Аграрная исстория Древнего мира - Макс Вебер

Обычными результатами этого процесса развития, поскольку он дает себя знать в области аграрной истории, является: уменьшение относительного значения плантации с покупными рабами, мелкая аренда из части продукта, как господствующая форма эксплуатации земельного владения, княжеское и наполовину частное, опирающееся на княжеское пожалование, приносящее ренты поместье (Rentengrundherrschaft) как социально и экономически преобладающая категория владения.

Итак, в общем, самые главные препятствия, которые встречало развитие капитализма в Древнем мире, заключались: 1) в политическом своеобразии античных общин, только что нами рассмотренном; 2) в рассмотренном раньше экономическом своеобразии античной культуры, а именно — чтобы резюмировать это — в ограниченности рыночного производства вследствие ограниченной, благодаря техническим условиям оборота, (экономической) провозоспособности товаров внутрь страны и обратно, в вызванной экономическими причинами и в самом существе его лежащей непрочности (Labilität) капитала и его образования, в обусловленной техническими причинами ограниченности эксплуатации рабского труда в крупном производстве, и наконец, в ограниченности «отчетности», которая прежде всего обусловливается невозможностью строгого коммерческого расчета при применении рабского труда. (Сама по себе, технически, вовсе «не развитая частная бухгалтерия Древнего мира представляет собой отчасти банковскую бухгалтерию, отчасти запись сельскохозяйственной наличности и расширенную отчетность домашнего хозяйства: только первая имеет характер купеческой бухгалтерии; вся остальная частная бухгалтерия — насколько нам это известно — по сравнению с поздним Средневековьем еще совсем не дифференцирована, если приложить к ней мерку капиталистического контроля доходности.)

Существовавшие в древности «крупные производства» с рабским трудом вызваны были к жизни не необходимостью по существу: не способом производства, основанным на разделении и соединении труда, а чисто личными причинами: случайным скоплением человеческого товара в руках одного лица в виде его имущества. Таков истинный смысл «ойкосной» теории. Вот поэтому-то всякое «крупное производство» и остается чем-то до такой степени непрочным (Labiles). «Мытарь»[47], мелкий ремесленник, мелочной торговец являются последним словом денежного хозяйства на Востоке и в эллинистическом мире, и как раз со все увеличивавшейся неподвижностью (Stabilität) политической и экономической жизни Запада и с одновременным замедлением процесса образования капитала они, в конце концов, и здесь оказываются господами положения. Всегда, как раз в периоды «насыщенного» порядка, который как раз тождественен с неподвижностью экономической жизни, останавливается и полет капитализма.

