый океан.

Баулин рассчитывал, что, как только пройдет шквал — ну, через полчаса, через час, — «Вихрь» вернется к острову и снова забуксирует шхуну. Однако на деле все обернулось иначе: шквал принес с юго-запада потоки теплого воздуха, с севера вместе с битыми льдами шли массы холодного. Они столкнулись, и начался затяжной ледовый шторм. Температура упала до минус восемнадцати.

Двое суток боролся «Вихрь» с волнами, ветром и битыми льдами, поневоле отходя к югу. Когда же шторм утих наконец, обледенелый сторожевик не смог пробиться к бухточке: путь преграждали торосы.

— Веселей, чем у бабушки на свадьбе! — усмехнулся Доронин, оттирая щеки и уши.

Наступал ранний январский вечер, а шторм и не думал утихать. Не надейся, что «Вихрь» вернется сегодня за «Хризантемой».

Бухточка скорее походила на ловушку ставного невода, чем на спасительную гавань. От океана ее отделяла невысокая каменистая гряда, шириной метров в семь, не больше. Ударяясь о гряду, огромные волны перехлестывали через нее и окатывали притулившуюся шхуну холодным, тяжелым ливнем.

Выбивая на обледенелой палубе чечетку и отчаянно размахивая руками, Алексей никак не мог согреться.

Дверь носового кубрика сотрясалась от беспрерывных ударов. «Ловцы» вопили, что они замерзают, что они голодны, требовали затопить печку и дать им горячий ужин. Из всех голосов выделялся пронзительный фальцет шкипера.

— Образованный господин, — кивнул Доронин на дверь: шкипер выкрикивал ругательства и на японском, и на английском, и на русском языках. Вперемежку с бранью он требовал, протестовал и взывал к гуманным чувствам пограничников.