Античный капиталистический предприниматель, которого не следует смешивать с капиталистом-рантье, занимает почти всегда довольно-таки непрочное социальное положение, за частичным исключением разве что известных периодов вавилонского и эллинистического развития, как и развития конца Римской республики и начала императорской эпохи. В классический период главный контингент их составляют метеки и вольноотпущенники. Человек, занимающийся промышленностью, в демократической общине (и как раз именно там) нередко не имеет права занимать какие-либо должности. Политически полноправный гражданин, напротив, в идеале, «чужд корысти» (Nichtinteressent), т. е. на самом деле он — рантье или же приближается к типу рантье и в «свободных» общинах всегда прежде всего (так сказать) он — «обязанный делать военные упражнения резервист» (übungspflichtiger Heeresreservist). «Антимонетаризм» государственной теории Древности, по крайней мере по существу своему, не имеет этической основы, во всяком случае, не имеет ее и отдаленно в том смысле и в той мере, в каких его проповедовала средневековая церковь, чувствовавшая антипатию к безличному и потому недоступному моральной нормировке характеру чисто «деловых» отношений. Он обоснован, прежде всего, политически: 1) соображениями «государственной необходимости» (о них будет речь в своем месте); 2) идеалами равенства граждан и «автаркии» (самодовления) полиса и 3) социально: как одно из проявлений общего презрительного отношения господствующего класса рантье к ремесленному труду и к его представителям (als Bestandteil des Antibanausentums). С другой стороны, не существовало никакого этического преображения (Verklärung) промышленного труда (Erewerbsarbeit), и слабые его зачатки мы находим только у киников[48] и у мелкой буржуазии эллинистического Востока. Той опоры, какую рационализирование и экономизирование жизни нашло в религиозно, в сущности, мотивированной «профессиональной этике» начала Нового времени, не доставало античному «экономическому человеку». Он остается в сознании своей среды и в своем собственном сознании «лавочником» (Krämer) и «мастеровым» (βάναυσος). То, что обладание собственным кораблем, нагрузка собственных кораблей собственными предметами обмена и их сбыт через посредство слуги (как это делают цари, храмы, знать приморских областей в древнейшую эпоху), а затем ответвившаяся отсюда έμπορια, т. е. производившаяся в областях морской торговли первоначально, наверное, в форме комменды, а затем и вполне на собственный счет нагрузка чужих кораблей скупленными или взятыми на комиссию товарами, считались — впрочем, всегда с оговорками — вполне почтенным занятием, когда они представляли собой, в сущности, случайное, кратковременное распоряжение капиталом (Kapitalbesitz), а не носили характера постоянного «занятия» («Betriebes»), конечно, не является возражением. Государства Древнего мира, и как раз «свободные» города-государства, были полны сословных различий среди населения и политически обусловленных различий в имущественном праве (в частности, в земельном и наследственном), которые могли сделаться и делались источником всякого рода доходов и прежде всего рент. В особенности в демократиях — стоит только вспомнить политику Афин в отношении к праву гражданства — над всеми другими интересами господствовал мелкобуржуазный интерес к рентам и к «пропитанию». Это отношение ко всему с точки зрения рент и «пропитания» давало себя знать по политическим причинам и в монархиях, поскольку оно не сталкивалось со всемогущими фискальными интересами.

Таким образом, античная аграрная история в своем течении так тесно переплетается со всеми перипетиями истории античного города, что ее едва ли можно было бы рассматривать отдельно от них. Лишь в виде редкого исключения дошли до нас ясные известия об отношениях в тех имевших громадный количественный перевес областях, которые не имели городской организации и, конечно, лишь весьма немногие известия о порядках, существовавших в городских территориях — до возникновения города, а главное, почти никаких известий не дошло до нас из уст самих народов. Древнейшая еврейская традиция, которая, должно быть, была редактирована до возникновения у этого народа городской организации, создалась все же в среде, испытавшей на себе влияние вековой городской культуры и владычества чужеземных культурных народов, и, кроме того, еще до сих пор нельзя установить, в какой мере действительно «древнейшие» части ее подвергались позднейшей ретуши. Но и на Западе, где мы застаем народы на гораздо более примитивных стадиях, чем египтян и вавилонян, дело обстоит едва ли иначе. Чем собственно была первоначально «волость» («Gau»)[49], каков был социальный строй «деревни» («Dorf») до того, как началась на почве военного дела дифференциация (о ней речь впереди)? Делать об этом заключения на основании тех немногих сведений, какие мы имеем об этих учреждениях в историческое время, хотя бы и в тех местах, где не существовало тогда городского строя (как, например, в Аркадии, Самниуме, Персиде[50]), невозможно, конечно, уже потому, что нельзя знать, в какой мере то состояние, в каком эти учреждения в это время находились, являлось уже продуктом влияния находившихся в непосредственном соседстве городских областей. Тем более, очевидно, не может быть разрешен окончательно и бесповоротно вопрос, к какому времени восходят такие учреждения, как, например, фратрии, филы, курии, трибы[51], наконец, также и «роды». Ибо для этого предварительно надо получить совершенно определенный ответ на вопрос: подходит ли, в частности, «фратрия» (по общераспространенному взгляду самое древнее учреждение) к известным в этнографии типам или нет. В последнем случае, несмотря на все возражения, представляется наиболее вероятным, что она является продуктом уже вторичного, обусловленного военными требованиями развития.